Последнее дело капитана Жиглова детектив наоборот

Регулировщик тоже человек! Приняв за аксиому это высказывание уже не трудно провести аналогию и поверить, что не каждый, у кого на плечах милицейские погоны оборотень, что и под кителем «опера» тоже бьётся сердце, жаждущее любви.
Теперь вспомним немногие, ставшие достоянием публики случаи, когда жрецы богини Фемиды влюблялись в преступников...

Мужчина-рыцарь этакая блажь
В наш век стремительный и просвещённый,
Последний пылкий он и трепетно влюблённый,
Судья и адвокат, любимой верный страж.

Мужчина-рыцарь может многое простить,
Готов он подвиг совершить, поверить в чудо,
В наш прагматичный век явился он оттуда,
Где было принято любовь спасти и защитить.

Валерий вышел из суда, не застёгивая пальто, улыбаясь, шёл по знакомой с  детства улице родного города: Весна!
Сосульки мерно капают на мокрый от стаявшего снега асфальт, Солнышко запуталось в голых ветках старого тополя, воробьи, зимой, облюбовавшие чужие гнёзда, с криком отстаивают свои права, отбиваясь от возвратившихся с юга хозяев. Жизнь прекрасна! Наконец-то закончился этот нескончаемый бракоразводный процесс,
Он из принципа не хотел давать взятку, нагло смотрящей в руки судейской даме, из гнусности тянувшей с решением почти полгода, дважды дававшей время на примирение. Дело было даже не в том, что его милицейская душа выворачивалась от отвращения при слове «взятка». Бывшая жена Лера всегда говорила, что он идеалист, не приспособленный к жизни. Просто он считал, что достаточно заплатил четырьмя годами своего «счастья» с Лерой, за это право на свободу.
Нет! Сначала это, кажется, всё-таки была любовь.
Милая девочка, скромница, надутые губки, почти детские игры, Валерий и Валерия – красиво, и познакомились красиво...

У брата Лёшки сын родился. Это сейчас отец трёх мальчишек-погодков о дочке тайно мечтает, а тогда...
Одни врачи уверяли, что у Нины проблемы, другие Алёшу, который только в тридцать пять лет женился, по полной программе нагулялся, обвиняли. Не получалось у них ничего почти пять лет, никак не получалось, отчаялись, ребёнка из детдома взять хотели, и вдруг подарок к сорокалетию - сын, здоровый, крупный в отца, вес - четыре триста. Хрупкая, тоненькая Нинка всю ночь разродиться не могла, Кесарево сечение делали.
Обалдевший от счастья братец надвое суток, с ночёвкой «мордой в стол», в ресторане «Афины» у друга своего Никоса прописался. Звонить в ресторан, смысла нет. Ник, он только тогда Никос – потомок Эсхила и Софокла, когда галстук в кадык упирается, а как распустит Лёшкин дружок галстук, рюмочку, другую опрокинет, моментально в Кольку - Ставриду (сокращённо от фамилии Ставридис), одноклассника и подельщика братца во всех школьных и дворовых безобразиях превращается.
Дружба у них долголетняя, но странная – «барышня и хулиган».
Правда, Никос отнюдь не хулиган, скорее «суровый воин». У него и сейчас, как у барона Мюнхаузена каждый день в перекидном календаре «Объявить войну...» записано.
Он свою судьбу в первом классе выбрал, за косички Аннушку не дёргал, портфель ей домой не носил, подошёл после первого урока, проинформировал,
• Школу окончим, я на тебе женюсь! – стихи не писал, цветы не дарил, с каждым мальчишкой, который «не по делу» с девочкой заговорил, дрался, пока не поняли все, пока Аннушка не поняла, что это любовь, одна на всю жизнь...
И Лёшку барышней вряд ли кто-нибудь назвать осмелится. Братец по природе своей великий любовник Казанова. Для него сам акт любви почти вторичен, первичен процесс завоевания. Для него важно, чтобы все особы женского пола от внучки соседа Петра Никифоровича, третьеклассницы Машки до девяностолетней прабабушки дружка Ника Варвары Спиридоновны на него с обожанием смотрели.
С возрастом другие приёмы восхищать слабый пол придумал, а в третьем классе... Аннушка ему тоже приглянулась, или непорядок – все девочки на него смотрят, а одна нет, - заметил.
Валерий через двадцать лет после этой «великой битвы» в школу пошёл, но и ему от славы брата частичка досталась.
Этот бой третьеклассников, на который пол школы сбежалось посмотреть, окончился ничьей, победила дружба, уже двадцать лет не ржавеющая.
Алкоголь, по выстроенной, не раз доведенной Алёшей до сведения Валерия, теории - враг возвышенных чувств, потому что у пьяной женщины на уме обычно то же, что и у пьяного мужчины. Какое уж тут обожание? В общем, братец почти не пьёт, так рюмочку в праздник - для настроения, но тогда столько за здоровье жены и сына выпил, роженицу забыл проведать...
По своей инициативе Валерий точно бы за Лёшкой к Никосу не пошёл, дел много было. Уголовный розыск работа такая, где мало работы никогда не бывает, и отступление брата от правила «почти не пьёт» навсегда запомнил. Сто двадцать килограммов веса, пропорционально разбросанных на двух метрах костной массы в нетрезвом состоянии укротить без вмешательства семьи потомственных дрессировщиков львов и тигров, Запашных – задачка не для слабонервных. Себе дороже! Но позвонила Нина, а жена брата женщина особенная...

Когда Лёшка к завтраку из своей спальни очередную девушку привёл, отец скулой недовольно дёрнул, точно про себя: Какое падение нравов! – наверное, в сотый раз подумал, мама вздохнула, и эта у неё на груди рыдать, о любви к её сыну рассказывать, будет, и Валерий, рассматривая очередную жертву Лёшкиного обаяния, решил, что эта долго не задержится.
Стандартно милое лицо, причёска без модных изысков, одежда неброская, скромненькая, а братишка любит, чтобы и лицо и одежда и перманент с макияжем...
За те полтора месяца, которые выдержала первая фаза Лёшкиной любви, Нина стала своим человеком у них в доме. Выросшая в семье алкоголиков девочка привыкла сама пробивать себе дорогу. С первого взгляда и, кажется, навсегда влюбившись в братца, она категорически отказалась, от столь любимых Алёшей, романтических ужинов в ресторанах, катаний в машине и на прогулочном катере, моря цветов и подарков. После работы, не забывая купить что-нибудь вкусненькое к ужину, Нина шла к ним, как к себе домой. Она мыла посуду и убирала в комнатах, играла с папой в шахматы и домино, помогала студенту Валере готовиться к экзаменам, внимательно прочитав предлагаемые в учебнике ответы, с важным видом,
• А скажите-ка мне молодой человек... – задавала указанные в билетах вопросы.
Лёшка, как и предполагалось, охладел, и Нина стала приходить реже, примерно раз в неделю, представляя в качестве уважительной причины купленный в очереди сборник шахматных задач или кусок мяса, добытую по случаю кофточку  для мамы или куриц, коих привезли в буфет телецентра и в обед продавали сотрудникам: По две штуки в одни руки! - приобретённый по блату из-под пустого прилавка кусок сыра или учебник по криминологии. Тогда в тогда ещё Союзе на всё это был дефицит. Очень умно и тактично, она демонстрировала, что не обижена и приходит совсем не к Лёшке, просто добирает недоданное ей в детстве тепло семейного очага, и злившийся вначале братец потерял бдительность, даже в разговорах на тему,
• Что-то Ниночка вторую неделю не заходит. Наверное, опять в командировку послали... – стал участие принимать.
Он привык, перестал смущаться, знакомя Нину со своей новой возлюбленной, и она умело прятала свою боль.
Начав на местном телевидении с должности курьера, Нина заочно окончила университет, бралась за самые неудобные, территориально удалённые истории, колеся по области, вместе с оператором готовила репортажи, привозила из своих командировок подарки и интересные рассказы.
А потом, на дне рождения Валерия, Нина весь вечер танцевала с Никосом и Лёшка, пришедший с миленькой девочкой Олей, напился, устроил скандал, угрожал, что расскажет обо всём Аннушке жене закадычного друга, уехавшей отдыхать в Болгарию.
Когда Никос, улыбаясь, спросил,
• О чём, обо всём? - порывался ответить кулаками...
Неужели на фоне Никоса Алёшкиным глазам открылось что-то спрятанное от глаз других?
Он следил за Ниной, устраивал сцены ревности,
• Переезжай к нам!!! – на весь дом орал.
Она ответила,
• Нет! – пояснила, - Я люблю тебя Алёша, а ты... - и перестала приходить в гости.

Тридцать первого декабря начальник, тогда ещё майор Птичка, разогнал оперов после обеда к Новому году готовиться и, входя в дом, Валерий видел, как брат, вытащив из машины что-то напоминающее упакованный в тряпку, обвязанный верёвкой ковёр, уложил на плечо, понёс к себе в комнату.
Он решил, что Лёша подарок купил, поругал себя за невнимание к родителям и завалился спать. А вечером удивился.
Мама, вместо того, чтобы готовить праздничный ужин, бегала из кухни к двери Лёшкиной комнаты, возвращаясь, докладывала папе,
• Он сказал: Я тебя люблю!
Снова убежала, сообщила,
• Она ему не верит!
Папа прокомментировал,
• Так ему и надо!!! И в кого он такой бабник!?! – без возражений принял, мамину реплику,
• Молчал бы! Помнишь, как ты с Валькой за год до свадьбы! – и мама поняла, что сейчас есть более важная тема, чем папины похождения тридцать пять лет назад, махнув рукой, ушла в разведку, а когда опять появилась на кухне, на её губах блуждала счастливая улыбка. Мужчины без слов всё поняли, но она, вытирая рукой глаза, всё же проинформировала, - Согласилась! – подумала и добавила, - Предупредила, что измены его терпеть, не намерена...
Нина умница. К мужу, как к собаке относиться, и приласкает, и накормит, и погулять выпустит, но на жёстком поводке, а брат с поводка и не рвётся. Или своё отгулял, или свою, которую нужно каждый день завоёвывать, нашёл...

