Рынок

Est modus in rebus (всему есть предел)
Гораций

Я иду по серой улице и кутаюсь в пальто. То время суток, когда утро уже закончилось, а день еще не начался, пожалуй, самое противное, особенно ранней осенью. Солнце слепит глаза,  не согревая землю. Легкий, но остро пронизывающий ветер безжалостно проникает в рукава пальто и покрывает все тело мурашками.

Мне ужасно хочется убежать от этого холода, и я почти бегу мимо серо-желтых зданий. Вокруг светло, а лучи солнца падают на листья деревьев, неравномерно освещая их и перепрыгивая с одного на другой.

Я спешу. Вокруг мелькают лица людей. Они тоже спешат куда-то, не замечая меня и других таких же спешащих. Никто из нас не смотрит друг на друга и не бросает секундный взгляд на лицо, как это делают гуляющие люди. А мы не гуляем . Мы спешим.

Но вот я на месте. Одна створка больших красных ворот, покрытых ржавчиной, приоткрыта. Из-за нее слышен гул, голоса, восклицания и брань. Я захожу и вижу толпу галдящих людей и прилавки. Рядом с воротами сидит слепой нищий. Вокруг него, давясь от хохота и поминутно тыкая его в плечо, скачут беспризорники. Слепой никак не реагирует и только бормочет что-то, шевеля губами.

Я иду дальше и смотрю на прилавки. Везде стоят склянки с самым разным содержимым: от розовой полупрозрачной жидкости до мелкого черного песка. На склянках наклеены бумажки или висят ярлычки с надписями. Под надписями стоят цифры.

Около прилавков творится нечто. Люди кричат, возмущаются, толкаются. Продавцы ведут себя по-разному. Одни доводят горло до хрипа, пытаясь отогнать слишком наглых покупателей от товара. Другие сидят, невозмутимо сложив руки на груди, и отвечают на все вопросы холодно, не повышая голоса. Третьи вообще не обращают внимания на происходящее. Они лениво потягиваются и зевают. У таких прилавков чаще всего толкаются мелкие воры, которые под шумок таскают скляночки и мгновенно исчезают.

Рынок дышал, говорил и мыслил. У него была своя жизнь. Он говорил голосами толпы, дышал разлитой в воздухе суматохой и думал о чем-то своем. Какие-то свои мысли, корыстные и расчетливые, были и у него. Или не были? Одно я знаю точно – рынок жил.

Я иду мимо людей и внимательно смотрю на прилавки. Подхожу к одному. Узкоглазый продавец смотрит мне в глаза. Черные зрачки пусты, в них нет ничего. Ни удивления, ни презрения, ни злости, ни любопытства. Все продается. Все – на прилавках.

- Извините, вы не продаете радость?

Окинув взглядом склянки, продавец отвечает:

- Только злорадство, - и он кивает на бутыль мутной бурой жидкости с темным осадком на дне.

- Спасибо, - говорю я и отхожу.

Что я хочу найти? Радость или счастье. Я слышал где-то, что она выглядит как прозрачный дым, в котором сверкают частицы золотой пыли. Эта жизнь, в которой я разочаровался много лет тому назад, заменила все мое счастье злобой и отчаяньем. Я жил с ними, привык.

Тоска, одиночество, боль – вот  то, что было у меня повседневностью. Такая жизнь была для меня обычной. Замкнувшись в себе, я ненавидел людей. Я презирал мир. Я считал жизнь бессмысленной, и гордился тем, что понял это рано. Я думал, что лучше понять это сразу, чем позволить потом ударить себя ножом в сердце и превратить надежды в грязь. Я превозносил себя над теми, кто еще радовался жизни, так бесполезно и слепо.

Меня устраивало все, и я не замечал, как что-то разъедает меня изнутри. Нет, я не о болезни тела говорю. Разъедало душу. Когда я это заметил, на месте души фактически была пустота. Я метался по квартире от того странного состояния души, в котором находился. Во мне мешались беспокойство, тревога, суетность и опаска. Временами я хотел смерти.

