Песнь о Кыльгыне

(Почти перевод из Чукотского эпоса)

Где полярное сиянье смотрит в воды океана, шел корабль. На полубаке появились два матроса.
С криком: «Как ты надоела!» В воду выбросили сверток. Зашипел баллончик с газом, из него надулась баба,
И поплыла, закачалась на воде, подобно льдине. С ртом, разверзнутым для ласки,
С лоном, где плескались волны, с грудью пятого размера и льняными волосами.
* * *
Берег северного моря. Шел рыбак Кыльгын, искал он нерпу среди льдин и камня,
Потому что в их деревне нет невест и женщин нету, некого любить Кыльгыну и согреть полярной           ночью.
Потому ходил он к нерпам, а моржих он опасался – больно жирны и горячи.
Что он видит: средь торосов, на воде, подобно чайке, призывая голым телом,
С ртом, разверзнутым для ласки, с лоном, где плескались волны,
С грудью пятого размера и льняными волосами на волнах качалась баба.
В воду бросившись, как коршун, взял Кыльгын на руки бабу. Баба не сопротивлялась.
«Любит!» - думалось Кыльгыну! И понес ее он нежно среди ягеля ступая на руках в свою деревню,
К своему родному чуму, где полярной длинной ночью одиноко жил без женщин.
Там средь мягких шкур оленьих, растирал барсучьим жиром, и брусникой, и морошкой.
Молча, баба принимала все старания Кыльгына, и под вечер лишь согрелась - видно тер Кыльгын усердно,
Но лежала все же молча, словно нерпа в прошлый вторник, иль намедни олениха.
Стал Кыльгын слагать ей песню, танцевал ей танцы предков, чтоб любовь в ней воспылала.
Но безмолвно принимала все старания Кыльгына та, что спас он средь торосов.
А Кыльгын - хозяин в доме! Нарушать отцов законы, не являть гостеприимства
Невозможно человеку, коли он родился в чуме и живет один, без женщин!
Влез тогда Кыльгын под шкуры, стал любить свою он гостью, прилагая все усилья!
Не была та гостья нерпой и из рук не вырывалась! Не была и оленихой и копытами не била,
А безмолвно принимала ласки страстного Кыльгына, лишь поскрипывала нежно.
Долго, долго раздавался, сотрясая стены чума крик счастливого Кыльгына!
Волки в тундре заметались и попрятались по норам, росомахи и медведи разбрелись, дрожа в испуге,
Лишь киты не испугались, а подплыли ближе к чуму, их такое удивило.
День ли, месяц ли, неделю – кто полярной ночью скажет, все любил Кыльгын подругу,
И порой ему казалось, что она с ним говорила, то подрагивала телом, то рукою обнимала.
Уходил он на охоту – та огня не разжигала, не готовила Кыльгыну, все лежала и лежала.
Но, однако, и не ела, не просила сшить одежду, и в постели позволяла делать, что Кыльгын захочет.
Много лун уже сменилось, и слыхал Кыльгын от деда, что пора б уже родиться в чуме у него ребенку!
Но один Кыльгын, хотя он отдавался без остатка много раз порою за ночь, утром падая в бессильи.
На скале у океана чум стоял из белой шкуры, там нашел Кыльгын шамана и спросил его совета.
Долго бил шаман в свой бубен и кидал на шкуру кости, вопрошая души предков:
Что такого надо сделать, чтобы пособить Кыльгыну? Предки, видимо, сказали
Как помочь такому горю. Вот пошли шаман с Кыльгыном в чум, где женщина лежала.
Снова бил шаман в свой бубен, а потом, кряхтя, разделся и полез под шкуру к бабе.
Снова тундру сотрясали вопли, но уже шамана. Но, однако, не случилось у Кыльгына прибавленья!
Видно стар шаман, а все же дал Кыльгын ему оленя, пусть старик себя потешит.
Вот пошел Кыльгын в деревню, ту в которой нету женщин, рассказал беду он людям
Все решили: что же делать, надо помогать Кыльгыну! И повел Кыльгын их к чуму.
Заходили в чум мужчины, помогали все Кыльгыну. Кто помог ему два раза, кто помог ему четыре,
Снова в тундре разносились крики жителей деревни, сотрясая стены чума.
Но ни волки, не медведи больше криков не пугались – все ушли подальше в тундру и попрятались в болотах.
Лишь киты на берег стали прыгать, чтоб помочь Кыльгыну, жаль, ходить киты не могут!
Долго ль, коротко ли люди помогали так Кыльгыну, но устали все и нерпы заскучали в океане –
Так они привыкли к людям, чтобы люди их любили. Только горе у Кыльгына, так никто и не родился.
Долго он бродил у моря, отгоняя нерп брезгливо, долго он сидел на камне и курил из трубки ягель!
Только принял он решенье! Вот, смахнув слезу скупую, он запряг оленей лучших,
Завернул он бабу в шкуры, посадил ее он в нарты, строганины на неделю положил, взмахнул хореем,
И олени побежали. А Кыльгын один остался. Закричал он вслед оленям: «Десять дней пути    отсюда,
Говорят, в железной птице опустились в тундру люди. Попроси их, пусть помогут, дай им шкуры и оленя,
И скорее возвращайся, буду ждать тебя я в чуме, не пойду я больше к нерпам!»
С той поры не раз встречали в тундре нарты и оленей, запряженных в эти нарты.
То к геологам заедут, то придут на буровую. Люди говорят спасибо и Кыльгыну помогают.
Ходят сытые олени, все их знают, все их кормят, и везут от чума к чуму всем подарок от Кыльгына.