Валерий осмотрелся, готовясь к основному этапу операции: Совсем неизвестно, какой фортель братец от счастья, во хмелю выкинет! - и, кажется, сразу влюбился в сказочную фею, в голубые глаза, в длинные шёлковые, цвета топлёного молока волосы, в задорный курносый носик и аппетитно сложенные, как для поцелуя, сочные губы.
Полдень. В зале, который залом с большой натяжкой назвать можно, белые колонны, огораживающие овальную площадку, нависающую над морем, алебастровые юноша и девушка - статуи, взирающие на мир слепыми глазами древних греков, почти пусто, только компания девчонок за столиком по диаметру напротив Лёшкиного стола.
Лера не трещала, как другие девчонки, даже не улыбнулась, серьёзно посмотрела на откровенно залюбовавшегося её красотой парня и скромно опустила глаза. Пришлось действовать через её подруг, потому что она отказалась разговаривать с незнакомцем. До официального предложения руки и сердца она отказывала в невинном поцелуе и, сгорая от страсти, он не успел, не разглядел, упрятанные в самой глубине прекрасных голубых глаз, обычные бухгалтерские счёты, постоянно перебрасывающие жёлтые и чёрные костяшки, производя подсчёты, сверяя дебет и кредит.
Отец и Алёшка занимаются бизнесом, и Лера видимо рассчитывала, что Валерий одумается, войдёт в семейное дело, но он всегда, ещё со второго класса, посмотрев телесериал «Место встречи изменить нельзя», мечтал работать в милиции. Ему казалось, что фамилия Жиглов обязывает. Маленький Валерка просто обожествлял героя Высоцкого – Глеба Жеглова, специально рвал, доводя до хрипоты детский голос, часами перед зеркалом вырабатывал короткие, жёсткие предложения-приказы.

Смешно, но, сегодня перевалив за тридцать, он иногда ловил себя на том, что подсознательно ещё подражает своему кумиру, говорит жёстко, короткими фразами, часто использует «феню» –  воровской жаргон.
Он даже одно время, ещё учась в университете, интересовался традиционными воровскими кличками, татуировками, происхождением удивительного языка, перелопатил горы литературы и выяснил, что придумали странный говор, дали ему название коробейники, которых в старину называли «офени». Они переговаривались между собой так, чтобы покупатели не поняли.
Позднее в странный сленг, принятый нынче уголовным миром, органично вплелись слова из русского, украинского, польского и других языков, на которых разговаривали в необъятной Российской империи. Бандиты и революционеры добавили слова на еврейских языках иврит – для разговоров с БоГОМ, и идиш – для бытового пользования, который в свою очередь происходит от швабского диалекта немецкого языка. Русская ягода малина, стала обозначать – притон, лох по-немецки дословно дырка – непосвящённый в воровские уловки человек, которого легко обмануть, обокрасть, «шмон» - восемь на языке иврит. Именно в восемь часов вечера, при царе Николае, устраивали обыск в тюремных камерах. Хаза, ксива, гоп-стоп, стрём – всё свои корни в разных языках имеет. Получилась круто заваренная каша, которую, без труда, должен уметь разобрать по крупинкам каждый уважающий себя оперативный работник.
Клички тоже не последняя вещь в них коды не только о внешности, привычках, чертах характера заложены. Крест – это вор, и попробуй какой-нибудь «приблатнённый» Крестом назваться, перо, то есть нож под батарею (под рёбра), и поминай, как звали.
Татуировки: Звери на груди зубы скалящие – «воровская профессия», статья по которой сидел, и количество куполов на церкви на спине – срок.
Это сейчас уголовник недисциплинированный пошёл, а раньше, при старых порядках со всеми этими атрибутами преступной жизни строго было. 
На вопрос: «Какими языками владеете?» в одной из многочисленных анкет, Валерий как-то указал «феней», за что получил нагоняй от начальства.
Четыре года это была дежурная домашняя шутка, но когда, сразу после окончания университета, он действительно пошёл работать в уголовный розыск, родители и даже Алёшина жена Нина всполошились и только любимый старший брат, заступник и защитник довольно пробасил,
• Что вы крик подняли? Мент в семье бизнесменов – это же подарок судьбы!!!

А жена... Примерно через год после свадьбы Лера стала демонстрировать, что её раздражают его постоянные задержки на работе, ночные дежурства, однако не нужно было быть большим специалистом-психологом, чтобы понять: больше всего её раздражала любая новая вещь, купленная женой брата.
Может быть, Валерий был, сам виноват? Может быть, нужно было тогда взять Леру за руку и уйти, снять квартиру, но, он вместе с папой и Лёшей строил этот огромный, трёхэтажный дом, специально спланированный на три семьи с залом для семейных торжеств подстать небольшому ресторану и старым дедовским сосновым столом на кухне. У деда было пятнадцать детей и отец, остановившийся на двоих из-за маминой болезни, всегда мечтал, что пустующие места за этим столом займут многочисленные внуки.
Валерий очень любил свой дом, ему было уютно и тепло с родителями, Алёшкой и Ниной их мальчишками. В этом доме жила семья, все любили друг друга, и он сначала даже не заметил зависть, просто поедающую его жену, их брак. Постоянно намекая на нищенскую зарплату милиционера, Лера завидовала каждой тарелке, каждой тряпке, купленной Ниной.
Единственное, что не вызывало у неё зависть, это трое погодков племянников, весёлый визг которых с утра до вечера разносился по всему дому.
• Дети цветы жизни, - брезгливо говорила она, отворачиваясь от мальчишек, - когда они растут на горшочках, на чужих балкончиках, - и Валерию становилось стыдно и больно, он мечтал хотя бы об одном мальчике или девочке, всё равно, только бы это был их, его ребёнок.
Полгода назад Лера поставила условие,
• Или я, или твоя дурацкая работа! - и он выбрал работу.
Правда бывшую жену поддержала мама. После двух огнестрельных и одного кастетом по касательной в висок, мама всё время боялась за непутёвого сына. Такова видимо человеческая, материнская природа – постоянно защищать меньшего детёныша, а для мамы он всегда будет младшеньким…
Валерий родился, когда старшему брату Алёшке исполнилось уже пятнадцать, да ещё и ростом, статью пошёл не в высоченного, грузного отца, как братишка, а в мамину родню…
Невысокого для мужчины роста, всего метр семьдесят пять, прекрасно сложённый, изящный, он казался артистом балета, рядом с кряжистыми, тяжеловесными коллегами, но почувствовавшие на себе знали, что лучше не будить спрятанную под этой внешней грацией силу.
Он был мастером спорта по Самбо и эта самая самооборона без оружия, не раз выручала, а однажды, при задержании опасного рецидивиста с нежной кличкой «Семь пудов», вооруженного кастетом, спасла жизнь…
Алёшка всегда, на свой лад, шутливо успокаивает маму,
• Посмотри! На нем даже милицейская фуражка сидит, как нимб. Ничего с ним не случится!!! Он же охрана для всей семьи в двух ипостасях. И честный мент, и святой апостол в одном лице!!!
Братец любит сказать красиво, но, поздно возвращаясь с работы, Валерий всё чаще ловит на себе беспокойный Лёшкин взгляд…
В общем, всё хорошо! - удовлетворённо думал капитан милиции Валерий Жиглов, мужчина тридцати лет, снова холостяк, любимый сын и брат, здоровый, полный сил, несмотря на пережитые производственные травмы и нервотрёпку, оставшейся в прошлом семейной жизни, - Всё хорошо и весна, только…

               
В этом «только...», уже несколько месяцев была неразрешимая проблема.
На работе в сейфе, в папке с надписью «Кидала» и большим вопросительным знаком лежали заявления трёх потерпевших, похожие друг на друга, как близнецы-братья. 
Почерк преступлений был один и тот же, и это давало основания предполагать, что все они совершены одним и тем же лицом.
Вот только где искать это лицо?
Никто из потерпевших даже не мог толком его описать, и вообще в этом деле было много непонятного, странного…
Днём, недалеко от какой-нибудь фирмы, которой владел или куда заезжал по делам потерпевший, машину очередного «нового русского» останавливала молодая женщина, дальше полный мрак.
Потерпевшие не могли объяснить, почему остановили машину, ведь не для того же, чтобы «закалымить» десятку, при их тысячных доходах. Через два-три квартала женщина выходила и хозяин машины в обмен на её мелкую купюру, добровольно отдавал ей содержимое своего кошелька.
Женщина не брала доллары, дорогие, тяжёлые, золотые цепи и перстни, которыми украшают себя новые хозяева жизни, кредитные карточки, только национальную валюту в бумажках, без мелочи. Да, и брала то немного… Деловые люди наличность в основном в свободно конвертируемой валюте держат. 
Никто не запомнил, были ли на ней перчатки, вообще никто из потерпевших не мог описать, как она была одета, и идентичных отпечатков пальцев, повторившихся, на оставленных, залапанных как любые деньги банкнотах не было. Проведенная от безысходности проверка пригодных к дактилоскопии, свежих отпечатков в милицейских картотеках, в которой хранились «портреты умелых ручек» практически всех не только осуждённых преступников, но и подозреваемых, задержанных в пределах совсем недавно казавшегося вечным, и вдруг, в одночасье ставшего историей государства, тоже никаких результатов не дала.
Только первый потерпевший как-то неуверенно указал: волосы чёрные длинные, худая, старые джинсы, потёртая курточка. Но какие это приметы?
Как у живого классика,
• Многие парни плечисты и крепки,
      Многие носят футболки и кепки,
      Знак ГТО на груди у него,
      Больше не знаем о нём ничего!
Вот именно ничего…
Почему-то единственным, что запомнили все «кинутые» был кулон с прозрачным, овальной формы бледно-голубым камнем, который крутила в руках на цепочке преступница.
Валерий даже не мог разработать «План розыскных мероприятий». Какие мероприятия, когда ни одной зацепки? 
• Типичный «глухарь»... - сокрушенно говорил начальник отдела подполковник Птичка, - Будем ждать развития событий! - но развитие событий ничего, кроме новых заявлений от новых потерпевших не прибавляло.
Кидала появлялась примерно раз в месяц, каждый раз в другом районе миллионного города, отбирала у очередного фирмовладельца деньги, оставляя на добрую память купюру без отпечатков пальцев и чёткие воспоминания о качающемся в руках бледно-голубом прозрачном камне.
Несмотря на ползущие по городу слухи, папка в сейфе продолжала пухнуть от новых заявлений без всякого просвета, но и без этого дела, в городе с преступностью всё было нормально, то есть правильнее сказать ненормально.
Славу этого города, кажется, всегда составляли не только созидатели, в строгом соответствии с наукой геометрией распланировавшие улицы, построившие дома, посадившие деревья в парках и скверах, учёные и изобретатели, музыканты, художники, писатели,  но и те с кем по долгу службы и по убеждениям боролся капитан Жиглов. Кстати, писатели, поэты и музыканты не раз воспевшие в своих творениях улицы  бегущие к «самому синему в мире» морю, своеобразный говор живущих на этих улицах людей, оставили потомкам любопытные портреты местных налётчиков, конокрадов и аферистов. Творцы совсем не скрывали симпатий к этим остроумным «романтикам с большой дороги» изящно и интеллигентно грабившим доверчивых земляков. В этом немножко придуманном городе настоящие бандиты и малолетние хулиганы становились командирами Красной армии и зубными врачами, а совершенно реальные добропорядочные граждане с фантазией совершали деяния, подпадающие под статьи Уголовного кодекса.
И сегодня экскурсовод, проводя группу по утверждённому кем-то маршруту, покажет  туристам дом,
• Здесь родился... – застроенную под жилой район балку, - Здесь промышлял... - и тюремное здание, - Отсюда бежал... – расскажет, приукрашенную горожанами историю о «благородном разбойнике», от бесчинств которого страдали их предки.
Да были воры здесь когда-то! Лихие, смелые ребята! Богатыри, не вы...
Карманники - маравихеры, домушники, форточники, гоп-стопники, валютные и игровые фармазоны облюбовали южную «жемчужину у моря», зовут её мамой, в курортный сезон им активно «помогают» заезжие гастролёры... и Валерий с головой погрузился в сотни новых дел, почти забыл  о странном «глухаре»…


