Развод по-египетски

Как только тени под глазами сошли, отец взял меня с собой в контору и свёл с Астаром. Наши имена говорили, что мы пара, о том же сказал отец. Я ответила, что моё служение в Угарите, если же Астар желает меня познать, то пусть сделает это по принятым правилам. Отец возразил, что калым уплачен, и возвращать его он не намерен. Тогда я затворилась в храме Иштар и послала табличку Рамсесу. Слово от царя отозвалось эхом в конторе быстро. Отцу надели на шею ярмо и повезли на аудиенцию с фараоном в Пер-Рамсес. Прелесть семейных отношений коренных родов (из нашего рода даже на тирском троне сидели) была в том, что их тяжбу разрешал арбитр высочайшего ранга, в моём случае сам Рамсес.

Меня вынесли из храма в закрытом паланкине и поместили в конуру под кормовым настилом быстроходной монеры. Отцу досталось место за веслом, но ненадолго, терять ход из-за неумелого гребца кормчий не стал, и он отделался мозолями и испугом. Достоинство вестового корабля в его скорости в ущерб мореходным качествам. Он был узок и имел низкие борта. Сирийское изделие из цельных кедровых досок. Сменная команда гребцов спала, как куры на насесте, сидя на откидных досках, устроенных между шпангоутами. Оправлялись матросы прямо с кормы, вися над водой, а то и через борт, если на корме очередь. Мне тоже пришлось испытать птичий способ извержения перед лицом рабочей и запасной команд, так как гребли, сидя спиной по курсу корабля. Для страховки на талию накидывали шлею и держались за канат, касаясь корабля только ступнями. Скажу, что лучше нет красоты, чем пописать с высоты под улюлюканье матросов, как ни страшно и неудобно, но что поделаешь – нужда.

Не заезжая в столицу, меня прямым ходом в Ми-ур определили, где  за ткацкими станками коротали жизнь второстепенные жёны царя. Я-то – никакая, моя степень – царская невеста. Подозреваю, великие царские супруги перехватили меня, чтобы скрыть до суда от верховного судьи, он же тогда на колеснице кое-что мне задолжал, а такие долги жёны сами хотят собрать. В гареме царском даже азиатки томились, несмотря на распространённое презрение к азиатам вообще. «Вот придёт азиат косматый,– пугали мамы детей,– и унесёт тебя в большом мешке, если поздно гулять будешь». Томлянки, оказывается, сами себя и содержали, поставляя двору платья и льняную пряжу, взамен получали продовольствие, духи, украшения, некото-рые даже управляли большими хозяйствами.

Заправляла всеми вице-жёнами Большая Ма-Ми, чернокожая нубийка. Что в ней прельстило царя, мне было трудно понять, вероятно рост, потому что Рамсес сам был гигант, но возможно, что Ма-Ми была политической супругой. Когда от царского достоинства содрогались чресла нубийской принцессы, трепет оргазма охватывал еще не покорённые пятый и шестой пороги Нила. Подобно тому, когда Парис наслаждался Еленой, все ахейцы чесали не только “locus infernos”, но и потирали руки от предчувствия близости сокровищ Трои. Бой-баба, она раздавала подзатыльники направо и налево, меня сразу заставила шкерить рыбу на кухне. Провоняешь рыбой, господин наш тебя на полёт стрелы к себе не допустит, напугала меня. На что ей ответила: – Как ни мой селёдку водой все равно пахнет п…, как ни три внизу вехоткой, всё равно разит селёдкой. А мужчины там целуют.

Ма-Ми приняла грозный вид и… расхохоталась. Вот, вот что прельстило царя – её смех и сияющее при этом лицо, белизна зубов и овечьего цвета язык. Узнав мою историю, она сказала: – Господин наш приезжает к нам раз в неделю, если он в столице. Тебя он обязательно пригласит к себе, он долги помнит.

Управляющая гаремом не стала больше направлять меня на грязные работы. Постигать науку любви, как-то различные умащения, натирания, массаж мужчин, который гаремные жёны проводили слугам не лишённым мужского достоинства (в Доме, розарии Рамсеса, евнухов не держали – таким демократичным по отношению к нижним местам своих женщин был Великий деспот), мне было ненужно, я её освоила с четырнадцати лет в храмовой школе. Но некоторое новшество всё же здесь культивировалось, а именно браковка женщин. Да не по внешности, видок сам собой должен быть распола-гающим, а по способности к процессу. Девушке в нижнее место вводилось яйцо из слоновой кости с цепочкой. К цепочке прицепляли гирьку, бедняжка напрягала стен-ки своей «пещеры» и некоторое время обязана удержать данный калибр в лоне. Если оказывалась слабой, то её отдавали соратникам царя, потому что царский детородник не должен болтаться, как мутовка в миске.

