Тульпа - 3

                Глава - 2
 - Слушай, Геша, ты ведь записан в городскую библиотеку? - спросил я с ощущением, что
начинаю бредить.
 - Да, а что-нибудь нужно? - в полной готовности ответил верный Шемякин.
 - Сходи, посмотри что-нибудь о буддизме, медитации…, о йоге.… Ну, короче, что-нибудь в этом духе.
 - Хорошо, как скажешь. А зачем тебе?
 - Потом объясню. Сейчас пока и сам толком не знаю.
    Уже через час у меня были две книги. Одна вкратце описывала буддизм, его историю, принципы развития, распространённость по миру и кое-что о медитации. Вторая полностью была посвящена медитации, с неё я и решил начать. Но, прочитав несколько страниц, решил, что автор книги либо безумный, либо писал он её для слишком умных.
    Решив избежать многословных и туманных предисловий, я заглянул в середину брошюры. Там было ещё хуже! Тогда, не мудрствуя лукаво, решил всё-таки начать с азов, то есть с первой книги, которая по доступности отличалась лишь тем, что на пятый раз прочтения абзаца, с постоянным заглядыванием в прилагающийся словарь, можно уловить какой-то смысл. Несколько дней я мучил себя, стараясь понять, что же всё-таки представляет из себя медитация, пока наконец не понял, что без осознания самой философии Буддизма, этот вопрос будет для меня закрыт.
    Основную мысль этой религии понять несложно, но заставить себя мыслить их принципами, даже мне, человеку патологически добродушному, оказалось задачей не из лёгких. И всё-таки, изучив вершину айсберга, представленную в двух брошюрах, уже мог начать тренировки.
    Поза…
    Просто, поза…
    Она оказалась мне непосильна. Когда монахи или йоги садятся в позу лотоса, они имеют плотный контакт с поверхностью, на которой сидят; ягодицами, бёдрами и коленями. Когда же просто садишься по-турецки, какая-то  одна нога остаётся в подвешенном состоянии. От этого поза получается неустойчивой, что не позволяет сконцентрироваться и начать, соответственно, медитацию. Тогда я решил обойти проблему стороной, но… Лёжа на спине с вытянутыми ногами, беспокоил пустой желудок обещанием прилипнуть к спине. Лёжа на животе - мешала голова, а точнее лицо. А вот лёжа на спине, с согнутыми в коленях ногами, не мешало ничего. Но в таком положении,  даже выспавшегося, меня тянуло в сон, уж через чур расслаблялся! И по сему решил, во что бы то ни стало, сесть именно в позу лотоса с одновременно закинутыми друг на друга ногами.
    Первую неделю я истязал себя упражнениями, до боли растягивая мышцы ног и таза, пока не осилил задуманное. О ночных прогулках не могло быть и речи, я по комнате-то с трудом перемещался, но и этого оказалось мало. Ещё был необходим запас в растяжке, чтобы не думать о сводящей ноги боли, мешающей сконцентрироваться. И только под конец второй недели упражнений, удалось достигнуть цели - сидеть с закинутыми на бёдра пятками, не испытывая при этом каких-то неудобств.
    Поза…
    Но не просто поза - она гениальна! Достаточно расслаблена, чтобы не думать о теле, и в то же время она не даёт ему (телу) самостоятельно расслабиться полностью!



                * * *
    Первый, начальный вариант медитации направлен на концентрацию внимания, он же являет собой первую ступень, которую придётся проходить каждый раз, несмотря на смысл транса. То есть это был Аз, если у слова Азы есть единственное число. Смысл его заключается в сосредоточении внимания на своём дыхании, а именно на моменте, когда воздух входит и выходит из ноздрей, при этом нельзя думать о его дальнейших и предыдущих похождениях: горле, лёгких и окружающей среде, но необходимо считать вдохи и выдохи от одного до восьми или десяти, а закончив счёт - начинать с единицы, и так до тех пор, пока это не займёт все мысли.