Ранняя осень. Любимое время года капитана Жиглова.
Ещё тепло, но уже уходит изматывающая жара, уже разлетелись по домам курортники с детьми-школьниками, совсем скоро полетят за ними перелётные птицы и заезжие гастролёры, местные дачники вернутся из солнечных халуп в, оставленные на всё лето, на потребу ворью, квартиры.
В пятницу утром Алёшка предложил вместе пообедать в ресторане, 
• Есть дело! Нужно поговорить тихо, без баб.
Валерий точно знал это его дело и почему «без баб», то есть без мамы и Нины, тоже знал. Брат опять будет уговаривать бросить работу, перейти в «тихую заводь» предпринимательства, а мама со страхом и сочувствием, пожирающая глазами младшенького, всегда сбивала Лёшку с серьёзного на шутливый тон.
Можно подумать, что в их бизнесе безопасно. Вон у «убойного» отдела от разборок и взрывов голова пухнет, - думал Валерий, по-хозяйски въезжая во двор отцовской фирмы.
Прочтя записку с тысячей извинений, Алёша уехал в порт, оформлять документы на прибывший груз, он потрепался за жизнь со старым бухгалтером, знакомым ещё с тех пор, когда папа работал главным экономистом большого, давно простаивающего завода, и решил вернуться на работу. Хорошо хоть не пешком.
Получив оплату за какую-то сделку, поддержанными «Мерседесами», папа и Лёшка сделали ему на день рождения царский подарок, почти не требующую ремонта шестисотую «тачку»…
Только отъехал от знакомых ворот, увидел девушку, просительно поднявшую руку. Валерий всей кожей, каждой клеточкой своего тела, почувствовал, что просто необходимо остановиться, подобрать случайную пассажирку.
Он ещё заметил мелькнувший в её руках кулон с голубым камешком, подумал: Много машин, может быть авария, - пристально уставился на дорогу.
Потом кулон утонул где-то в складках кожаной курточки и, приходя в себя Валерий, успел увидеть девчонку, лет восемнадцати с непослушной копной, торчащих в стороны, чёрных волос, тёмными, как переспевшая слива «венгерка» зрачками, блестевшими в белоснежных белках миндалевидных, огромных глаз и сочными, будто спелые светло-красные черешни губами, почему-то спиной вперёд отходящую от машины.
Удивился: Что это меня на фрукты потянуло? -  и сообразил, что держит в руках свой кошелёк.
Деньги были на месте, и он вдруг всё понял. Это была она - его кидала: но почему не «кинула», не забрала зарплату за месяц?
Девчонка уже исчезла, растворилась в толпе, только в подсознании, кажется, сохранилась небольшая, мальчишеская фигурка, почти стандартная мордашка с детскими ямочками на щеках и необыкновенно-прекрасными глазами.
Видение расплывалось, и Валерий не был уверен, сможет ли составить фото робот, записать словесный портрет. Да и зачем? Что он может ей инкриминировать? Какие обвинения предъявить?
Он вдруг понял, что сохранит для себя, увидит, узнает в любой толпе эти особенные, колдовские глаза.

Эта девочка с феноменальными способностями заинтриговала, отбирая аппетит, прерывая сон, притупляя интерес к работе, вкус к жизни.
Он думал о ней, искал, но огромный город-курорт, миллион жителей плюс туристы даже зимой…
Валерий не перестал искать, просто видимо внимание притупилось и, направляясь в районный центр, допросить свидетеля, он увидел только девчонку, бегущую за отъезжающей электричкой…
Поезд уже отходил от перрона и, услышав шипение закрывающихся дверей, девочка, сообразив, что опоздала, ехать сорок минут, а ждать следующего состава, минимум час, побежала.
Тепловоз уже медленно тащил вереницу подопечных по заданному маршруту, но стоящий в тамбуре последнего вагона Валерий, прижал смыкающиеся створки двери плечом. Она протянула руки, и он втащил её на площадку. От резкого рывка, задыхающаяся девчонка, упала на его грудь, подняла голову и он увидел эти особенные глаза нимфы на побледневшем лице.
Она, наверное, хотела сказать: Спасибо! – приоткрыла черешневый рот, но, видимо узнала его, ничего не сказала, жалко улыбнулась, посмотрела опасливо, тревожно…
Он  наклонил голову, он был всего сантиметров на двадцать выше, и их губы просто слиплись, как две базарные карамельки. Его губы страстно открыли ей рот, присосались, вбирая её губы, её язык. Их руки одновременно зарылись в волосы: её мягкие, чёрные, длинные, его коротко стриженные, светло-каштановые, лаская, поползли по затылкам, по плечам, по спинам, наконец, встретились и сплелись пальцами, сжимаясь. Они дрожали, теряя дыхание, сливаясь, растворяясь, друг в друге, оторвались и, прижавшись к исцарапанным, покрытым пятнами стенкам тамбура, кажется, целую вечность глядели в глаза его серые чуть прищуренные, вопрошающие, её чёрные огромные, удивленно распахнутые…
Забыв обо всём, Валерий пытался понять, какая сила мгновение назад мощно соединившая их заставляет болезненно трястись колени, сжимает руки в кулаки, разливает сладостную муку по всему телу не мальчика, взрослого, искушенного мужчины.
Вагон дёрнулся, опять бросая их навстречу друг другу, и он, уронив портфель, прижал девочку к стене, покрывая поцелуями её лицо, шею, приник к губам и когда она неумело, робко ответила, ему показалось, что он сейчас взлетит и понесётся, перегоняя поезд.
Хлопнула дверь, раздались голоса, электричка подъезжала к станции и они, оторвав губы, разомкнув руки, смешались с заполнивший тамбур толпой прибывших пассажиров, молча, порознь, вышли из вагона, как по команде, разошлись в разные стороны.


Выяснив, что поезда останавливаются здесь примерно каждые два часа, Валерий выпил в железнодорожном буфете большую рюмку водки, приходя в себя, вышел на маленький перрон. Засунув руки в карманы лёгкой, весенней куртки походил, пытаясь привести мысли в порядок.
За почти восемь лет оперативной работы, у него были не только мужчины, но и женщины подозреваемые. И какие женщины, не чета этой сопливой пигалице! На него кидались с кулаками, грозили прирезать, предлагали деньги, откровенно обещали неземные удовольствия, но никогда, даже в самом сумасшедшем сне не возникало желания прикоснуться к какой-нибудь даме, ещё не обвиненной, только предполагаемой преступнице.
Кидала, вор на доверии, фармазон. Эта воровская профессия, если конечно имеешь дело с профессионалом, а не с жалким напёрсточником, базарной гадалкой, пляжным карточным шулером, обыгрывающим доверчивых курортников, предполагает острый ум, обаяние, изобретательность, богатую фантазию и даже при наличии многочисленных показаний потерпевших и свидетелей, чёткого словесного портрета, вещественных доказательств, милиции всегда трудно доказать вину афериста.
Несмотря на отсутствие улик, он был на сто процентов, уверен, что держал в руках, обнимал, целовал кидалу, но самым ужасным было то, что никогда, ни одна женщина не была для него так желанна, не давала такого наслаждения…
На скамейку уселась старушка с двумя плетёными корзинками и, устроившись рядом, Валерий заговорил о погоде, о ценах на городском рынке, о зарвавшихся перекупщиках. Старушка и сама была не дура поговорить и через десять минут, узнав всё о её бездельнике старике, непутёвом зяте, трудолюбиво ворующей яйца на местной птицефабрике дочери и гениальном внуке в три года стреляющем из водяного пистолета в соседских кошек, он призвал вес свой профессиональный опыт, безразлично спросил,
• У вас тут девушка живёт с чёрными глазами, часто в город ездит,
• Маринка, - сразу сообразила старушка, - хорошая девка, воспитанная, только ведьмачка,
• Кто? - переспросил Валерий, и понял, что бабушку не нужно разговаривать, сама затараторила, как горох из мешка посыпала,
• Ведьма говорю, - удивилась его непонятливости собеседница, - и прабабка у неё ведьма была, тоже Маринка, люди говорили из греческого села, от нелюбимого жениха сбежала, травками лечила, сглаз заговаривала. Её все в городке боялись. Только сын еврея - аптекаря Янкель, не побоялся, женился, у него у самого мать сказывали, ведьмой была, таблетки, снадобья всякие варила. Потом уже их сынок Сенька настоящую цыганку из табора, Раду в дом привёл. Цыгане её убить хотели. Что-то она там у них не так сделала. Правда, прожили они не долго. Сеньку на войне убили, а Рада ничего, в сорок шестом домой вернулась, сына воспитала. На птицефабрике нашей учётчицей работала, людям, какие просили по руке, на картах гадала, тоже всякие травы знала, приворотные зелья брошенным жёнам давала. Хорошая была баба, сынку образование дала, а сын Стёпа, пока учился жену басурманку заимел. Красивая... а глаза узкие, как у китайца. Мы её сразу боялись, но ничего добрая оказалась. Имя у неё какое-то чудное не выговоришь, мы её, Любой зовем. Степан Семёнович с Любой докторами в больнице работают. Родилась у них эта самая Маринка, её ещё Рада воспитывала, а уж она, когда бабка умерла за двумя младшими братишками смотрела, пока в этот, как его, психический институт не поступила. Вот «бесово семя» эти близнецы Стёпка и Сенька!!! Весь городок за день оббегают, всё с ног на голову перевернут, со всеми подерутся. Родителей в грош не ставят, а Маринку бояться, потому как ведьма, - неожиданно сделала вывод старушка,
• Почему ведьма? – удивился Валерий,
• А это уж так ведётся, мальчишки, они и есть мальчишки, толку от них в этом деле никакого, а как у ведьмы дочка или там внучка, правнучка родиться, точно ведьма! – старушка засуетилась, к перрону подходила пригородная электричка. Всё-таки, не удержалась, уже стоя на лесенке вагона, обернулась, - Да ты милок ей в глаза посмотри! - улыбнулась, хитро прищурилась, - Али уже посмотрел?
• Она сегодня в город вернётся? – только и успел спросить Валерий, бабушка пожала плечами,
• Старательная она, отличница, с племяшкой моей Варькой училась. Если не выходной завтра её институт, поездом «Москва - Львов» безбилетницей за пятёрик поедет, чтоб на завтра успеть…
Валерий так и не пошёл опрашивать свидетеля. Он подумал, что завтра
подполковник Птичка, ему голову открутит, и тут же забыл об этом.
Володька из «убойного» всегда шутит,
• Ваша Птичка, если рассердится, взлетит, так обпачкает, не отмоешься! - но сейчас на это было наплевать.
Ему было наплевать на всё, кроме маленького «Третьего интернационала» с огромными, прекрасными глазами и он, обращая на себя внимание работников станции, отъезжающих и провожающих, целый день нервно ходил по перрону, настороженно осматривая садящихся в поезда пассажиров.
Он сначала вспотел под ещё жарким осенним Солнышком, потом вечером почти продрог от уже холодного осеннего ветерка, но не почувствовал. Ему было всё равно, он не замечал ничего, что происходило вокруг, он ждал, ждал уже не надеясь, думая, что старушка ошиблась, а может быть сегодняшнее утро и электричка, и эта старушка приснились ему в бредовом, прекрасном сне.
Только когда она всё-таки пришла к поезду «Москва - Львов», он проснулся, проявил чудеса оперативности. За пять минут, пока она прощалась с худенькой женщиной, что-то строго выговаривала двум одинаковым, вертящимся на месте от избытка энергии, мальчишкам, Валерий нашёл начальника поезда, показал служебное удостоверение и устроился в пустом купе притихшего, спящего вагона, перед которым она нежно поцеловала мать, потрепала щёчки погрустневших братишек.

