Эбигейл

Морозной зимней ночью по широкой аллее парка, ступая мягко и беззвучно, шла ослепительно белая кошка. Под тусклым светом закоптившихся уличных фонарей её шерстка буквально светилась белизной. Откуда она пришла – никто не знал, хотя кое-кто из тех, кто видел её, утверждали, будто бы кошка появилась прямо на той самой аллее из хлопьев пушистого крупного снега, который не унимался тогда всю ночь.
- Не может этого быть! – скажете вы. И, возможно, будете правы.
Но, позвольте, неужто вы утверждаете, что чудес на свете не бывает?! В таком случае, мне очень жаль вас, ибо человек, потерявший веру в чудо – несчастный человек. Мы перестали замечать чудеса, потому что привыкли к ним. А представьте себе на секундочку, если однажды просто не взойдет солнце…

…Между тем кошка со всей, присущей этим животным, грациозностью шла по городу, и снегопад добросовестно скрывал её следы. На развилках и перекрёстках она не задумывалась куда идти, а просто уверенно поворачивала в ту или иную сторону. Можно было подумать, что у этой кошки есть совершенно конкретная цель. Она петляла около получаса и, наконец, остановилась перед небольшим старым домом из грязно-красного кирпича. Помедлив секунду, кошка выгнулась и одним, фантастическим по своей красоте и силе, прыжком взобралась на один из балконов. Повторив подобное упражнение несколько раз, она остановилась на, заставленном коробками, лыжами и прочим скарбом балконе четвертого этажа и спрыгнула с перил на пол.
Кошка подошла к двери и потрогала её лапкой – закрыто. Поняв, что ночью никто не пустит, она нашла удобное местечко в углу, рядом с большой, размокшей картонной коробкой и свернулась незаметным комочком прямо на снегу, устилавшем пол. Кошка прикрыла лапкой розовый нос, став теперь совершенно невидимой.