    С одной стороны это просто: сидишь, считаешь вдохи, как баранов при бессоннице, но начав, слышишь множество звуков, отвлекающих внимание, которое независимо от воли тут же объясняет происходящее вокруг. Например, слышно, что под окном едет машина, а это значит, что думаешь уже о машине, о том, что она едет, где она едет, а не об этом долбанном  воздухе, который постоянно шныряет туда-сюда у тебя в носу!!!
И опять всё с начала, до следующего звука цивилизации.
    Для сосредоточения на дыхании требуется отключить слух, то есть восприятие звуков сознанием, а это уже следующая ступень - получается замкнутый круг. Но выход есть. Из имеющихся в моём распоряжении книг, я узнал, что практикующие медитацию монахи, уже в древности сталкивались с подобной дилеммой. В этих же брошюрах был описан способ преодоления этой преграды, и был он чрезвычайно прост, чем я и решил воспользоваться.
    Однажды ночью, в начале августа, выбрав рабочий день - понедельник, я отправился к месту паломничества романтически настроенной молодёжи нашего городка, на небольшой полуостров под названием Станевичи. Озеро, в которое вдавался приглянувшийся мне мыс, питало город чистой водой, поэтому предприятий на его берегах не было. В момент моего прихода мыс был пуст, но зная его репутацию, я прошёл дальше и остановился на противоположной границе затона образованного мысом.
    Около трех километров водной глади отделяло меня от огней и шума цивилизации, лишь естественный звуковой фон ночного леса и бьющаяся о камни вода нарушали тишину, что и было мне необходимо.
    Одно из достижений Нирваны, высшего апогея буддийской медитации, заключается в мысленном единении с природой, в осознании её подлинной, не тронутой чистоты и гармонии, в которую вплетается человеческое сознание, сбросив с себя оковы алчности, вожделения и других пороков, нарушающих гармонию духа. Поэтому шум, производимый самой природой, в принципе должен не мешать, а наоборот. Но и здесь возникала своя проблема. Оказаться один на один с тёмным лесом, с его непонятными шорохами, щелчками и массой других неопределенных звуков, всё-таки оказалось ощущением не из приятных. Но в моей жизни появился интерес, стремление к чему-то новому. Я бросил вызов желанию смерти, пытаясь доказать в первую очередь  самому себе наличие силы, и в конце концов «собрать очередной будильник».
 - Ведь кто-то может! Чем я хуже? - повторял я день и ночь, подбадривая себя, когда что-то не получалось.
    Последующие шесть ночей, проведённых в лесу, сделали более привычными его звуки, я даже скучал по тёмной чаще, когда находился в тесной прокуренной комнате, а потому в седьмую свою вылазку взял с собой немного еды, желая провести на природе ещё и день, наслаждаясь спокойствием и новыми ощущениями. Но уже ранним утром появились грибники! Их дотошность в поисках добычи постоянно перегоняла меня с места на место. Они были всюду! Толпами ходили друг за другом.
 - Здесь уже  кто-то проходил! - неслось со всех сторон. Не проходило получаса с ухода кричавших, как их место занимала другая компания:
 - До нас уже кто-то прошёл!
    Поток их сократился только через несколько бесконечно долгих часов. За эти часы, развившаяся у меня до абсурда мания преследования, забрала все силы, гоняя по самым труднопроходимым местам в надежде, что там грибы не растут. Но люди с ножами и корзинами моих надежд явно не разделяли.
    Часов у меня не было, поэтому не знаю, сколько времени я простоял без движения после ухода последних участников «тихой охоты», вслушиваясь в шум листвы и пение птиц, пока окончательно не убедился, что на сегодня грибной сезон окончен.
    Лагерь разбил в малиннике, по форме напоминающем баранку. У меня сложилось такое ощущение, что ягод на этом кусту вообще никогда не было, видимо сказывалась близость города, поэтому я понадеялся, что никто не полезет в колючие заросли без определенной уверенности в успехе предприятия. Окончательно придя в себя после грибников, и отдышавшись после экстремальных скачек по буреломам, оврагам и скалам, я съел припасённые бутерброды, состоявшие из чёрного хлеба с булкой сверху, запил холодным, но сладким чаем и, выкурив сигарету, уснул, скрытый от случайных глаз колючей стеной.