Поезд дёрнулся, набирая ход, застучал колёсами по металлическим рельсам, ритмично, не громко, как огромное сердце великана. Девушка уселась, поудобнее устраиваясь на маленьком откидном стульчике в коридоре вагона, и Валерий, используя элемент внезапности, пока она не начала свои штучки, схватил её за руку, втащил в купе, швырнул на скамью, закричал,
• Идиотка!!! Ты знаешь, что такое семь лет в зоне? – девчонка не испугалась, зло прищурилась,
• А Вы знаете, что такое, когда тебя лапает дядька, который старше твоего папы!!! Ещё ничего не произошло, а ты уже чувствуешь себе истёртой банковской бумажкой, прошедшей через тысячи рук!!!
Валерию стало так жутко, как не было никогда, даже тогда когда «гот-стопник» по кличке Бешеный сунул ему между глаз дуло своего обреза. Ему не было так страшно, потому что тогда всё зависело от него, от его силы и ловкости, от простого ментовского везения. Ему тогда повезло, что-то упало за стеной, Бешеный испуганно дёрнул головой и за это крошечное мгновение он, капитан Жиглов перехватил огромную лапу, вывернул ствол, успел упереть его в потное брюхо бандита, а сейчас…
Он испугался за неё - Маринку!!! Понял, что если услышит, узнает, что её кто-то обидел, просто заплачет, а потом найдёт этого, который старше её папы, и убьёт, выпустит всю обойму из табельного оружия, в этого мерзавца.
• И что? – хрипло прошептал он,
• Ничего! Я подумала о деньгах, и он отпустил, сунул мне в руку свой толстый кошелёк… Я давно знала, что умею, и бабушка Рада знала, больше никто, но я никогда не пользовалась, никогда, даже в школе, даже на экзаменах!!! - она заплакала и Валерию стала совсем плохо. Он молча опустил голову, а её прорвало, она не могла уже остановиться, должна была выговориться, рассказать, - Общежитие на ремонт закрыли на каникулы, уже почти год не открывают! Хозяйка за комнату каждый месяц деньги требует, а у родителей нет, они сами без зарплаты, мальчишки по два-три месяца мяса не видят… они растут, им белок нужен… - она замолчала, вытерла руками глаза.
Он не мог ждать.  Терпким от страха, занемевшим горлом, прохрипел,
• Что дальше?
• Дальше? Вышла я с четвёртой пары, конец месяца, хозяйке деньги отдавать и старушку, за которой присматривала, в магазины ходила, её дочка деньги платила, «Скорая» в больницу забрала. И у девчонок нет. Мы в комнате впятером живём. У всех родители учителя, врачи, зарплату не получают, иногда по три дня есть нечего. На улице голова от голода закружилась, чуть не упала, тут этот на своей тачке и подъехал. Я дура думала, дядя пожалел, в «Макдональдсе» гамбургер купил, мороженое, а он машину в тёмный переулок загнал, под кофту полез. Я сначала даже решила, - Пусть! - Деньги очень были нужны и сразу так противно, так жалко себя стало… Нонка подружка... потом повеситься хотела… Мы её одну не оставляем… до сих пор по ночам ревёт, так жутко…  - она замолчала, переживая ещё раз свой стыд, горе подружки.
• Что ж ты всё время в одной куртке, - спросил он, только бы что-то спросить, нарушить это нестерпимое молчание, - раз… - он хотел сказать «воруешь» и не смог,
• Я ведь только на квартиру, хозяйке платить, братишек, девчонок чуть подкормить…
• А у меня, почему деньги не взяла? – не поднимая головы, спросил Валерий, ему было стыдно встречаться глазами с этим повзрослевшим от жестокой жизни, ребёнком.
Она помолчала, подбирая слова, а он за какой-то миг вспомнил свои счастливые студенческие годы с веселыми пирушками и приколами, казёнками в кино и отработками, поездками в стройотряды и ночными бдениями над учебниками перед сессией, с первой взрослой страстью и первым познанием чуда взрослой любви …
• Я не у всех деньги беру, только у тех, которые под кофту…хотят… других так отпускаю, только за проезд не плачу, - девочка ещё раз всхлипнула, положила голову на его плечо, - а Вы порядочный, добрый, хотя и мент, я сразу чувствую…
Валерий пробурчал,
• Ну, просто Робин Гуд! - обнял нежно, как ребёнка, пытаясь успокоить, защитить, повернул голову, хотел спросить, - Откуда ты знаешь, что я милиционер? - и случайно наткнулся губами на приоткрытый черешневый рот.
Она вцепилась руками в его голову, прижимая к себе, почти по-детски лаская его губы, он забыл все вопросы, схватил, со всей силы придавил к своей груди и перестал существовать. От его тела остались только руки, страстно, жадно ласкающие выгибающуюся от удовольствия спину, только губы, ненасытно вбирающие атласную кожу щёк, подбородка, шеи и снова, снова спелые черешни губ. Он забыл студенческую науку прожженного сердцееда, свой семейный опыт, стал мальчишкой впервые несмело, неумело и от этого ещё более нежно ласкающим свою первую любовь…
Уже в машине, он всё-таки вспомнил, спросил,
• Откуда ты знаешь, что я милиционер? – она задорно улыбнулась,
• У Вас Валерий Павлович удостоверение в левом, внутреннем кармане пиджака лежит. Я ещё тогда, выходя из машины, прочла …
• Ты что удостоверение доставала? – удивился он: Неужели не почувствовал, что обыскивала...
• Нет! В кармане прочла, когда Вы ко мне лицом повернулись. Глупо конечно! Пока читала, контроль утратила, Вы меня и запомнили,
• Вот! – пригрозил Валерий, - Прекрати пока не поздно. Не дай БоГ контроль утратишь, попадёшься!
• Не утрачу, - уверенно произнесла она, на минуту задумалась, - Просто Вы мне сразу очень понравились! Очень… Я ведь с Вами даже это, что умею, - задумалась, - колдовать не могу, - попросила, - Остановите здесь, пожалуйста, - отошла от машины, вернулась, поцеловала его в губы, - Меня Маринкой зовут, Вы ведь уже знаете. И не ходите за мной, только неприятности наживёте. Я чувствую, я Вам всю жизнь переверну…