…Дима проснулся, как обычно, рано, хотя торопиться было некуда. Открыв глаза, он лениво потянулся и тряхнул головой, сбрасывая остатки сна. С ещё слипающимися глазами, он встал, натянул джинсы и футболку и поплёлся в ванную. Умывшись холодной водой, он, наконец, включился в жизнь. Проходя мимо зеркала, он попытался пригладить свои вечно торчащие в разные стороны, тёмные волосы – но тщетно. Не получалось у него это двадцать с лишним лет и сегодняшнее утро не стало исключением.
Подойдя к плите, Дима чиркнул спичкой – секунда и запыхтел чайник с облупленной эмалью. Порывшись в шкафу, юноша извлек жестяную банку с остатками кофе и небольшую синюю чашку. Он взял со стола пачку сигарет и направился к балкону, попутно роясь в кармане джинсов в поисках зажигалки.
Он вышел в футболке, как обычно. Раньше ему постоянно делали замечания вроде: «Дима, ну куда ты, бестолковый, без куртки на мороз!», «Дима, ты что давно болел?» или того хуже: «Дима, курить вредно!». Его всегда раздражали эти напоминания, и он пропускал их мимо ушей, а потом напоминать стало некому.
Юноша отворил балконную дверь, и его тут же обдало свежим морозным воздухом. Но не успел он сделать и пары шагов, как споткнулся о пушистый, мягкий комок, который, недовольно мякнув, мгновенно отскочил в сторону. Надо заметить, что Дима и сам перепугался от неожиданности так, что даже зажигалку выронил. Из-за большой картонной коробки на него внимательно смотрели сверкающие глаза и торчали белоснежные кошачьи ушки.
- Эй, ты как здесь оказалась?! – изумился Дима.
Он присел на корточки и тихонько поманил:
- Кис-кис-кис, ну-ка иди сюда.
Кошка покорно, осторожной мягкой поступью, медленно приблизилась к нему. Какое-то время они с интересом изучали друг друга. Юноша понятия не имел, как она могла оказаться здесь, так высоко, но отметил про себя, что кошка неимоверно красива. Потом он взял её на руки и к своему удивлению, отметил, что она не выразила ни капельки недовольства, страха или сопротивления. Он отнёс её в комнату и притворил балконную дверь.
- Ну и что мне с тобой делать? Придется отправить обратно на улицу – вздохнул он – Не могу я тебя оставить.
Дима поднял её на уровень своих глаз…и замер. Он только сейчас обратил внимание на глаза кошки – один изумрудно зелёный, а другой небесно-голубой. Большие, проницательные, с совершенно человеческой печалью, они неотрывно глядели на Диму. И вдруг показались ему такими родными…
- Эбигейл – прошептал он – я буду звать тебя Эбигейл.
В этот момент юноша забыл о той причине, по которой он не мог оставить кошку. Он просто чувствовал в руках такое пушистое теплое существо, в один момент ставшее ему как-то по-особенному дорогим. Дима посадил Эбби на колени, та потерлась об него и довольно замурчала. Юноша погладил кошку и улыбнулся. Улыбнулся впервые за этот ужасный год.
На кухне вдруг пронзительно засвистел чайник. По привычке Дима сорвался с места, забыв, что у него на коленях расположилась Эбигейл, но та мягко приземлилась на пол, на лапы. Как только он исчез за дверью кухни, кошка принялась осматривать комнату – не очень уютно. А точнее даже очень неуютно. Вся обстановка комнаты состояла из старого, драного дивана, на котором все ещё лежала Димина подушка и шерстяной клетчатый плед, письменного стола в творческом беспорядке, пары стульев, пыльного ковра на полу, видавших виды занавесок и огромного, почти во всю стену шкафа, заставленного всевозможными книгами, альбомами и кассетами.
На самой верхней полке Эбигейл заметила большую рамочку с фотографией
красивой светловолосой девушки с лучезарной улыбкой. Рамочку, с отбитым краешком и треснутым стеклышком. Рамочку…
- Эбби! Кис-кис-кис! – прервал её экскурсию Дима, и та охотно откликнулась на зов.
Эбигейл пришла на кухню и стала с интересом осматриваться там. Да, обстановка не ахти. Нечищеная плита, стол, раковина, холодильник, увешанный магнитиками и шкаф с посудой. Посуды было немного: одна чашка, одна тарелка, одна кастрюля, одно блюдце, вилка, ложка и нож. И все же, лучше, чем ничего. Юноша рылся в холодильнике, приговаривая с обреченным видом:
- Эх, даже покормить тебя нечем. Не рассчитывал я на гостей, тем более на таких.
В итоге, Дима достал пакет молока, налил немного в блюдечко и поставил перед Эбби.
- Угощайся – улыбнулся он, и кошка принялась пить с нескрываемым удовольствием.
Юноша взял со стола чашку со своим кофе и стал потягивать его, с умилением глядя на животное. Наконец, она выпила всё молоко, благодарно мяукнула и с мурчанием стала тереться о Диму. Он поставил чашку на стол, присел на корточки и почесал её за ушком.
- Жаль, что нам с тобой придётся расстаться – вздохнул он – Ведь я не могу поступить иначе. Если бы ты могла меня понять… – он помедлил секунду и затем обреченно сказал – Впрочем, тебе всё равно. Тебя пристроят в хорошие руки, и на следующий день ты обо мне забудешь. Я пойду. Нужно ещё кое-какие дела закончить…до завтра.
Дима вышел из кухни, взял со стола какой-то файл с бумагами положил их в сумку-почтальонку, висевшую на стуле, затем оделся в прихожей и ушёл. Кошка прыгнула на подоконник, глядя сквозь заиндевевшее стекло. В замочной скважине заскрипел ключ.
- Ах, бедный мальчик. Он так устал – покачала головой Эбигейл – Ну ничего, ничего. Мы все исправим – прошептала она.