 - «Пару месяцев назад, точно также прячась в кустах, я спал в Питерском парке…», - было моей последней мыслью.
     Время летит неумолимо. В середине августа, в Карелии не так уж тепло по ночам. Хоть одеваясь, я и рассчитывал на прохладу ночи, но быстро остывающая земля, и собственная неподвижность холодом и судорогами вырвали меня из объятий сна. Чтобы согреться и размяться, не было другой возможности, кроме бега. Решив не пренебрегать этой возможностью, я носился по лесу, энергично размахивая руками. Минут через десять, отдышавшись, прикурил сигарету и расслабился, наслаждаясь током горячей крови. И только тут до меня дошло, что небо полно звёзд, а значит уже глубокая ночь и это нисколько меня не напрягает! Даже проснувшись под лунным светом, я не испытал и тени страха! Всё произошло более, чем естественно.
    От берега меня отделял небольшой скальный хребет, поросший мхом и редким кустарником. Взобравшись на его вершину и повернувшись спиной к озеру, я оглядел владения ночи, где единственными источниками света были луна и звёзды, а звука - шелест листьев и плеск медленно накатывающей на камни воды за моей спиной. Я сел в позу лотоса и наконец был вознаграждён…
    Даже эту малость, я бы назвал Нирваной. Трудно описать ощущения тех мгновений, а может и часов…, то ли сон наяву, то ли явь во сне? Полное отрешение от мыслей и физических ощущений на неопределенный отрезок времени. Чувство всепоглощающего спокойствия наполнило душу - идеальный отдых для души и тела.
    Выйдя из транса, ещё около часа я сидел на холодной скале,  и смотрел на огни спящего города, предвкушая возможно скорое возвращение в мир людей. Эта надежда, неизвестно откуда появившимся тёплым ветерком, согрела душу, ведь только что удалось одержать первую победу в борьбе за желание жить.
    Растворяющийся силуэт мечты начал приобретать чёткие, новые формы. Память освобождала из своего  плена приятные воспоминания, в том числе и связанные с полуостровом Станевичи…
    Однажды я приехал сюда со своей подружкой. Мы были влюблены и все мои мечты были неразрывно связаны с нею. Тогда стояла такая же тихая августовская ночь. Также светили луна и звёзды, и чуть слышно плескалась о камни вода. Оле стало интересно, тёплая ли в озере вода. Она запрыгнула на торчащий из воды у самого берега камень и, опустив на равномерно колышущуюся поверхность  ладонь, подтвердила своё предположение. В полуметре от её островка из воды едва выглядывал ещё один камень. Не раздумывая, я прыгнул на него, но ноги, едва коснувшись поверхности, соскользнули, и я оказался в воде, которая доходила мне до середины голени. Увидев мою неловкость, Оля засмеялась. Я сделал вид, что обиделся и отвернулся в другую сторону. Через секунду услышал тихий всплеск у себя за спиной, а обернувшись, увидел её лицо на таком расстоянии, что мы могли бы дотянуться друг до друга губами. И мы дотянулись. Целовались мы долго, то нежно и упоительно, то жадно и даже немного агрессивно, как будто хотели съесть друг друга без остатка, чтобы никому больше… и опять нежность. Тот поцелуй длился всю ночь, а мы так и не испытали никаких неудобств. Только воздуха иногда не хватало, но и эту проблему мы решили, согласовав, каким-то непонятным образом наши вдохи и выдохи, соединив тем самым наши дыхания в одно…, стоя почти по колено в воде.
    После того поцелуя прошёл ровно год. При воспоминании о нём, улыбка не сходила у меня с лица. Воздуха не хватало, как не хватает любимой, когда влюблён, или верного друга в трудную минуту. Как не хватает многого из того, что необходимо в определённый момент.
    Сейчас мне был необходим воздух. Много воздуха. Чтобы расправить крылья и наполнить паруса моим мечтам, просыпающимся ото сна. Чтобы умерить стук сердца, но не уменьшить его пыл. Чтобы, набрав полные лёгкие крикнуть тем, кто спит или суетится своими ночными делами на том берегу, крикнуть всем и себе:
 - Я жив! Я буду жить!! Я хочу жить!!!