Жизнь, устоявшиеся взгляды, милицейское мировоззрение летели ко всем чертям… Дело было не в том, что он отчаянно, неистово, бешено хотел эту почти незнакомую девочку, жалел и желал её…
Всё началось с того, что он сказал преступнице, аферистке, воровке на доверии,
• Не дай БоГ попадёшься.
Милиционер, работник уголовного розыска Валерий Жиглов точно знал,
• Вор должен сидеть в тюрьме!!!
Какой-то другой Валерий Жиглов уже спрашивал,
• Кто должен сидеть в тюрьме? Голодная, кажется, не испорченная городской цивилизацией, наивная девочка, залезшая в чужой карман от отчаяния, от безысходности, только потому, что в этой новой, недавно созданной стране кто-то решил, что тем, кто лечит, учит, у станка стоит зарплату платить не обязательно, что в помещении детского сада или студенческого общежития лучше открыть ресторан, частную гостиницу, разместить фирму, или одержимый похотью скот, считающий, что за свои, пусть честно, пусть в поте лица, заработанные деньги может, как вещь, купить, взять просто так, для развлечения, без любви секретаршу, сотрудницу, женщину на улице…
Он ругал себя, что тогда не сообразил, не предложил ей деньги, только бы она прекратила, не попалась. После развода у него были деньги, и он мог, хотел помочь, просто так, не требуя ничего взамен.
Он искал Маринку по всему городу, объезжал район, где она вышла из его машины, часами кружил возле медицинского института, потом всё-таки решился, зашёл в деканат. На кафедре психиатрии было две совершенно чужие Марины, и общежитие работало без всякого ремонта уже почти десять лет…
Обманула?
Она его обманула!!! Его профессионала, капитана милиции, работника уголовного розыска, опытного опера обманула девчонка-аферистка!!! 
От этого обмана, от осознания своей идиотской доверчивости, в, казалось бы, стандартной ситуации, было так больно, как будто та пуля, выпущенная из газового пистолета, переделанного под боевой, подручным «медвежатника» по кличке Ксерокс, снова вошла в грудь всего на два сантиметра ниже сердца, разрывая мягкие ткани… 
Ксерокс, получил прозвище за странное хобби. В свободное от основной работы время, Андрей Николаевич Боткин рисовал, для себя, для души, не с целью наживы, аккуратно перерисовывая в альбом купюры достоинством сто, разных стран. Он скрупулёзно, как ксерокс копировал мельчайшие детали, подбирал цвета, и деньги в его альбомах выглядели, как настоящие, бери и расплачивайся в любом банке.
Всего три года с того дня, когда из большой страны пятнадцать кусочков выкроили прошло, а уже каждый бизнесмен устанавливает у себя дома сейф для свободных, спрятанных от налоговой инспекции денег, и умиравшая под бременем усиленной банковской охраны, воровская профессия «медвежатник» снова расцвела, вооруженная достижениями научно-технического прогресса. Вместо старого медицинского стетоскопа, современный «медвежатник» использует дорогостоящую импортную аппаратуру, быстро и без особых хлопот вскрывая домашние банки.
Сколько пришлось повозиться Жиглову, загоняя Ксерокса и его дружка, подельщика Буру в угол, даже пулю схлопотал, а они уже, наверное, на свободе. Просто ареал обитания сменили. Профессионал адвокат, «неподкупный» судья в наше время великая сила.
От той раны остался только маленький шрам чуть ниже левой груди, эта всё время болела, кровоточила.
Он ненавидел эту девчонку, эту обманщицу, ненавидел так жадно, так страстно, что ему казалось эта рана не затянется никогда. Ненависть жгла калёным железом мозг, сердце, всё тело, мешая думать, даже о том, что она эта ненависть имеет особенный сладковатый привкус спелых черешен…


Заявления от потерпевших от рук аферистки поступать перестали. Валерий спрятал папку с надписью «Кидала» в самый дальний угол огромного сейфа, завалил разработками раскрытых дел ещё не ушедшими в архив, но стоило только переступить порог кабинета, как из угла над сейфом дразня, издеваясь, гипнотизируя, смотрели на него огромные, прекрасные, чёрные глаза, лишая сил, отбирая интерес к работе…
И так тошно, так  как назло именно в это время газеты, телевидение запестрели громкими разоблачениями «оборотней в погонах». Его коллеги, офицеры милиции грабили, убивали, брали взятки, совершали головокружительные афёры, искусно соперничая с теми, кого по долгу службы обязаны были ловить, отправлять за решётку для перевоспитания.
А тут ещё Алёшка как змий искуситель со своими шуточками на завтрак, 
• Юрист у нас на ПМЖ в Новую Зеландию к тёще уезжает. Вот люди устраиваются! Пять лет назад говорил «Тёща на Родину предков едет», а сейчас получается её предки новозеландские маори - каннибалы. Это с кем мы батя восемь лет работали? Без юриста хоть зарежься, хоть повесься, - Лёшка сокрушённо покачал головой, - и приличного человека найти негде! Юрист в фирме, как жена в доме, или верная подруга, - он нежно посмотрел на Нинку, - или  ветреная шлюха! Ой, извините девушки!!! – Паясничая, поклонился Лёшка маме и Нине, посмотрел на Валерия, - А некоторые тут сидят, юридическую морду воротят…
• Я специализировался по уголовному праву, - отмахнулся Валерий,
• Мы его вырастили, выучили, - как кот Матроскин из мультфильма, веселился  братец, - а он нам специализацию  рисует…
Всё опротивело до тошноты! Сил нет! Голова раскалывается, и уйти нельзя - дежурство. Хоть бы вызов, какой чтоб не сидеть болваном в опостылевшем кабинете! Не дай БоГ!!! Если вызов, значит, что-то случилось, значит у людей горе! Совсем опер расклеился, - думал Валерий, усевшись на стол, спиной к сейфу, только бы не смотреть в тот проклятый угол, но от этого было не легче. Он и думал то о всякой ерунде, чтобы не допустить в мозг, в душу мысли об этой обманщице, об этой «кидале»: Сорваться бы домой, выпить бутылку водки, так чтобы уже ничего не соображать, улечься и спать, спать, спать, без мыслей, без снов…
В дверь осторожно постучали: Чужие! Свои барабанят кулаком или без стука в дверь вваливаются…
Он уселся за стол, раскрыл папку, принял деловой вид,
• Войдите!
Огромный дядька, ну просто один из трёх Толстяков из сказки Юрия Олеши, за руку втащил в кабинет безвольно поникшую Маринку,
• Из приёмной прямо к Вам послали! – он видимо имел в виду дежурную часть, и Валерий, несмотря на ситуацию, ухмыльнулся, как этот канцелярский сленг живуч, - Сказали Вы это дело ведёте товарищ начальник!
• Что у Вас? – пересохшими губами, грозно прохрипел капитан Жиглов,
• Вот! – гордо произнёс дядька, выталкивая Маринку в узкий проход между столом и диваном, - Я почти год назад заявление подавал, а Вы не чешетесь! Я её сам поймал воровку!
• Прекратите орать и выбирайте выражения, «не чешетесь». Вы, между прочим, в милиции, а не у себя на базаре! - приказал Валерий.
Он не успокоился, он не мог успокоиться, просто сгруппировался, как перед прыжком и сразу вспомнил этого «фрукта». Первый потерпевший по делу «О нанесении материального ущерба частному лицу, изъятием денег путём введения в заблуждение потерпевшего», владелец киосков «Пиво и водка на разлив» на городском рынке, явно ранее судимый, можно конечно запросить документы, но и так видно по этому подчёркнутому «товарищ начальник».
• Извините, товарищ начальник, - стушевался дядька, - просто сильно разволновался. Эта, - он хотел сказать гадость, но только испуганно посмотрел на Жиглова, - я её сразу узнал! Я же её пожалел, в «Макдональдс» повёл, гамбургер, мороженое купил, а она из кошелька перед Масленицей три сотни увела. Я же внукам хотел на праздник гостинцы купить…


Нечеловеческим усилием Валерий сдержал себя, чтобы не кинуться, не вцепиться, не сжать руками до хруста, до хрипа эту жирную, красную шею.
Он понял, что это тот первый, который «машину в тёмный переулок загнал, под кофту полез» – тварь!
Пусть она воровка, аферистка, преступница, но ты, ты же добропорядочный гражданин, нежный дедушка своим внукам, а чужую дочку, внучку, почти девочку не пожалел – грязное животное…
Валерий сжал руки под столом так, что побелели костяшки пальцев, попытался посмотреть Маринке в глаза, ещё раз убедиться, что прав, но она не подняла голову. Опустив белое, как стена, залитое слезами лицо, не слыша и не видя ничего, безразличная к крикам и обвинениям, она стояла перед его столом, ожидая приговора, и он вдруг понял, что ему, только ему дано сейчас право выбрать, решить её судьбу, её жизнь.
Валерий на миг подумал об обмане и всё-таки выбрал, он не мог решить иначе, он уже просчитывал ситуацию,
Один свидетель на девять эпизодов... Маловато!
Вещественных доказательств ноль;
Улики? - Кулон!!!
На лбу, от напряжения, выступили капельки пота: Может, её в дежурке обыскали!?!
Грозно посмотрел на потерпевшего,
• Подождите в коридоре! Я Вас вызову! – и когда дядька недовольно буркнув, вышел, быстро, крупно написал на бумаге «Камень», поднёс к её лицу.
Она не шелохнулась, он дёрнул за руку, требовательно посмотрел в заплаканные глаза, одними губами прошептал «Кулон» и когда она снова не среагировала, полез в карман потёртой кожаной курточки, обыскивая, подсознательно притянул её к себе, как бы в процессе обыска, лаская, доверчиво прижимающееся к нему худенькое тело. Маленькая блестящая цацка легла в кобуру под ствол пистолета, он уселся за стол, полистал заявления потерпевших, ничего ли не забыл.
Чтобы успокоиться достал из сейфа бланк «Протокол допроса», начал привычно, скучным голосом задавать вопросы, 
• Фамилия? Имя? Отчество? Дата и место рождения? Постоянное место жительства? Место работы, учёбы?  - рука дернулась, поползла по бумаге, рисуя длинную кривую, когда она бесцветным голосом прошептала,
• Университет, факультет психологии…
Всё просто, совсем просто... не медицинский институт, государственный университет, не психиатрия – психология, не обманщица, не обманщица…
Взял её за плечи, притянул к себе прошептал в самое ухо,
• Ни в чем не признавайся, - она как будто окаменела, и он подумал, так, ради эксперимента, произнёс, - Меня подведёшь!
Он почувствовал как она, до сих пор безучастная, напряглась в его руках, увидел страх в огромных, страдающих глазах, понял, поверил, что это страх за него и как мальчишка, не удержался, на миг прижался губами к атласной коже за ухом.
Капитан милиции, оперативный работник в своём служебном кабинете целовал подозреваемую «в краже путём введения в заблуждение», нежно раскрывая покусанные губы, ласково прижимаясь к опухшим от слёз глазам, холодным, солёным щёкам… 
Она несмело ответила и он, как конюх Иван из сказки «Конёк-Горбунок» окунулся, в кипящее молоко, в горячий, сладкий пар счастья и выскочил, родился совершенно другой человек....
Не мент, не опер – царевич прошептал,
• Всё будет хорошо. Успокойся! - и уже дописывал: «избрать мерой пресечения подписку о невыезде», - когда в кабинет ввалился его начальник подполковник Птичка.
Какой-то чёрт принёс старого служаку так поздно в управление, столкнул его в коридоре с этим гадом потерпевшим и теперь все доводы Валерия, все слова о целесообразности разбивались, о довольную улыбку подполковника,
• «Глухарь» раскрыли!!!
• У нас же только показания одного этого типа, больше никаких улик! - убеждал Валерий,
• Оформляй три дня без предъявления обвинений. Соплячка! Расколется! – хлопнул рукой по столу Птичка, - Ты и не таких раскалывал!
Единственное, что он сумел выторговать, заявив, что если она действительно та самая кидала, то у неё на воле должны остаться крепкие сообщники и закрывать её с теми, кто завтра выйдет и передаст маляву на волю опасно, это отдельную камеру. Когда, наконец, ушел подполковник, Валерий специально грубо отправил потерпевшего, и прошептав,
• Доверься мне. Всё будет хорошо, - сам препроводил Маринку в камеру.
Внизу было шумно. Приехавший с облавы на привокзальной площади ОМОН выгружал из «воронков» отловленных нарушителей закона. Грязные, оборванные профессиональные нищие с умело наложенным под грязь, уродующим гримом. Два фраера напёрсточника, несколько мелких неопытных вертлявых карманников, прячущих дрожащие от страха руки. Целый цыганский табор, как всегда одни женщины, с воющими детьми и естественно десяток вокзальных проституток…
Капитан милиции Жиглов давно привыкший лицезреть попадающий в «обезьянник» сброд, брезгливо скривившись, прошёл бы мимо, но из старой кожи уже вырвался совсем другой человек.
Этот новый человек вглядывался в потухшие глаза, привезенных с облавы проституток, совсем молоденьких, почти девочек в ярких пятнах косметики, в крикливо-безвкусных нарядах, пытаясь разглядеть того первого, внушившего, что любовь можно продать, купить за деньги…
«Жрицы любви»!!! Разве это любовь? Разве этим чистым словом можно назвать, грязное, мерзкое животное извращение, приводящее откормленных самцов в сауны, массажные салоны, просто на улицы… 
Кто придумал, что женщина, в сокровенных, прекрасных глубинах которой зарождается ребёнок, новый человек, может служить товаром, пунктом удовлетворения чьих-то низменных, звериных потребностей? Куда смотрит Закон? 
Валерий, кажется, впервые усомнился во всесилии величавой богини с завязанными глазами, впервые подумал, что на перевесившей чаше её весов не Правосудие, презренный металл.   



