Get down

Детский врач мистер Уайт присел на ящик для обуви. Всё ощупывал лоб желтыми никотиновыми пальцами, глубоко дышал и сосредоточенно вглядывался в потрепанные бумаги. Сегодня он чувствовал себя неважно: может от того, что весь день шел дождь, и в номере было сыро, или по причине утреннего вызова на работу. Там, где течет Шари, для таких, как он, всегда найдется работа - страшное место этот городишко в Чаде, полно неожиданностей. В Лондоне у Уайта тоже было свое дело, не раз приходилось спасать людей, но будто работаешь со страховкой, не так страшны резкие повороты.
Маленькие черные детишки молча обтекали кровью, их было трое – три немые, холодные статуи в коридоре, а испуганная женщина, вероятно мать, кричала. Ох, как вопило ее черное лицо в овале белого балахона, рот рвался от крика. Уайт скоро наложил швы детям, обработал раны, сложил вещички в темно-коричневый чемодан, и, умыв руки, выскочил из барака. Доктор шел быстро, вслед бежала мамаша с благодарностями, но он даже не обернулся.
Этим вечером мистер Уайт зашел к здешнему ремесленнику Готто Мбале. Тут, в Нджамене, Го еще неплохо устроился, чинил обувь мистеру Уайту и его команде, иногда простым городским жителям. Предки Готто из тиббу, он с неохотой рассказывал о своем прошлом, единственное, что знал врач – семья Мбале погибла во время урагана в Абеше.
-Го, свари кофе, будь добр.
Ремесленник улыбнулся, отгадав настроение Уайта.
-Опять письмо, Го, опять. Вот сижу и думаю…
Вечер уже сходил вниз, к ногам Готто, обхватывая черное поле его зрачков. Тот скидывал в угол какие-то кожаные ремни, его нос покрывался испариной, морщинистые руки работали как налаженный механизм.
-Скоро же Рождество – отрезал Уайт.
Готто молчал, возможно, он не знал про Рождество.
- А что мне подарить, что отправить отсюда – три кокоса? У них там в Лондоне зимние туманы, гололед. Лед! – доктор закурил.

В это время вдоль Мэрилебон-роуд растянулись накаленные нервы Анджелины, которая стояла в пробке уже проклятые полчаса и тревожно курила тонкие. Ее Джек учится в Кембридже на юриста, чему она бесконечно рада, все надеется, что он пойдет не в бестолкового отца. Как можно было уехать в такую даль от нее? От семьи, от Джека… Ну что ж, ушел – сплю на двух подушках и укрываюсь двумя одеялами, еще нашла применение его зубной щетке – чищу ей столовое серебро. Андж и подумать не могла, что там, где сейчас ее муж, дует сильный ветер, такой устрашающий и громкий, сметающий все вокруг. Что коричневые руки кочевников тянут за морды худощавых быков, а перья от бурых кур так и летят с дворов. Ветер – уничтожитель. В теплом салоне ее машины стало душновато, Анджелина открыла окно. Закурила.

- Прошу прощения, кофе намок, влажно уж очень.
-Готто, свари тогда своих листьев.
-Чай, мистер?
-Да-да, чай. Чай… Я ведь всю жизнь свою Андж, как капризное растение, охранял, а она в ответ отсылает мои письма. Там сейчас Рождество, Го. У нас есть такие красные телефонные будки смешные, - доктор вынул из пиджака смятые фотокарточки.
Готто удивленно посмотрел на цветные открытки.
-Да, у нас там красиво, особенно осенью. Но я не скучаю по этой степенной жизни. Мне говорили: «Ты не вылечишь мир, спаси лишь того, кого можно спасти». Я же борец по сути, борец за справедливость! – Уайт уже был пьян, пьян своей идеей, борьбой за идеалы, - Я не знаю, как там Джек и его Кембридж, вдруг он начал принимать наркотики. Вот почему Андж от меня ушла, не хочет даже письма читать. Обиделась. Любой нормальный мужчина не променяет женщину и домашний уют на ваше это местечко. Прости, Го, но эта дыра из тех, что навсегда останется дырой. Я спас мальчишку из семьи рыбака, и еще пару людей, но без меня справилась бы и моя команда. Кто спасет и оправдает жизнь моего сына, что растет без отца? Что он скажет своим детям – ваш дедушка был гуманистом, именно поэтому его сейчас нет рядом. Я хочу успеть многое. Но разве это возможно, Го? Я уже забыл, как можно быть пьяным от бокала вина и сигареты в теплой уютной комнате на Бейкер-стрит! – оправдываясь, почти рыдая, доктор говорил быстро.
- Хочешь почитать мое письмо?
Готто пожал плечами. Ну конечно не хотел, он - то с трудом понимал, о чем говорит доктор. Го он казался таким великим и умным, ведь тот жил в большом городе и читает книги. Ремесленник понял лишь одно – нелады у этого англичанина с головой.
Молчало всё, такое молчание лишь в Нджамене. Тут рано ложатся спать, ты можешь услышать звук катящейся телеги или скрип крыш – но шум невнятный, порой и не заметишь.
- Кстати, вот чего я пришел к тебе, Го. У меня в сапогах что-то с набойками.
-Ну, мистер, я же поменял их вчера.
- А, да, Го, я забыл. Ну, пойду тогда.

Ночью Уайт еще долго теребил пододеяльник, никак не мог успокоиться. А, когда заснул, снилось ему лишь светлое и чистое небо над Кембриджем.