    От противоположного берега затона, созданного мысом, отразилось эхо и вернулось ко мне криком природы, законом природы:
 - Я хочу жить!!!
    Где-то в голове зазвучала свирель, навивая тоску, нежность и любовь ко всему миру, который недавно перестал для меня существовать, а теперь возрождался вновь со всеми своими прелестями, но и минусами. Даже разочаровавшись, во всех и вся, я продолжал любить весь мир и всех людей. Мне было немного жаль их, за их пустую злобность и холодный расчёт в действиях, за гаснущие сердца, уже не способные на романтические безумства. Кто из тех, кто прячется под защитой цивилизации, сможет наслаждаться ночным лесом в одиночестве? Кто променяет уют и защиту родного дома с решётками на окнах, с глазками и современными замками на дверях от таких же людей, на тёмную лесную чащу, полную пресловутой карельской нечисти? В неё не верят, но в лесу о ней невольно вспоминают.  От мыслей же меня оторвал шорох пробежавшего мимо зверька.
 - Интересно, от кого он убегает? - пронеслось у меня в голове, и уже через мгновение я представил, как кто-то пробирается через лес, кто-то большой, тяжёлый, но бесшумный.
    Забытые, и только что осмеянные мною страхи в этот момент опять поползли откуда-то из глубины души, медленной вязкой жидкостью наполняя вены. Я повернулся, бросив взгляд на лес, бесконечной тёмной массой уходившей за горизонт. То, с чем я только что собирался испытать единение, в один момент повергло меня в дикий ужас, не поддающийся контролю, и никаким уговорам и аргументам его нельзя было задушить.
    Свет звёзд и луны померк в моих глазах. Спасительное до того озеро непреодолимой преградой встало на пути к спасению в цивилизации. Успокаивающая тишина сделалась живой и зловещей.
 - Я уже близко…Я уже вижу тебя…. - шептала она шуршащей листвой.
    Кто-то сзади коснулся моих волос. Я обернулся, и резкий порыв ветра, о приближении которого ничего не предвещало, бросил мне в лицо прошлогодний лист. Ухнула сова, и тишина взорвалась звуками разбегающихся живых существ. Раздался ещё какой-то низкий, еле уловимый звук и хлопанье крыльев понесло большую ночную птицу прочь. И опять всё замерло, даже вода не плескалась, и ветер не тревожил листья. Тишина зазвенела в ушах. Этот звон больше ощущался кожей, покрывшейся мурашками и стянувшимися холодом мышцами.
    Из глубины тёмного леса, рыча в мега звуковом диапазоне, ко мне двигалось зло. На его неуловимый человеческим ухом рык резонансом отвечали нервы. В его присутствии у меня уже не было никаких сомнений. Паника с угрожающей скоростью стала распространяться в только что безмятежном сознании, и ничто уже не могло её остановить. От напряжения глаза начали слезиться. Все поплыло, и я увидел, как по горизонту прошла волна. Как будто откуда то, от туда, из невообразимой, черной дали, ко мне двигалась та сила, которую я призывал. Она двигалась ко мне как ветер, бесшумный и холодный. Только волна, несущаяся ко мне от самого горизонта по макушкам молчаливых деревьев говорила мне о том, что я уже не один. Но самое страшное, это то, что я понял в тот момент - ОНО меня не отпустит. НИКОГДА.
 - Кто ты? - спросил я у тишины, у тёмного леса и у того, кто поселился в моём сознании, вырвав из памяти мои забытые страхи.
    Ответом мне был короткий порыв ветра. В тот момент я осознал, что значит быть скованным страхом. Единственное, что, казалось, я был в состоянии делать - это орать.
 - КТО-О  ТЫ-Ы?!
 - …ТЫ-Ы-Ы… - долетел ответ.
    Паника с ужасом сплелись в единое целое и всё, что я мог сделать, это вскочить и бежать. А когда бежишь от собственного страха, он ещё больше распаляется от ощущения погони. Кажется, грохот собственных шагов скрывает шум преследования. Но зло, преследующее меня, было бесшумно. Это делало ситуацию ещё хуже.