…Вернулся Дима за полночь. Как только Эбби услышала скрип открывающейся двери, она ринулась в прихожую встречать своего новоиспеченного хозяина. И какая же картина предстала перед её глазами… Юноша снял шапку и на пол посыпался белый подтаявший снег, и тут же он становился багряно-красным от капель крови, сочившейся из разбитой брови Димы. Подняв глаза, Эбби заметила ещё несколько ссадин на его лице и стесанную кожу на костяшках пальцев.
Он снял куртку и направился в ванную. Дима умылся холодной водой, очистив лицо от запекшейся крови, не удосужившись даже обработать раны. Ему, казалось, было всё равно. Он прошел в комнату и присел на диван, в изнеможении откинувшись на его спинку. Эбигейл поспешила к нему. Она забралась ему на колени и, тихонько мяукнув, потерлась о его плечо. Дима вяло протянул руку, и, гладя её по голове, заговорил:
- Эбби…как же это тяжело. Невыносимо. Представляешь, единственный человек, которому я мог ещё довериться, мой лучший друг…предал меня. Не могу поверить – неужели он все это время притворялся ради того, чтобы заполучить это чертово место в редакции?! Надо же…так подставить…как у него только совести хватило потом мне в глаза смотреть? Не знаю, что на меня нашло – подрались. А смысл? Разве это что-то изменит? Даже удовлетворения не принесло, лишь немного облегчения. Иногда кажется, что выплеск агрессии решит все проблемы, как с кровопусканием для снижения давления – возможно, снизилось, но болезнь-то никуда не делась.
Он замолчал и через несколько секунд продолжил:
- Видишь эти ссадины, эту кровь? Это последняя кровь моего сердца. Больше не осталось. Ни капли. Забрали вместе со всем дорогим и родным, что было у меня в этой жизни. Теперь никаких сомнений не осталось. Ни малейших. Впрочем, кому я всё это рассказываю…
Через некоторое время Дима прилёг на ручку дивана и заснул. Эбби долго сидела рядом с ним, гладя его своей белоснежной лапкой по волосам, каждый раз, когда она проводила ею по его кровоточащим ранам, они становились всё меньше и меньше, и вскоре совсем затянулись.
- Так-то лучше – шептала она нараспев, тихо, чтобы не разбудить его – Спи, спи, родной, всё будет хорошо. Завтра нам предстоит тяжелый день. Отдыхай.
Только при этом сверкающие глаза кошки становились мутней и блекли. Наконец, вздрагивая, как от сильной боли, они легла рядом с Димой и тоже забылась.

…Проснувшись следующим утром, юноша почувствовал себя на удивление хорошо. «Странно, что ничего не болит после вчерашнего» – подумал он – «Впрочем, не важно. Откладывать не стоит. А то ещё чего доброго передумаю». Дима встал и направился в прихожую. Проходя мимо зеркала, он вдруг заметил, что все следы драки исчезли, не отставив о себе ни малейшего напоминания. Он был поражён, но слишком взволнован, чтобы придавать этому какое-то значение. Дима открыл дверцу самого верхнего ящика шкафа и извлек оттуда небольшой сверток в состарившейся жёлтой бумаге, перевязанный грубой толстой нитью. Несколько секунд он держал его в руках и пристально разглядывал, затем стер с него пыль и вернулся в комнату. Эбигейл проснулась и сидела на диване, пристально наблюдая за Димой.
Он маленьким перочинным ножиком перерезал верёвки и развернул бумагу. У него на коленях лежал новенький, блестящий кольт, приобретённый им ещё давно у одного знакомого, и несколько пуль калибром 9 миллиметров. Несколько минут Дима, совершенно не разбирающийся в оружии, возился с ним. Руки его дрожали, и пару раз он рассыпал содержимое свёртка, ползая потом по полу в поисках, рассредоточившихся по всем углам пуль. «Зачем?» - возникала у него мысль при этом – «Мне и одной будет вполне достаточно». Но он всё же ползал. Ползал и искал, оттягивая время. Наконец, он всё наладил и снял пистолет с предохранителя.
Эбби мягко спрыгнула на пол, приблизилась к Диме и уставилась на него, словно ожидая объяснений. Он заметил её не сразу, поглощенный своим занятием, но когда обратил на неё внимание, его будто стукнуло по голове:
- Эбби, а с тобой-то, что мне делать?! Не могу же я тебя оставить здесь все это лицезреть. Пристраивать тебя у меня времени нет, видно, придётся просто отпустить тебя, уверен, ты найдешь себе хороших хозяев… Хотя знаешь что - дверь открыта – Дима подошел к двери и толкнул её, впустив в комнату струю ледяного холода – Но выталкивать тебя я не буду, решай сама.
Юноша вернулся в комнату и сел за письменный стол.
- Записку что ли написать… Да ну, кто будет читать эту ерунду! – остановил он себя – Как будто я кому-то интересен буду после смерти. Раз при жизни не был, значит и сейчас нечего выпендриваться.
Дима крепко сжал в руке пистолет и, закрыв глаза, приставил его к виску. В голове бился обезумевший, слипшийся комок чувств, надежд, мыслей, воспоминаний… Проносилась ли жизнь перед глазами? О, да. Когда мелькали в его памяти счастливые моменты, хватка его ослабевала, но вновь он сжимал кольт все крепче и крепче, до боли в руке.