Он вернулся в кабинет, стал снова перечитывать показания потерпевших, поставил рядом со словом «Кулон» жирный вопросительные знак, написал запрос на этого подонка, толстяка, прошёлся по кабинету и вдруг почувствовал, ей совсем плохо, она прощается с ним.
Перескакивая через ступеньки, сбежал вниз, вырвал ключ из рук знакомого охранника Сергея Васильевича, заглянул в глазок. Она уже хрипела, соорудив удавку из разорванной зубами футболки, привязала к ножке кровати, сучила ногами, пытаясь отползти, затянуть, страшный галстук смерти… 
Уложив её на потёртый диван с инвентарной биркой, стоявший в кабинете, со времён царя Гороха он растирал посиневшую, опухшую девичью шею, пальцами чувствуя, что даже сейчас её кожа не утратила нежную атласную шёлковистость.
Он шептал ласковые слова, пришедшие от мамы из детства, нежные, успокаивающие, тонул в огромном море страдания, стыда, всепоглощающего отчаяния, выплёскивающемся наружу из огромных чёрных, как штормовые тучи глаз и, как молитву во спасение, повторял снова и снова,
• Я придумаю девочка! Я вытащу тебя отсюда! Мне не жить без тебя!!!
Уже под утро, сквозь дверь с первого этажа донеслась песня. Цыганский хор знаменовал благополучный выход из КПЗ исполнением «Мурки».
Валерий улыбнулся, подумал: Володька сегодня дежурит! Меломан чёртов! Это для него цыганки «Мурку» исполняют.
Хотел поделиться смешной информацией о странном пристрастии оперуполномоченного из отдела по расследованию убийств к блатной песенке. Не успел сказать, застыл с открытым ртом.
Маринка, вслушиваясь в разухабистую, всегда казавшуюся ему весёлой песенку, плакала. Она не всхлипывала, не вытирала бегущие по щекам слезинки, просто смотрела на него влюблёнными, мокрыми, и от этого ещё более блестящими, выразительными чёрными глазами, прошептала,
• Прости любимого... – помолчала и сделала вывод, - Все имеют право любить! Даже воры...
И Валерий вдруг по-новому услышал, понял, что все и цыганки, и артисты поют «Мурку» неправильно, потому что это совсем не весёлая задорная песня, тоска влюблённого, исповедь страдающего мужчины не сумевшего защитить, погубившего свою любовь...
Он хотел сказать, но не мог, только тихо, одними губами повторил,
• Прости любимого... - улыбнулся, и девочка сквозь слёзы нежно улыбнулась в ответ.
Вырвав у неё клятву, что она не будет больше пытаться сделать это страшное, непоправимое, ради себя, ради него, он заставил Маринку выпить таблетку снотворного и когда её веки отяжелели, принимая сон, отвёл её в камеру.
У него было сегодня много дел …
Головная боль прошла, сна ни в одном глазу, видимо открылось второе дыхание. Он отправил несколько запросов в центральную картотеку. Просмотрел сводку происшествий за ночь: Пусто! Ничего интересного. Думай Жиглов! Думай! - понукал и так перенапряженный мозг, отбрасывая приходящие мысли, - Нет! Не то! Не годится!!!
Всё-таки не удержался, позвонил в университет,
• Общежитие на ремонте с июля прошлого года,
• Когда откроете?
• Кто спрашивает? Из управления милиции спрашивают! Да! Вами уже милиция интересуется! 
Он подумал о её феноменальных способностях, о том, что она может просто выйти из КПЗ, просто уйти, но это был не выход. Её будут искать, а он хочет, он должен сделать так, чтобы её официально отпустили, чтобы не осталось никаких подозрений, чтобы её оправдали навсегда…
К вечеру он получил ответ на запрос о прошлом первого потерпевшего. Этот правдолюб с базара, этот нежный дедушка, был, в прошлом дважды судим за грабёж и за попытку изнасилования. Это уже было кое-что, но до полной победы, было ещё далеко.
Поздно вечером, когда в коридорах управления затихли шаги, дежурная бригада выехала в новый ресторан, где уже час происходила разборка двух враждующих бандитских кланов и, видимо, были жертвы, он позвонил начальнику и, выяснив, что подполковник укладывается спать, вызвал Маринку на допрос.
Ночные допросы всегда были коньком капитана Жиглова. Стоило полчаса подремать на кабинетном диване, выпить большую чашку кофе и он мог без проблем работать всю ночь раз, за разом задавая одни и те же вопросы, анализировать, быстро сопоставлять ответы, потихоньку загоняя преступника в угол, но на сегодняшнюю ночь у него были совсем другие планы.   

Маринка вошла, чуть шаркая старенькими, растоптанными кроссовками без шнурков.
Валерий сотни раз видел, как тянут ноги задержанные, у которых отбирают перед отправкой в камеру галстук, ремень, шнурки, всё из чего можно соорудить удавку, но даже эта её неловкая походка вызвала такую нежность, что на глаза навернулись слёзы. Он не мог понять, что с ним происходит!
Он вполне мог совладать с голодом, который она в нём вызывает, с, кажется, всё время: Хотя куда уж больше? - нарастающей страстью, но эта нежность, как к первой любимой, как к своему ребёнку, захватывала, наполняла его таким ощущением своей мужской силы, таким желанием согреть, защитить созданную природой, БоГОМ, только для него, женщину.
Сжимая в карманах кулаки, он отпустил охранника, запер дверь кабинета и без слов, без страсти, очень нежно, боясь напугать, припал к по-детски припухшим губам. Она обвила его шею, подставляя рот, лицо, ласкала тоненькими пальчиками уши, волосы, слабо, почти не чувствительно сжала его сильные плечи. Он вспомнил: … под кофту полез, - но она сама разорвала вчера футболку, войдя, сжимала рукой кожаный ворот, а сейчас отпустила, и он решился, прижался губами к шёлковистой выемке, к маленькой, сладкой груди в вырезе надетой на голое тело курточки.
Она сама потянулась к пуговкам его рубахи, но он придержал дрожащие, горячие пальчики, поднес к своему лицу, поцеловал атласные ладошки,
• Не здесь и не сейчас, потом, когда ты решишь сама…
• Я уже решила, - прошептала она, - Я это всё заслужила… Я хотела умереть, потому что Вы меня презираете, а я люблю Вас,  больше смерти… больше жизни…
Наверное, оттого, что не отдыхал уже сутки, почти ничего не ел, а может от её слов, закружилась голова.
Он уселся на диван, притянул её к себе, обнял, лаская, и она  прижалась головой к его груди, нежно обхватила руками шею и замерла.
Они сидели молча, не двигаясь, тесно прижавшись, друг к другу, как дар любви, принимая синхронное биение сердец.
Это был не сон, не явь, это было какое-то колдовство, дающее силы прожить ещё один день…
Когда начало светать, он дал ей подписать заранее приготовленный протокол, в котором было всё и голодный обморок, и посещение «Макдональдса», и машина в подворотне, только в конце вместо денег, угроза толстяка отомстить за отказ.
Это был так, запасной аэродром на крайний случай. Он верил, знал, что найдёт другой, более стоящий выход.
Шли вторые сутки с момента взятия под стражу.
Валерий судорожно копался в Сводках за прошедший месяц. Он не мог сказать, что ищет, но упорно перечитывал список человеческих бед и страстей, почему-то уверенный в том, что именно в этом перечне нарушителей Десяти заповедей - убил, украл, пожелал, найдёт то, что ищет, когда в дверь постучали.
Раздраженно сказал,   
• Войдите! - и удивленно уставился в лицо худой, с красным, алкоголическим носом женщины, с синими припухлостями под накрашенными глазами.
Жиглов сразу узнал эту даму.
Месяца полтора назад возле маленького посёлка между промышленной зоной и огромным спальным районом нашли труп женщины примерно двадцати пяти – двадцати семи лет. Никаких признаков насильственной смерти, передозировка наркотика, в розыске не находится.
Такое впечатление, что нигде не жила, нигде не работала, никаких, не только родственников, просто знакомых, интересующихся судьбой умершей, ни в городе, ни в стране нет.
Этот посёлок, выросший на месте пригородного хутора, полностью сожжённого во время войны, облюбовали цыгане. Центральная усадьба колхоза располагалась довольно далеко и немногие выжившие жители хуторка, просто ушли, кто в большую деревню, кто в город, а вернувшийся с войны цыганский барон - орденоносец сумел закрепить землю за своей общиной.
Прошло лет сорок. На землях отчужденных у этого самого колхоза, вырос многоэтажный спальный район и вошёл в черту города. Вместе с районом в городское подчинение попал и посёлок, добавив много хлопот милиции.
Дело было не в обычных кражах, в городе их и так хватает, с этим было даже проще. Стоило потерпевшим описать вора – цыгана, и через день-два можно было получить украденное в доме барона. Как на заре советской власти «похищенное есть, вора нет»…
Проблема была в другом. Все знали, что только сунь руку с деньгами почти в любое окно в посёлке и сразу получишь желанный «марафет».
Цыгане сами наркотики не употребляют, видимо щедро оплачивают работу местной милиции и поэтому всегда знают, когда будет облава.   
В общем, все знают, доказательств нет, есть труп молодой женщины на дороге без документов и с многочисленными следами от старых и свежих инъекций…
После объявления по местному телевидению и появилась эта красноносая женщина и, дыша на капитана смесью вчерашнего перегара и сегодняшней «опохмелки» сообщила, что это её дочь Екатерина, нигде не работающая, ушедшая из дома две недели назад и прихватившая с собой зарплату сожителя матери.
На опознании в морге мать и её сожитель подтвердили личность погибшей, и дело ушло в архив.
Спустя неделю женщина появилась снова, потребовала справку для бухгалтерии автопарка, где работал сожитель,   
• Понимаете! Мы поминки закатили, все деньги про... – запнулась, - тратили, а эти, - она непристойно выругалась, - сначала на погребение дали, а теперь справку требуют…
Капитан Жиглов послал её в ЗАГС за «Свидетельством о смерти», надеясь, что на этом их «приятное» знакомство окончилось, но сейчас она пришла снова и не одна, а с очень напоминающей драную кошку, худющей, размалёванной девицей в невообразимо короткой юбочке,
• Вот она моя дочь Катька! – прямо с порога, не здороваясь, горестно сообщила женщина, - Теперь похоронные деньги возвращать, придётся… Вы ей справку начальник выдайте, а то её паспорт, там, куда Вы послали, забрали, а Ваши в райотделе, бюрократы справку требуют…
Жиглов хотел послать их куда подальше, в дежурную часть, в ЗАГС, к чёртовой матери! Посмотрел на, уставившуюся в одну точку за его спиной, Екатерину. Вспомнил, что у той, умершей от передозировки, были такие же длинные, чёрные волосы и улыбнулся светло, радостно…
Вот оно!!! То, что он так тщательно искал все эти два долгих дня.
• Где же Вы были Екатерина? – спросил он, оформляя запрос участковому «О проведении мероприятий по идентификации личности»,
• В Крыму с друзьями … - медленно, растягивая слова, пробубнила девица, - Там уже ко…
• Отдыхать она ездила, стерва! - перебила мать, он понял: Конопля созрела, - хотел разобраться, но передумал, осталось совсем мало времени, а дел под завязку.
Он должен сегодня многое успеть…