Все девочки телушкиного возраста, де-вушки в возрасте тёлок и солидные тётки (были и такие, так как сын унаследовал гарем отца), наряжались по мемфиской моде. Египетские женщины придавали значение своему виду больше, чем здоровью, больная еще может прикинуться здоровой, а дурнушка красавицей никак. И тут приходил на помощь стиль, который застилал глаза мужчинам на недостатки лица и тела и заставлял видеть то, что в данное конкретное время диктовала мода. Стиль правил чувствами и влёк. Две тысячи лет было не до моды, как выглядели плоско при Джосере, так и не замечали этого до Нефертити, и только эта царица показала пример сохранения красоты. И не только. Из гарема она сумела взойти на трон, стать великой царской супругой и даже соправительницей, что случилось впервые в длиннейшей династической цепи правителей Египта. Так что ми-урским нефертити было за что бороться. Несмотря на страх лишиться головы или же носа, заложницы царского фаллоса плели интриги и заговоры против царя, чтобы если не самой сесть, то внебрачного сына посадить на трон.

В моде был иссиня черный парик, стянутый золотым обручем, воротник из лазурита во всю грудь и цветное льняное платье до пят, просто униформа солдатская, а не наряд знатных женщин. У меня платье из шерсти, но через несколько ниток вплетена золо-тая. Я уже писала, что финикийские мастера освоили секрет золотого руна. Как только попала в Тир, то сразу увлеклась раскрытием этого секрета. Тайну техноло-гии выявить мне не удалось, но такая ткань была в амбарах моего отца, так крохо-бор для родной дочери пожалел отрез на платье. Пришлось купить чуть ли не за сто сиклей золота.

И эту дорогущую вещь я подарила Ма-Ми. Как преобразилась нубийка, сверкая новым нарядом. Платье еле колен доставало, но эти колена и заметил Рамсес с колесницы, когда проезжал сквозь коридор образованный четырьмя сотнями жён. Он остановил лошадей возле Ма-Ми, сошел с колесницы и подал руку, возвёл её в кузов и поехал в резиденцию. Всё! опустились матки у претенденток на царское ложе, выбор сделан и совсем не из первых красавиц. И что царь нашёл в черномазой кобыле с зубами, как тыквенные семечки? В этой горилле? сетовали томильницы.

В царском кортеже придворный поэт Пентаур, певец Пауехед и хейрономия с различными музыкальными инструментами. Был праздник виноградной лозы и полноты разлива Нила. В храмовом зале Пентаур прочёл отрывок из поэмы «Бой под Каде-шем», а Пауехед спел песню посвящённую Ма-Ми. Для этого Пентаур срочно заменил другое имя именем нубийской принцессы и добавил южного колорита в натуру и фигуру царской избранницы. Именитые гости остались довольны. Далее избирали царицу винограда. По традиции именно с ней царь должен взойти на ложе, но ложесна1 была уже выбрана, так что присутствующим осталось только подтвердить правильность царской оценки. Царица в венке из виноградных листьев выбрала в свою свиту меня. Это конечно честь для непосвящённой ещё и не калиброванной узницы. Арестанткой я себя и чувствовала, ведь я могу остаться в гареме навсегда, если никто не доложит царю, зачем меня привезли в Египет, а Великие супруги, называвшие меня сестрой, наверняка сделают всё для того, чтобы предать мою персону забвению. Но Ма-Ми, пользуясь своим мимолётным фавором, Астарту не забыла, и поведала Рамсесу о том, что в гареме ожидает его справедливого суда царская невеста.

1 матка

– Какая ещё невеста? У меня в невестах не засиживаются.
– Астарта. Она не последняя из тех, кто помог тебе покорить Сета.
– Так она здесь?

Теперь, когда я стала с правой стороны от виноградной царицы, Рамсес узнал меня.

– В чём твоё дело? – спросил Рамсес.
– Отец хочет выдать меня за Астара, что невозможно, так как я принадлежу к жреческому сословию.
– Если этому противится Иштар, то как же могу согласиться я. Я не хочу ссориться с богиней. Ступай с миром. Отец твой вернётся домой тогда, когда в Пер-Рамсес прибудет бирема груженная такой тканью,– царь приподнял подол Ма-Ми.– Ещё просьбы будут?

Тут я совсем обнаглела.
– Твой адмирал Йахве ведёт себя дерзко по отношению ко мне. Он отобрал моего сына и держит его в шатре.
– Кто отец?
– Прости меня, твоё величество, но у Приапа два отца: Адонис и Эшмун.

Рамсес оглядел придворных и экстренных жён непонимающим взглядом.
– Кто-нибудь слышал подобное?

Так как все в замешательстве молчали, я произнесла: – В Азии никто не слышал, чтобы отцы женились на дочерях и сестрах, однако в Египте я об этом узнала. Теперь же знайте, что Приап родился с двумя погремушками.

Молельный зал так и ахнул, Ма-Ми привстала с трона, придворные поэт с певцом перешёптывались, усмехаясь. Фараон невозмутимо сказал: – Такой феномен не должен исчезнуть. Я заставлю Йахве отдать сына тебе. Желаешь жить в родительском доме, при храме или в отдельной вилле?

– При храме, мой господин, но храм мой в Угарите.
– В Угарите? Тогда не я твой господин, а Хаттусили. Впредь ищи защиту у него. Останься пока, ты мне ещё понадобишься.

Надоба случилась ночью. Ма-Ми сама привела меня к повелителю, и я исполнила ту роль, которую выполняют мои жрицы, когда жертвователи возлегают на мраморное моё подобие в храме.