Детство. Маленький мальчик в красной футболке и шортах. Улыбается. Ах, как он улыбается! Рядом мама. Кажется, это его десятый день рождения. Да, конечно, он хорошо помнил его. Тогда ему подарили его первый настоящий футбольный мячик. Но помнил он его не поэтому. В тот день пришёл папа. Пришёл, обнял его и сказал, совсем как взрослому:
- С днём рождения тебя, сын!
Это был самый чудесный праздник в его жизни. Вся семья сидела вместе за столом, пили любимую Димкину яблочную газировку и хвалили, приготовленную мамой, курицу. Потом они гуляли в парке. Папа гонял с сыном новенький мячик, а мама, улыбаясь, пыталась их сфотографировать.

А вот это год спустя. Мама вышла замуж второй раз. Диме не нравился этот человек. Очень не нравился. Он плакал, просил не делать этого, но тщетно. Мама лишь успокоила его, заверив, что дядя Толя хороший, а им одним тяжело жить, ведь она недостаточно зарабатывает, чтобы содержать их.

Тот самый день. Он вернулся домой из школы и ему сказали, что мама умерла. Отчего он не знал. А дядя Толя… он исчез. Просто испарился. Со всеми сбережениями.

Детдом. Он и не знал, что люди могут быть такими жестокими. Воспитатели и дети – никто не считает его за человека, издеваются над ним. И Дима становится озлобленным, замкнутым, диким. В нём кипит злоба, жажда отомстить отчиму  и предателю-отцу. Он ведь сказал тогда, что не может взять ребенка, его новая жена беременна, поэтому все силы уходят  на неё.

Ему восемнадцать. Его, наконец, выпустили в «большую жизнь». И здесь никто не воспринимает его всерьез. Сирота, без образования, нищий – да кому он нужен. И Дима перебивался, как мог.

Год назад. Институт. Дима ни с кем не общается, он замкнут и мрачен, никого не подпускает к себе, его даже побаиваются. Впрочем, он никому и не интересен. Диму предпочитают обходить стороной. Он – никто. Тень, слившаяся с серостью стены.

Но вот и самое невероятное воспоминание. Девушка, изменившая всю его жизнь, его сущность. Та, что впервые за долгие годы лишений и несчастий, искреннее любила его и заботилась о нем. Прошло немало времени, пока Дима смог вернуться в нормальное состояние. Ещё бы, ведь много лет он жил только лишь своею злобой. Он любил её. Да, он больше жизни её любил. Что в ней было особенного? Так с первого взгляда и ничего: невысокого роста, застенчивая, вела себя и одевалась очень скромно – не чета своим красавицам-подругам. Но не в этом дело. Она была единственным человеком, понявшим и сопереживавшим Диме искренне.

