Давыд. Отрезки жизни

Давыд любил торговые места, базары, барахолки…Он чувствовал себя в скоплении людей так же одиноко, но ему передавалось это радостное возбуждение от торговли.
Он и сам умел торговать и торговаться.

Интересно было наблюдать за людьми, как по разному себя ведут. Понимал узбеков, которые обижались даже, если покупатель спрашивал цену и не торговался, неуважение просто к товару и продавцу.
Так как они зазывать к себе покупателей, он не решался, но его умение угодить, не угодничать, а именно угодить, понять, что человеку нужно, обьяснить ему какое вкусное у него варенье, какие вкусные яблоки и сушеный урюк, умел.

Он всегда не продавал, а как будто одаривал покупателя: не яблоком угощал, а теплом алма-атинским, не варенье в баночку накладывал, а радость от того, как семья будет радоваться за завтраком этому сливовому варенью.
Его постоянные покупатели, уже ждали его возвращения из Алма-Аты с апортом. Эти яблоки можно было продавать поштучно. Ловко отрезал ножом, который всегда был при нем, на пробу кусочек яблока.
Каждое огромное, как мяч, каждое красивое, с красным боком. Яблоко румяное, с желтоватой плотной кожурой и краснокоричневыми разводами. Мякоть зернистая, рассыпчатая, кисло-сладкое на вкус. Есть такие крупные, что одному ну никак враз не сьесть. Делиться нужно. А то если ешь-ешь и оскома на зубах , сведет все во рту. А вот не жадничай!
А пожадничаешь, оставишь на потом, разрез ржавчинкой покрывается.

Если акуратно положить в прохладном погребе, обернув газетой, всю зиму могут храниться.

А неповторимый запах от этих яблок, слышно было издалека. Таких яблок нет больше нигде. Давыд даже пробовал саженец привезти и посадить, нет не принялось деревце. Особый климат, наверное, нужен этому сорту.

Еще в вагоне, все купе пахло яблоками. Он охотно угощал ими.
Рядом в купе, ехала молодая мама, с маленькой девочкой, так напомнившей ему Верочку, когда она была такой же маленькой. Угостил ее яблоком, увидев, как та восхищенно смотрит, предложил,
- А вот посчитай до скольки умеешь, столько яблок и получишь,
- Раз,два, три, четыре…. Десять!
- Вооот, молодец какая, ну вот и забирай заработанное!

Малоимущие старушки уже знали его, им часто перепадало угощенье, особенно в конце дня, остатки домой не уносил, отдавал так. Этому тоже научился у узбеков. И утром, подчинялся всем ритуалам базара: как распределялись места, как ждали первых покупателей, первому покупателю тоже положено продать подешевле, да еще хорошо, если будет мужчина, тогда весь день тебе везти будет. А этого вот с этого хозяина жизни, который идет между рядов и взглядом уже тебя презирает, можно взять и подороже за килограмм яблок.

А вот „мадам“ еще и обьегорила, так запутала в своих расчетах, что Давыд в самом деле запутался, сколько сдачи ей нужно дать, уже когда ушла, понял как ловко она его обсчитала. Ну что ж, за науку тоже платить нужно.
По началу продавал только свое : яблоки, варенье. Но торговцы заприметили честного, акуратного Давыда.
- Немэс, якши!
Стали предлагать за проценты продавать их товар. Давыду доверяли и часто просили присмотреть за товаром, отлучаясь на время. Он даже продавал из их товара, если был интерес и точно отдавал деньги.

За ним так и закрепилась кличка Нэмес.
Всегда аккуратный в белых нарукавниках и кителе. Вокруг него создавалась такая чистота и порядок, что многие охотно брали место рядом с ним. Постепенно он стал своим в этом непростом улье. Подмечая все, не встревал в дела, которые творились вокруг него. Он знал цену молчанию. Но когда торговец-перекупщик торговавший рядом сметаной стал мешать в нее воду, он ему сказал,
-Сам бы ел такое? Своим детям бы дал?
Тот злобно ругнулся,
- Тебя не касается!
Когда тот отойти хотел попросил его присмотреть, прямо сказал,
- Нет за твоим товаром смотреть не буду.
Подметил, что не только сметаной торгует. Цыгане подходили, ребята молодые.

Вечером, уже подходя к дому, увидел этих троих, в лицо знал их, постоянно видел на базаре.
Один с ножом, просто показал его Давыду ,
-Береги глаза! Будешь так смотреть по сторонам, быстро их лишишься!
Обьяснять, о чем речь, ему не надо было.

Страха не было. Давыд знал, что свой страх он оставил в тридцать девятом и лагерь еще помог. Он твердо усвоил правило, которое с людьми действует так же как с собаками, не бойся. Твой страх чувствуется на зверином уровне. Он спокойно подошел к вооруженному ножом бандиту и глядя в глаза сказал,
- Я, таких как вы, не боюсь и держитесь от меня подальше. На нож я не полезу, но и пугать себя не позволю, всякой швали, что людей травит.
Но тот сзади замахнулся, это Давыд почувствовал загривком, он почувствовал себя зверем, нет не Урсулой, она была слишком доброй, все-таки волком. Он левой рукой выхватил свой нож, и, отскочив в сторону, сделал им движение вперед. Один из трех упал. Когда повернулся, двух других уже не было рядом. Наклонился над лежавшим: жив, ранен в плечо. Свистнул в два пальца и пошел домой. Если хотят, пусть заберут своего подельника.

Утром место рядом с ним было занято пожилым узбеком.
- Немэс якши, салам !,- приветствовал он его привычно, потом на хорошем русском сказал,
- Лучше не связывайся с ними. Наш главный сказал их шайке, чтобы тебя оставили в покое. Ты правильный мужик. Да и старые мы уже с тобой в такие дела лезть.
Давыд ждал, что придется благодарить какой-нибудь услугой, но его действительно оставили в покое.


Не знал, что беда с другой стороны придет.
Что парни его курят, знал. Дома не курили. Он уговаривал себя, значит уважают, раз дома хотя бы не курят. Но что, анаша в ходу, узнал для себя неожиданно.
Стал замечать у младшего Коли странные перепады настроения, то весел чрезмерно, то сонный даже среди бела дня . Сказал об этом Анне. Та отмахнулась,
- Не придумывай, может не выспался просто.
Но Давыд уже стал присматриваться и решил поговорить с Николаем.