    Даже понимая, что ситуация бредовая, и сама гонка всего лишь глупость, что никакое вселенское зло не преследует меня в этом ночном лесу, я продолжал бежать. Одержимый паникой, перепуганный мозг рисовал ужасные картины, как нереальные, так и те, которые вполне реально могут произойти с тем, кто осмеливается бродить по ночам в диком лесу.
    Мысли неслись ураганом. Пробежав метров тридцать, я кое-как убедил себя в том, что ничто потустороннее не гонится за мной, свалив всё на большого зверя, например, медведя…
 - Да, да, это просто медведь, - успокаивал я себя, -  волей случая оказавшийся поблизости. Волей случая. Волей? Случая?!
    Ещё одна яркая картина вспыхнула в голове: разодранное в клочья собственное тело…
 - Кто такой Случай?! И насколько сильна его воля? Сколько их, несчастных случаев и они ЕГО волей. Кто ОН, этот СЛУЧАЙ…?
    Пробежав около сотни метров, я уже не мог дышать нормально. Получались лишь хриплые вдохи на букве «а», как будто меня ежесекундно пугают из-за угла. А мне хотелось орать, но даже просто выдохнуть переполнивший до предела лёгкие воздух, не мог, продолжая вдыхать, пока где-то в горле не появилась брешь. Поначалу вырывался только хрип, но с каждым новым толчком при встрече ног с землёй, он становился всё сильнее, пока моё громогласное:
 - А-А-А!!! - не заполнило всё вокруг.
    После того случая в лес я больше не ходил, хоть и понимал беспочвенность естественного  страха, поселившегося в человеке ещё с пещерных времён. Но желание ещё раз пережить подобное не вызывало энтузиазма, к тому же цель ночных прогулок была достигнута.   Оставалось лишь повторить пройденное.
    Будда учил терпению, в том числе и в достижении своей цели и, приняв на вооружение его наставление, спустя некоторое время, я мог часами сидеть, не думая ни о чём, кроме двух дырок, через которые воздух проникал в мой организм и покидал его.
    Однажды Генка застал меня за этим занятием. За прошедший (после случая на Станевичи) месяц, я так далеко продвинулся, что не заметил, как он пришёл. Наверняка слышал, что он открыл дверь, поздоровался и, даже по его словам, хлопнул в ладоши, но ничего не волновало меня, кроме собственных ощущений.
 - Привет, Геша! Ты давно здесь?
 - Уже почти час. А ты это чё… медитировал? - спросил восхищённо Шемякин.
 - Угу, - ответил я, разминая слегка затёкшие ноги.
 - Ну и как?!
 - Нормально.
 - И чё…? Там? - он с загадочным видом посмотрел вверх.
 - Не там, а здесь, -  ткнул пальцем себе в голову.
 - Ну, здесь? - без тени обиды спросил Генка.
 - Полный кайф!
 - А я смогу? - дрожащим надеждой голосом, спросил он.
 - Конечно, - обнадёжил я его.
 - Круто…
    Генка тут же уселся в позу  «Лотоса по-турецки», закатил глаза и, по-видимому, не достигнув Нирваны, спросил:
 - И чё...?
    Еле сдерживаясь от улыбки, пришлось остудить его пыл:
 - Понимаешь, я сам только начал и ничего пока толком объяснить не смогу. Давай позже?
    Глаза его загадочно-дико блеснули, он чему-то своему улыбнулся и,  ушёл, оставив принесённые продукты. У меня не было никакого желания объяснять ему что-либо.
    Грехом было бы жаловаться на Шемякина за то скудное количество пищи, которое он приносил, но чувство голода преследовало меня постоянно. Я ужасно похудел. При резких движениях кружилась голова. Во всём теле чувствовалась ломота. Мысли о еде, как у собаки, вызывали обильное выделение слюны.