Впрочем, это счастье его длилось недолго. На улице стояла такая же, как сейчас, прекрасная зима. Вот она-то и сыграла с ними злую шутку. Вечер. Мороз и гололёд. Они с Димой возвращаются с катка – довольные, разгоряченные и уставшие. Метель и нулевая видимость. Шоссе. Бешеный визг тормозов и тихий стон. Дима лежит на снегу на обочине – как он здесь оказался? Упал? Встал, обернулся, и раздался его отчаянный крик. Алая кровь и мертвенно-бледное лицо любимой. Он все понял теперь – оттолкнула.

С этого момента в его жизни была лишь боль и пустота. Она просто померкла, утратила смысл. Он не жил – существовал.

За секунду пронеслись в его воспаленном мозгу эти воспоминания.
И как итог – выстрел. Хлёсткий хлопок и глухой звук падения.

Через некоторое время Дима открыл глаза. Он был в недоумении – что случилось? Почему он до сих пор жив?! Он приподнялся на локте и увидел перед собой дрожащую Эбигейл. Её доселе ослепительно белая шёрстка поблекла и сделалась серой, бесцветной, и чудесные глаза её померкли. Кошку колотила мелкая дрожь, дыхание её было прерывисто, и она судорожно хватала ртом воздух. Дима остолбенел, он не мог понять, что происходит.
- Дима, дай мне глоток воды, пожалуйста – с трудом выдавила она.
Тот отшатнулся и в ужасе уставился на неё.
- Ты что – заикаясь, произнес он – Р-разговариваешь?!
- Потом все расспросы, прошу тебя, сделай, что я просила!
Дима с трудом поднялся, одолеваемый страхом и любопытством одновременно, дрожащими руками налил в чашку воды и принес Эбби. Она сделала несколько глотков и немного пришла в себя.
- Спасибо – сказала она – Тебе интересно знать, что все это значит, не так ли?
Он молча кивнул.
- Я здесь, Дима, чтобы не дать тебе совершить страшную и глупейшую ошибку. Вот эту – она кивнула на, валявшийся неподалеку, кольт.
- У меня не было другого выхода.
- Это не выход! – горячо бросила она.
- Ты мне сейчас что, нотации будешь читать? – буркнул юноша.
- Неблагодарный ты, Дима, человек – печально вздохнула она – Скажи, ради этого я отдала свою жизнь? Ради этого? Чтобы через год ты загубил себя, так и не поняв ничего?
- Господи…- прошептал он – Господи… Эбби… Неужели это ты, Эбби?..
Кошка покачала головой.
- Наконец-то. А я уж думала, никогда не сообразишь.
- Но как ты? Что?.. Я не понимаю…
- А понимать и не нужно. Нужно просто поверить. Дотронься до меня.
Дима протянул руку и осторожно коснулся мягкой шерсти.
- Я настоящая?
- А черт его знает… Кажется, да…
- Не «кажется», а самая что ни на есть настоящая – шикнула Эбби – Чудеса приходят к тем, кто их ждёт. А ты ждал. При видимой обреченности, в глубине души, ты все-таки ждал, но не смог себя преодолеть. Для этого я здесь. Чтобы помочь тебе.
- Ты заберешь меня с собой?
- Нет – покачала головой Эбби – Ещё слишком рано. Но я покажу тебе кое-что. Идём со мной. На улицу.
Она попыталась встать, но не держалась на ногах, она все силы истратила на заживление Диминой раны.
- Помоги мне – попросила она.
Он взял Эбби на руки, надел куртку и, посадив кошку внутрь, спустился вниз и вышел из подъезда. На улице было уже совсем темно, и только уличные фонари пятнами тусклого света разъедали вечернюю мглу.
- Смотри – сказала Эбигейл, высвободив лапку и указав ей на лепящих снеговика детей и их улыбающихся родителей – Разве это не прекрасно? Они счастливы, хотя каждый из них несёт свой нелегкий крест.
Потом она указала в другую сторону, там, на скамейке, мило болтала влюблённая парочка:
- Посмотри на них, и они счастливы, несмотря ни на что. Обрати внимание, сколько таких людей ты увидишь вокруг! Позволь, я расскажу тебе мудрую притчу:

