У подъезда

«Наш подъезд – наша страна, - сказал Терентьев в ответ на мой вопрос: откуда он всё обо всём знает. - В тридцати квартирах проживают сто человек, - продолжал Василий Михайлович. – Прикиньте, это же Россия, уменьшенная в полутора миллиона раз. Не надо наводить статистику. К примеру, Вовик из седьмой квартиры «плоскостопие» от службы в армии «закосил». Значит, отказников в этом году в государстве полутора миллиона. Вася Хохотуев из токарей в стражники подался. Теперь в подъезде два стражника живут. А в стране, стало быть, их три миллиона, больше, чем военнослужащих во всей Английской армии».
- Надо же! – удивился я столь необычному ответу.
- А что? Может, оно так и есть, - заинтересовались и другие завсегдатаи нашей компании.
Мы сидели у подъезда за столом в скверике и уже отупели от домино. Поэтому рады были подвернувшейся теме.
- Здорово ты придумал, Михалыч! – похвалил соседа пенсионер Клыков Семён Ильич. – Значит, токарей в стране стало ещё меньше.
- Вот жизнь пошла! – отвлеклись от игры и другие доминошники. – Одни воруют, другие – караулят.
«Подъездная статистика» оказывается самая доступная и подходящая для простых людей. В ней нет закрытой информации. Помножаем, например, число безработных жильцов подъезда на полутора миллиона, - и вот она, живая картина безработицы в России. Так же узнаем численность пенсионеров, служащих, учащихся… Хотите знать сколько алкоголиков в стране, наркоманов, алиментщиков умножайте – только и всего!
- У нас уже «на каждую сошку» стало больше, чем «семеро с ложкой» - заметил Семён Ильич.
Рабочих в подъезде действительно раз, два и обчёлся. А есть такие профессии, что не понять, к какому сословию относится человек. Маникюрша, например, педикюрша… Визажист, стилист, менеджер, брокер… Ясно, что не ткачихи и не токари…
- Подъезд – это телевизор, – с бахвальством продолжал делиться своей наблюдательностью Терентьев. - Всё отображает. – Распивают у нас водку в подъезде?
- Распивают.
- Значит, во всей России в подъездах пьют.
Василий Михайлович помолчал, как бы определяясь с мыслями, и тут его словно прорвало. Мы лишь успевали за его вопросами.
- Курят в подъезде?
- Чадят.
- Мусорят?
- Ещё как!
- А чистят обувь на лестнице?
- Чистят.
- Вытрясают простыни с балконов?
- Трясут!
- А кошек «выгуливают» в подъезде?
 - Есть такие!
- Матерятся?
- А то!
- Плюются?
- Плюются.
- Писают?
- Бывает.
- Самогон варят?
- Ого!
- Поджигают почтовые ящики?
- Жгут!
- Стучат добытчики металлолома?
- С утра до ночи!
- Спят на лестнице пьяные?
- Как только рёбра терпят?!
- Паркуют машины во дворе?
- Почти в подъезд заруливают.
- А сирены воют?
- И днём, и ночью.
- Читают жильцы газеты?
- Только в одну квартиру газетку приносят.
- А журналы?
- Их нынче не укупишь.
- На концерты жильцы ходят?
- «Народные» стали не по карману народу.
Василий Михайлович продолжал задавать вопросы. Казалось, им не будет конца, потому что вопросы эти ставила сама жизнь. Вспомнились почему-то Некрасовские «Размышления у парадного подъезда». У нашего подъезда тоже есть, о чём поразмышлять. С этого часа он не подъездом стал для меня, а уменьшенной в полутора миллионов раз великой Россией.
- «И чёрт меня дёрнул родиться в России!» - видимо проникшись наблюдением Терентьева, воскликнул вдруг Клыков.
- Вы что имеете в виду, Семён Ильич, - не понял я, - подъезд или Россию?
- Да всё равно: что подъезд, что Россия, - ответил ветеран.