    Мой личный рекорд составляет пять дней, то есть ровно пять суток без еды. В одну из череды одинаковых суббот я зашёл к Коле.  Мы как обычно поговорили ни о чём, попили чая, и я ушёл. Вернувшись в комнату, обнаружил, что у меня совершенно нет продуктов. Утром в  воскресенье я сгрёб куски и крошки, оставшиеся от хлеба и без особого результата, всё съел. Через полчаса собрал в горсть остатки круп на полке и долго жевал их в надежде на избавление от голода, который, как я чувствовал, вот-вот обрушится на меня. Ближе к полудню желудок начало сводить судорогами. Ощущение было такое, как будто внутри меня включился миксер и на медленных оборотах начал закручивать мои потроха.
    Вечером Генка не пришёл. Голод, сдерживаемый надеждой на ужин, разбушевался так, что закружилась голова. Уснуть голодным всегда являлось для меня проблемой, теперь же эта особенность моего организма превратилась в пытку. Два раза за ночь я выходил на улицу, преисполненный решимости просто найти что-нибудь и съесть, но остатки брезгливости помогли мне с честью (если такое выражение уместно), перенести очередное испытание.
    Несколько часов, проведённых в кровати, показались вечностью. Едва дремота начинала туманить мой мозг, как очередная судорога в области живота прерывала мой путь к забвению во сне и мысли о том, где взять пищу человеку, шарахающемуся от собственной тени, начинали свой безумный хоровод.
    Сон взял меня только под утро. Приснился какой-то кошмар, какой-то странный город, в котором происходят странные и жуткие вещи. С пробуждением подробности выпали из памяти, даже не выпали, а как будто провалились куда-то далеко в моём сознании, укрывшись завесой из плотного тумана, которую мой уставший мозг не в силах преодолеть. Да и особого желания бороться за кошмарные воспоминания, у меня не возникало. Но чувство тревоги, возникшей во сне, казалось надолго поселилось в моей душе.
    Вторые сутки без пищи, прошли словно в таком же тумане, как и сон. Что-то происходило с моим организмом, что-то происходило за окном, что-то происходило за дверью и вообще что-то происходило, но без меня... Казалось, я медленно погружаюсь в анабиоз и вместе со мной всё остальное, особенно время, оно просто остановилось, сделав невыносимым ожидание.
    Шемякин в понедельник не пришёл...
    Во вторник состояние почему-то улучшилось. Голод как будто немного отступил, да и настроение поднялось. Иногда я даже забывал о слипающихся внутренностях.
    Шемякин во вторник не пришёл...
    Он пришёл в среду.
 - Привет, Эд. Ты как тут?
 - Нормально.
 - Мои, это, ремонт затеяли. Напрягают, - говорил Генка, как всегда, медленно, но мне казалось, что у него садятся батарейки, от чего голос его стал ещё медленнее и ниже.
 - П-О-ЖР-А-ТЬ  С-Е-Г-О-Д-НЯ  Н-Е  ПО-ЛУ-ЧИ-ЛОСЬ... завтра зайду...
    Ненавижу, ненавидел и, наверное, всегда буду ненавидеть просить...!!!
 - "Давай, всего пару слов, это же Шемякин", - но другой голос говорил другое: - "Взападло просить еду. Взападло!!!"
 - Всё нормально, Геша, заходи завтра, - я ненавидел себя, - если время будет.
    Четыре дня - это далеко не повод записываться в Книгу рекордов Гиннеса, но в моей личной книге эти дни, без сомнения,  били все предыдущие казусы моей жизни.
    В четверг голод отступил совсем, остались лишь вселенская тяжесть и вялость. Мысли о еде, как и все другие, таяли, не успев сформироваться, поэтому представить что-либо съестное не было возможности, а значит и лишнего повода беспокоить желудок выделяемой слюной.
    В четверг Генка пришёл. Я что-то ел, сначала медленно, с опаской, будто не доверяя столько времени пустовавшему желудку, или просто не веря в то, что это происходит. Со временем темп возрос, и поглощение пищи превратилось в натуральное свинство.
 - Ты когда в последний раз ел? - услышал я за спиной испуганный голос Шемякина.
 - В шубботу, - не думая, бросил я с набитым ртом.