Выпроводив двух «прекрасных дам» Валерий быстро сбежал в подвал. Там в помещениях без окон размещался управленческий архив.
За металлической дверью, в одном из подвальных закоулков, в огромном, как царский трон, кресле с прямой спинкой и мордами геральдических львов на подлокотниках, важно восседала маленькая хрупкая старушка Гликерия Арнольдовна.
Главный трепач управления Володька Сенцов из «убойного» отдела утверждал, что именно Гликерия Арнольдовна была прообразом героини популярной блатной песни «Мурка» и любовницей самого начальника ВЧК. Документальных подтверждений этой версии у Володьки, конечно, не было, поэтому он нахально ссылался на устные показания очевидцев, но хранительница архива действительно выглядела такой древней и просушенной, как мумия фараона Тутанхамона.
Управленческие недоброжелатели, коих было немало, не без оснований, предполагали, что секрет долголетия и работоспособности Гликерии Арнольдовны кроется в полном и безоговорочном отрицании известного постулата «Движение - жизнь». Никакие чрезвычайные происшествия, посещения высочайшего начальства, подхалимские подношения и угрозы настучать по инстанциям не могли сдвинуть царицу архива с её удобного трона. 
Сейчас от этой каменной неподвижности зависело счастье капитана Жиглова. Вероятность равна нулю, и всё же если следовать инструкции, работник архива обязан сам вскрыть коробку и повторно проверить, детально описанные при сдаче в архив, выдаваемые «вещьдоки»…
В ответ на поданный запрос: О выдаче документов и вещественных доказательств по делу: «О смерти, наступившей в результате передозировки наркотика (героина) неизвестной (предположительно Екатерины Петрушки)» - архивист медленно просмотрела записи в Журнале учёта, покопалась в одном из многочисленных ящиков-картотек, покрывающих обширную, под стать трону, столешницу: 
• Стеллаж  тридцать восемь, секция пять, полка три, - прошелестела Гликерия Арнольдовна, показав сухоньким сучком-пальчиком за свою спину.
Он помнил, он точно помнил, и всё же скрывшись за стеллажами, трясущимися руками сорвал печать, открыл коробку, достал опись:
Вот! Пункт номер семь: Цепочка белого металла с кулоном. Бездельник ты капитан Жиглов, цацку на экспертизу не отправил, кулон не описал!!!
• Ай да опер, ай да сукин сын!!! - шептал Валерий, отправляя цепь с кулоном из коробки в карман, и укладывая на её место в пакетик Маринкин кулон.
Зря старался!!! Царица архива, чуть заметно, благосклонно кивнула, на коробку даже не посмотрела.


Его охватил такой азарт, как любимых народом сыщиков из любимых народом криминальных сериалов. Пришедшее решение давало такую силу, такую уверенность в себе, в своей правоте, какой он не испытывал никогда.
Воспитанный в семье атеистов-коммунистов, как требовали негласные законы милицейской службы, в двадцать пять лет сменивший комсомольский значок на партийный билет, Валерий часто, не задумываясь, употреблял,
• Не дай БоГ! БоГ даст! – и вдруг впервые в жизни, подумал, что в его жизнь вмешалось провидение, БоГ, какая-то неизвестная, непонятная сила, задавая тон его поступкам, чётко выстраивая одно за другим события, для спасения его любви, его судьбы.
Он открыл папку дела, пододвинул к себе телефон,
• Итак! Что мы имеем? Девять потерпевших. Номер первый пока трогать не будем. Я с этим любвеобильным гражданином отдельно разберусь!
Номер два.
• Будет к восемнадцати? Передайте, пожалуйста, что заедет капитан Жиглов. Пусть подождёт!
Номер три.
• Иван Афанасиевич! Буду через час по интересующему Вас делу!
Номер четыре.
• Ах, умер два месяца назад. Нет спасибо! С новым шефом соединять не нужно.
Номер пять, номер шесть.
• Ждите!!! Подъеду!
Номер семь.
• Нет, нет. Зачем? Я  на Канары сегодня не поеду, дел много…
Номер восемь, номер девять.
• Я понимаю, что Вы заняты и всё-таки я прошу завтра приехать в управление!
Уже третью ночь они были вместе в кабинете, на диване. Он усадил её к себе на колени и она, нежно обняв широкие плечи, прильнула к его груди, потёрлась щекой о, небритый с позавчера, подбородок,
• Поцелуйте меня,
• Позже. Я хочу тебе рассказать. Ничего не бойся. Завтра вечером ты уже будешь свободна!
• Я не боюсь. А теперь, пожалуйста, поцелуйте меня…
Он каждым мускулом ощущал, как откликается всё её тело на каждый поцелуй, на каждое его прикосновение, впервые призвал весь свой опыт, губами, языком пробуждая её и она с тихим стоном выгибалась в его руках всё сильнее прижимаясь к его груди, но когда она, слабо вскрикнув, прошептала,
• Я больше не могу... - он больно укусил её за ушко, приводя в чувство,
• Не здесь, не сейчас, завтра на свободе, ты решишь…
Валерий позволил себе немного вздремнуть, положив голову на теплое плечико. Он очень устал, но мгновенно проснулся, почувствовав, как горячая капля, её слезинка упала на его щеку, попросил,
• Всё будет хорошо, верь мне!
• Я верю. Это … мне никогда не было так хорошо…
Хотел рассказать, что за это мгновение увидел целый сон, в котором она, Маринка, была ведьмой, отданной злыми людьми на съедение страшному тигру. Он варвар-воин боролся со страшным зверем, отчаянно махал огромным мечом, давил руками, принимая удары огромных когтистых лап, уклоняясь от смертоносных зубов, готовых впиться в его шею, но постеснялся. Только пожалел, что та Маринка из сна хотела поцеловать как раз тогда, когда слезинка настоящей Маринки разбудила его.
Просто нестерпимо захотелось вернуть, честно заработанный в борьбе с тигром, поцелуй, он прошептал,
• Поцелуй меня… - и снова, со стоном провалился в сверкающий огнями, прекрасный сон, упиваясь вкусом черешен.
Через какое-то время, до боли, до хруста сжал кулаки, чтобы остановиться, прийти в себя, потому что страшная полосатая кошка, рвавшая и терзавшая его тело во сне, только робкая тень, а её бешеный рык, тихий отзвук разрывающего его на части желания.