Одному человеку казалось, что он живёт очень тяжело. И пошёл он однажды к Богу, рассказал о своих несчастьях и попросил у Него:
- Можно я выберу себе иной Крест?
Посмотрел Бог на человека с улыбкой, завёл его в хранилище, где были Кресты, и говорит:
- Выбирай.
Зашёл человек в хранилище, посмотрел и удивился. Каких только здесь нет Крестов - и маленькие, и большие, и средние, и тяжёлые, и лёгкие. Долго ходил человек по хранилищу, выискивая самый малый и лёгкий Крест, и наконец, нашёл маленький-маленький, лёгенький-лёгенький Крестик, подошёл к Богу и говорит:
- Боже, можно мне взять этот?
- Можно, - ответил Бог. - Это твой собственный и есть.

- Надеюсь, тебе не нужно озвучивать её мораль?
Юноша опустил голову. Он, конечно же, понял, что хотела сказать ему кошка.
- Оглянись вокруг – как прекрасна будет эта ночь! – продолжала Эбби - Посмотри, какое чудное небо сегодня – ты ведь никогда не видел разом столь звёзд, а тем более падающих. Посмотри, какой снегопад – крошечные снежинки, восьмое чудо света, вьются, будто маленькие мушки, иногда даже кажется, что они падают не вниз, а вверх. А завтра будет рассвет – на минуту снег вспыхнет и станет золотым, а потом будет искриться весь день под зимними солнечными лучами… Дима, - она обернулась к нему и посмотрела ему в глаза – Я хотела, чтобы ты видел это. Я так хотела, чтобы ты жил и мог каждое утро смотреть на этот волшебный рассвет, а ночью – на чудесные сверкающие звёзды, чтобы ты дышал этим свежим морозным воздухом полной грудью, и твоё лицо озарялось улыбкой. Я отдала за это свою жизнь. А ты так просто мог всё погубить.
По его щекам покатились слёзы. Он прижал к себе кошку и заговорил:
- Эбби, прости меня, прости… Я такой идиот. Мне просто не нужно все это без тебя, это ты должна жить…
- Без меня? Но Дима, я ведь всегда с была с тобой. Но ты настолько глубоко забился в свою депрессию, что даже не чувствовал меня.
- Ты останешься?
- Нет – покачала головой Эбби – Но помни, что я всегда рядом. Первый лучик солнца, заглянувший в твоё окно, мягким игривым светом разбудивший тебя – это я, теплый ветер, ласкающий своим прикосновением – это я, лунный свет, осветивший ночью твою дорогу – тоже я. Я – твой ангел-хранитель, на твоём жизненном пути я буду сопровождать тебя и оберегать. Но помни также, что кузнец своего счастья – ты сам, всё в твоих руках, а я лишь буду тебя направлять.
- Эбигейл… - прошептал Дима, сквозь слёзы.
- Т-с-с… - остановила она его – Не нужно больше слов. Всё будет хорошо. Ты должен всего лишь верить.
Кошка спрыгнула на землю. Сейчас её глаза снова сияли, как две звезды. Как на фотографии в рамочке, на самой верхней полке. На фотографии светловолосой девушки с лучезарной улыбкой и разноцветными глазами – изумрудно-зеленым и небесно-голубым. В рамочке с отбитым краешком и треснутым стеклышком. В рамочке с черной ленточкой в правом нижнем углу и подписью: «С любовью. Эбигейл».
Она медленно, со всей присущей кошкам грациозностью, пошла по широким улицам города. Под тусклым светом закоптившихся уличных фонарей её шерстка буквально светилась белизной. Куда она пропала – никто точно сказать не мог, ведь снегопад вновь заметал её следы так добросовестно. Впрочем, некоторые утверждали, будто бы она растворилась в крупных, пушистых хлопьях снега, не унимавшегося тогда всю ночь.
- Не может этого быть! – скажете вы. И, возможно, будете правы.