 - Прости, Эд. Я не...
 - Ты тут не при чём.  Ты и так для меня всё, так что успокойся.



                * * *
    Будда ввёл в своём учении понятие, которое имело синоним в христианстве - чревоугодие. Во время медитаций он развивал в себе равнодушие, и даже отвращение к пище. Результатом его усилий послужило то, что в определённый момент своего жизненного пути, Будда практически ничего не ел, оставаясь при этом полноценной, жизнеспособной личностью.
Хоть у меня и были другие планы относительно медитации, мне всё-таки пришлось воспользоваться этим способом, ставшим для меня способом самосохранения. Он был, отнюдь, не проще, чем сидеть и думать о своём дыхании, отключив восприятие звуков. Но шаг сделан и обратного пути нет. Все преграды на моём пути казались испытаниями, не преодолев которые, я не смогу дойти до конца.
    Постоянное чувство голода постепенно оставило меня, благодаря собственной воле и приобретённому знанию. Трудно объяснить, как можно заставить себя не испытывать чувство голода, постоянно думая о еде, но это работает. Необходимо представить весь путь и все процессы, происходящие с пищей во время её прохождения через организм, вплоть до опорожнения, убеждая себя, что это до сих пор та же пища, уверяя себя в её никчёмности. Человеческие фекалии когда-то были вкусной едой, так же, как любая еда рано или поздно станет фекалиями - это основная мысль, у которой множество сопутствующих, которые в итоге самовнушения делают один вывод: Дерьмо - это пища, пища - это дерьмо.
    По выходным, когда родители Коли были на даче, я заходил к нему в гости. Понимая моё положение, друг постоянно предлагал мне поужинать. Но даже будучи постоянно голодным, я отказывался, отчасти из-за какой-то непонятной скромности, отчасти из-за нежелания выглядеть даже в его глазах жалким, но основную причину я сам не мог до конца понять. В памяти всплывал один случай:
    Однажды я работал на одном заводе. Недалеко от проходной, жил в будке Кавказец, кавказская овчарка. Когда кто-нибудь проходил мимо, в страшном гневе кобель пытался преодолеть пространство, отделявшее его от проходящих, но кованая цепь делала своё дело. Пока однажды не лопнула. Долго ещё электрик рассказывал коллективу те мгновения...
 - Ну прыгает и прыгает. Да сами знаете, он постоянно прыгает. А тут вдруг слышу щелчок, и... понимаю, что цепь лопнула. Остановился, стою, от ужаса пошевелиться не могу. А он по инерции ещё пару шагов в мою сторону сделал и остановился. Стоит, смотрит на меня, глазами хлопает. Потом повернул голову назад и на цепь уставился. Я на ватных ногах, задом-задом, так и ушёл. А он так и стоял, видно не понимая, что теперь ему со своей свободой делать...
    Так и я у Коли, смотрю на еду, а есть не хочу. Вернее хочу, но почему-то не могу.



                * * *
    Иногда я задумывался о кощунстве своих действий и мыслей по отношению к тому, к чему прикоснулся. Бездна таинства разверзлась передо мной, пытаясь захватить разум, унося его по тёмным лабиринтам забытого человечеством знания, в другой мир, полный любви и гармонии, но вместе с тем и мир безграничного зла и хаоса. А какое проявление вырвется оттуда зависит от силы воли и чистоты помыслов вопрошающего.
    Для чего монахи создавали своих Тульпа, в тот момент я толком ещё не знал, поэтому для себя ещё не определился, как буду использовать своего, но, то, что мои цели были корыстны, сомнений не возникало. Поэтому, всегда, когда медитировал, мне казалось, что кто-то их тех далёких монахов послал следить за мной своего двойника, который постоянно находится за моей спиной. С помощью всё той же концентрации, удавалось избавиться от этого наваждения.
    Откуда появлялись подобные опасения, ответа не было. Никто не имел ни малейшего представления о том, чем я занимаюсь в одиночестве. А Буддизм - это познание самого себя, а не каких-то высших сил. Однако чувства страха, вины и стыда не понятно перед кем и за что, не давали покоя.