С утра Жиглов допросил ещё двух потерпевших, полностью подтвердивших, предложенную им версию. Тщательно оформил все документы, только описание кулона расплывчато и два часа готовился к последнему, решающему допросу.
Ровно в четырнадцать часов в дверь постучали. Первый потерпевший бочком протиснулся в дверь, ёжась под взглядом капитана, неловко опустился на кончик стула и замер, преданно глядя в глаза.
Валерий, нагнетая напряжение, внимательно, изучая, просмотрел документы, задал первый вопрос,
• Вам знакома эта вещь? – он положил перед толстяком Маринкин кулон,
• Да! Она это в руках крутила!
Капитан записал ответ, дал потерпевшему расписаться в протоколе,
• Теперь опишите преступницу, отнявшую у Вас деньги путём введения в заблуждение!
Дядька явно не был мастером словесного портрета, не обладал литературным талантом и, выслушав десяток «Ну» и «Понимаете» опытный мастер допроса стал задавать наводящие вопросы, потихоньку подводя к желаемому результату,
• Возраст преступницы?
• Ну, я не знаю, молодая, лет двадцать …
• А может быть двадцать пять?
• Ну, наверное… Я же её документы не смотрел…
• Так и запишем. Возраст  примерно двадцать пять лет! Телосложение?
• Что? – не понял потерпевший,
• Фигура какая?
• Ну, худенькая… одни косточки… - мечтательно пробубнил дядька и сжался.
Не сдержавшись, Валерий, кажется, целую минуту с отвращением смотрел в заплывшие жиром глазки, потёр двумя руками красное от гнева лицо. Сделав над собой усилие, бесстрастно посмотрел на толстяка, спокойно произнёс,
• Запишем – истощенная!
Потерпевший со своим «богатым» словарным запасом и видимо единственной извилиной, прикрытой мощным животом, был прекрасным материалом и Жиглов, при непосредственном участии этого гада, методично лепил необходимый словесный портрет,
• Волосы длинные, чёрные; глаза тёмные, круглые; нос прямой, длинный…
Ни один мало-мальски знакомый с техникой опознания оперативник не узнает по такому словесному портрету Маринку.
• А теперь посмотрите на фотографии!
Толстяк с ужасом смотрел на снимки из дела «О смерти наступившей в результате передозировки наркотика», узнавая впечатанный в его мозг Валерием портрет,
• Она что умерла?
• Да! - жёстко сказал капитан, увидел, как наливается мучительной краской испуга толстое лицо. Потерпевший быстро перекрестился, и, сделав паузу: Пусть прочувствует… - опер веско сказал, - Три месяца назад!!!
• Нет! – потерпевший упрямо посмотрел дознавателю в глаза, - Значит это другая! Я Вам воровку сам привел!
• Кулон узнаёте? – спокойно спросил Жиглов и начал всё с начала…
Через три часа потерпевший, раздавленный Протоколом об изъятии кулона из дела «О смерти от передозировки», собственным неумением чётко формулировать ответы, протоколами опроса других потерпевших по делу, сдался, 
• Это она на фотографии!
Валерий почувствовал, этот тип уже сам верит, готов подтвердить под присягой, что эта наркоманка, умершая три месяца назад, никем не разыскиваемая, похороненная под чужой фамилий и есть она аферистка, кидала. Что он никогда больше близко не подойдёт к Маринке.
Чтобы закрепить урок, грозно, скрывая торжество, произнёс,
• А Вы нам работать мешаете! Совершенно невиновного человека в милицию притащили!!! У Вас, между прочим, ещё не погашена последняя судимость, а тут явный оговор невиновного человека и если девушка заявит, что Вы к ней приставали – это уже почти рецидив…
Когда белый, как стена, потирающий рукою грудь в том месте, где у нормальных людей расположено сердце, потерпевший номер один откланялся, предварительно подписав Протокол допроса и заверив капитана в преданности родной милиции, Жиглов оформил Постановление об освобождении из-под ареста и, побежал к подполковнику.
Птичка ушёл на совещание к начальству.

Секретарь «гранд» шефа – младший лейтенант Белков сообщил, что совещание началось минут двадцать назад, и точно закончится не раньше девяти вечера,
• Вопросов тьма! Организованная преступность, сам знаешь, а ещё начальников четырёх районных отделов вызвали с отчётами, - вздыхая, пожаловался, что его свидание с хорошенькой девушкой-сержантом из канцелярии, летит ко всем чертям.
Валерий посочувствовал, пояснил, что в двадцать два часа истекает срок трёхдневного задержания подозреваемой, без предъявления обвинения, и попросил сообщить, как только подполковник освободиться.
Он печатал на новом, недавно «вырванном» подполковником у начальства компьютере одним пальцем «Постановление о закрытии дела в связи со смертью преступницы, опознанной потерпевшими» и, читая каждое предложение вслух, гордо посматривал на затихшую в уголке дивана Маринку, закончил, послал документ в печать.
Она не обрадовалась, она болезненно, горько рыдала, и он принялся успокаивать с жалостью слушая, прорывающееся, сквозь слёзы,
• Это неправда… я дрянь… я воровка… - и насколько раз, как будто в забытьи, - родной… любимый…
Потом она окаменела, обхватив руками голову, опершись локтями на обтянутые простенькими, дешёвыми джинсами коленки. 
Валерий не мешал ей, кожей ощущая её раскаяние, мучительную борьбу, стыд и ещё что-то тяжелое, непонятное… Ему казалось или она действительно каким-то неизученным ещё наукой образом передавала ему свои чувства, свои мысли…

Вместе с постановлением об освобождении, Валерий положил полковнику на стол написанный утром рапорт,
• Дисквалифицировался я! Невиновного человека три дня в КПЗ продержал! Простое дело проглядел, увольняюсь… - помолчал, не слушая уверения подполковника,
• Ты что! Какое дело распутал! Ну, посидела девчонка три дня, ничего страшного. Бывает. Она тебе ещё благодарна будет, что выпустил. Ты классный опер Жиглов! Подумай! – решительно сказал,
• Пойду отвезу её домой! Ещё жалобу за незаконное задержание напишет…
В машине они долго молчали. Он попытался обнять, хрипло сказал,
• Выходи за меня замуж!
Маринка как-то очень странно посмотрела на него,
• Зачем я Вам? Вы офицер милиции, порядочный, добрый, а я воровка … Вы меня презираете!
Она, как слепая прошлась рукой по обивке, нашла пальцами, дёрнула ручку, пытаясь открыть дверцу машины, и он вдруг испугался, что её слова о любви были последствием шока, что ей только девятнадцать, а ему уже тридцать один, что они едва знакомы, что у неё может быть есть любимый.
Валерий только сейчас понял, как был счастлив все эти три дня. Он был защитой и опорой, единственной надеждой, он был уверен, что нужен ей как никто другой… Он уже не думал, что она обманщица и всё-таки не верил, боялся поверить, боялся, боялся…
Нет людей, которые ничего не боится. Просто в бесстрашных, в последнюю минуту просыпается смелость отчаяния, толкая на решительные поступки.   
Он не мог больше терпеть этот страх неизвестности, взял её за подбородок, посмотрел в глаза, отчаянно дёрнул головой,
• Понятно, - спокойно, хотя сердце сделало сальто-мортале и застряло в горле, произнёс, - Где-то ждёт любимый мальчик. Зачем притворялась? Я бы и так тебя вытащил... - увидел такую боль, такую нежность в прекрасных миндалевидных глазах,
• Какой мальчик! Я люблю Вас! Я за Вас боюсь! Знаю, чувствую… Я Вам жизнь переверну…
Прохрипел,
• Ты и так уже всего меня перевернула!!! – прижимая её к себе, и  почувствовал, как она просто затряслась, от рыданий, в его руках.
Валерий вёл машину, как последний фраер, одной рукой, другой, обнимая худенькие плечи, а Маринка, отвернувшись от него, двумя руками вцепилась в его кисть, прижимаясь лицом к ладони, целуя пальцы.
Жиглову никто никогда не целовал руки. Он даже не представлял, что эта ласка может быть такой волнующей, такой возбуждающе-нежной. От напряжения страсти мутилось в голове, огни светофоров так мелькали в глазах, что он на красный проскочил перекрёсток, чуть не проехал поворот. Хорошо, что ночь, почти нет машин, давно спят уже почти бывшие коллеги ГАИ-шники.
Въехал в свой двор, заглушил двигатель.
Он прижимал её к себе так, что обоим казалось ещё миг, и она разорвет его кожу, целиком войдёт в его сердце. Губы горели, опухли, болели, когда она, втиснув руку между своей и его грудью, стала расстёгивать пуговки на курточке, он рванул дверь машины, потянул её к себе, подхватил на руки. Хорошо, что есть отдельный вход в его комнаты, он готов был убить любого, кто попробовал бы задержать его хоть на минуту.
В спальне он раздел её, на миг придержал стыдливо прикрывающие наготу руки. Под мальчишеской одеждой было спрятано от всех тело женщины, его женщины.   
Он вёл её медленно, ласково, нежно, освобождая от стыда запретов, доводя поцелуями до вершин наслаждения, возвращал на миг, болезненно покусывая шелковистое тело и снова вёл, заставляя выгибаться, стонать под его губами, под его руками.
Она была рождена, слеплена специально для него, пригнана, как вторая половинка пластиковой головоломки, только помучайся, собери, и половинки мягко сойдутся, составят целое, и он готов был мучиться, сдерживая желание, укрощая страсть, только бы без принуждения, без нажима соединиться со своей половинкой.
Он смог, сумел, она не закричала от боли, только потом удовлетворённо вздохнула, прошептала,   
• Я рожу тебе сына, - и ему стало так хорошо, как не было никогда в жизни.
Он ещё успел приказать сочным черешневым губам,
• Выходи за меня замуж, - ртом, языком, горлом, почувствовал сладкий выдох,
• Да… - и уснул, положив голову на её атласное плечо. Он очень устал…
Потом они поговорят о её особенном даре, и о том, что она теряет его на время, испугавшись, разволновавшись. О камне бабушки Рады, спрятанном сейчас во внутреннем кармане его пиджака. О его новой работе, с которой ещё придётся свыкнуться, приспособиться. О будущих сыновьях и обязательно о маленькой дочке-ведьмочке, пусть с папиными каштановыми волосами, но обязательно с мамиными чёрными колдовскими глазами, они обязательно поговорят, а сейчас он спал, и ему снился аист, кружащий, над синим кулоном, превратившимся в огромное яйцо. Аист курлыкал, звал, и Валерий понял, что из этого яйца вылупятся не аистята, дети, его дети, и аист принесёт им, ему и Маринке сынов и дочек, потому что над синей манящей и пугающей бездной, из которой появился кулон-яйцо кто-то невидимый уже вывел огромными буквами «Ма».
Он затаил дыхание, и проснулся от счастья. Его счастье, тихенько посапывало в его объятьях, перебирая во сне нежными пальчиками волоски на его груди. Эта нехитрая ласка вызывала такой голод, как будто всё было не этой ночью, а давным-давно, тысячу лет назад. Он не мог ждать, будил губами её рот, её глаза, её тело, почувствовал она загорелась, взошла, как утренняя звезда и упала в его руки исполняя желание.

На кухне завтракали.
Валерий с порога, одним взглядом охватил нервно мешающего что-то в чашке отца, вытирающую фартуком глаза у плиты маму, Нину тихо выговаривающую расшалившимся мальчишкам, с отвращением ковыряющего вилкой омлет брата, покаянно подумал: Я скотина! За три дня ни разу не позвонил!
Первым его, конечно, почуял Алёшка, проревел,
• О!!! Явление мента народу!!! – и осёкся, рассматривая спрятавшуюся за спину брата девушку, - А это что за принцесса у нашего чудовища?
Валерий притянул к себе Маринку, обнял за плечи, в тон брату заорал,
• Я не чудовище! Я принц! Она меня расколдовала!!!