Перед глазами плыли разные картины, на которых я совершаю самоубийство. Мне представлялись все возможные способы: от попытки утопиться до удушения. Но я никогда не пытался сделать что-то подобное. Я старался об этом не думать, потому как тогда мне пришлось бы признать, что у меня не хватит духу. Иными словами, я не мог признаться себе в слабости. Это было бы выше моей гордости, ведь я представлял себя воплощением твердости и хладнокровия. Таким холодным бетоном, от которого отлетают раскаленные пули.

Я понимал, что не могу просто так уйти из жизни. Мне не хватало чего-то, и я страдал от этого.

Я все понял сегодня утром, когда вдруг вспомнил сон, который приснился мне несколько дней назад. В том сне мне было лет пять, и я гулял по парку с отцом. Вдруг к нам подбежала огромная собака. Я испугался и спрятался за спину отца, а мохнатое животное стояло и смотрело на меня своими огромными глазами. Я осторожно выглянул и стал с любопытством разглядывать собаку, а та вдруг неожиданно подалась вперед и лизнула меня в нос. Я вскрикнул от неожиданности, а отец рассмеялся и потрепал собаку по загривку. Та от восторга забегала вокруг нас, как сумасшедшая.

- Боб, да что ты за дьявол такой? – услышали мы громкий голос.

К нам бежал мужчина и размахивал поводком. Запыхавшись, он подбежал к собаке и пристегнул поводок к ошейнику.

- Вы извините, пожалуйста! Вечно сорвется и убежит играть с людьми! – извиняющимся тоном сказал нам мужчина.

- Он не кусается? – спросил тогда я.

- Он очень добрый, за всю жизнь никого не укусил. А как людей любит – с ума сходит!

Такой счастливый все время!..

Отец снова улыбнулся.

- Да, хотелось бы и мне всегда быть счастливым!..

На этом мой сон обрывался.

И вот я понял, что, быть может, счастье – мое единственное спасение. Сам я уже забыл, что это, и вызвать его у себя самостоятельно уже не мог. Я надеялся, что хоть  недолгое счастье спасет то, что давно сгнило. Возможно, это безумие, но я готов был ухватиться за любую соломинку. И вот я здесь – на рынке проданных или заложенных чувств.

Итак, я хожу от прилавка к прилавку и ищу счастье. Я вижу много всего: любовь, презрение, печаль, изумление…все, кроме того, что надо. Ни счастья, ни радости нет нигде и ни у кого. Я бегал глазами по прилавкам, по рукам покупателей – вдруг кто-то уже купил, опередил меня. Но нет, нигде, ни у кого… будто и нет такого понятия как радость или счастье.

Я мечусь по рынку, пробираюсь сквозь толпу, толкаю людей, не обращая внимания на возмущенные вопли, и отчаиваюсь все больше. Меня лихорадит, в глазах мутнеет, я перестаю понимать, что происходит. Я не думаю о том, что будет, если ничего не выйдет – боюсь так думать…

Спустя полчаса я иду к выходу, совершенно разбитый. Я еле волочу ноги, меня толкают плечами и кричат что-то в спину. А я все равно, что мертв.

Внезапно, около ворот я слышу голос:

- Идиот!..

Я вздрагиваю и, выйдя из забытья, поворачиваюсь на голос. Это тот слепой нищий, сидя так же у ворот, тихо бормочет:

- Никто не станет продавать свое счастье! Такие глупцы, как ты, уничтожают его! А умные люди берегут, потому что знают, что оно не вечно!.. И те не всегда могут сохранить!.. Безумец! Ты никогда не узнаешь, что такое счастье! Никогда!..
Последняя фраза была произнесена так страшно, что у меня подкосились ноги. Все поплыло перед глазами, и я провалился в пустоту…

И вот я проснулся.