Жизнь в тишине

Когда электричка приближалась к Новочеркасску, жидковатая мгла, то там, то здесь, на всём необозримом пространстве минувшего пути разбавляемая светом одиноких, разбросанных огней, растаяла почти окончательно, и Зоя теперь уже вполне отчётливо могла разглядеть очертания города, в котором не была, как ей самой казалось, целую вечность. Впрочем, если, действительно, рассуждать в категориях веков, то не была она здесь ровно четверть века. Как раз с того самого момента, как, приехав сюда, намереваясь поступить в Новочеркасский Технологический Техникум-Интернат, имея при себе школьный аттестат, рекомендацию ВТЭКа и все прочие, положенные для такого случая документы, и проучившись здесь примерно с полгода, самым неожиданным для многих образом, оставила учёбу, вернувшись назад, в свой родной Новошахтинск. Потом говорила:

-Боюсь большого города. Не могу там. Тяжело мне.

Многие, из тех, кто слышал, удивлялись: мол, нашла большой город – Новочеркасск. Оно, конечно, так. И разумом Зоя сама это понимала не хуже, чем и все остальные. Но, то разумом. А есть в человеке что-то ещё. Что-то такое, что гораздо сильнее всех доводов рассудка, логики и здравого смысла, что сильнее самого человека.

Медленно полз длинный автобус с пресловутой «гармошкой», взбираясь по склону холма, на котором и расположен Новочеркасск. Вот он уже миновал соборную площадь. Знаменитый Вознесенский Собор скрывали строительные леса – реставрация шла уже не первый год. В воздухе над городом разливался белёсый туман. Повисла морось. Сугробы посеревшего снега соседствовали с лужами.

«Да, да, - мысленно припоминала Зоя, - я же помню эту аптеку. Сначала нужно ехать по главной улице, потом будет какой-то странный разворот вокруг круглого сквера, потом ещё очень долго ехать по большой, длинной улице с аллеей по середине, дальше – ещё один поворот, кажется, возле гостиницы, потом можно сходить и немного пройтись пешком вперёд, как бы по ходу автобуса».

Именно там находилась аптека, в которую каждый месяц в один и тот же день приезжал из Ростова-на-Дону мастер по ремонту слуховых аппаратов.

«Хоть бы я ничего не перепутала, и смогла сама найти, без расспросов, а то совсем, ведь, без этого аппарата ничего не слышу. А глухонемую азбуку всё равно никто не понимает».

«Да, я и сама её забывать постепенно начала за последнее время. Особенно, после того, как мужа похоронила», - спохватилась Зоя.

Мужа похоронила, а ведь было ему немногим за сорок. Сама Зоя – на пару лет моложе его. Она имела от рождения очень слабый слух. Но кое-как говорила. Он же был совершенно глухонемой. Зоя и слышала благодаря слуховому аппарату. Её покойный муж не имел даже такой возможности. А умер он от пьянки. Это он в последние годы распился. Когда работы практически не стало никакой. Шахты закрывались, а ведь вся городская жизнь держалась исключительно на них. Закрылись шахты – закрылось всё. Для здоровых работы не было, а уж для инвалидов – и подавно. У них в семье было двое детей. Сын от безысходности пошёл в армию по контракту, хотя по закону имел полное право не служить вообще. Но, что, спрашивается, ему оставалось делать в умирающем городе, где, фактически, самыми богатыми людьми теперь были пенсионеры и инвалиды, поскольку у всех остальных не было, по сути дела, вообще никаких источников доходов?! Через полгода его привезли назад в цинковом гробу. Дочери повезло чуть больше. Она вышла замуж. Уехала. Да так и не подавала о себе никаких вестей уже не первый год. Может, случилось с ней что? Кто теперь знает?! Она и адрес не оставила. Удивительное дело…

Прежде в Новошахтинск тоже иногда – хотя и редко – приезжал мастер по ремонту слуховых аппаратов. Теперь больше не приезжает. А аппарат у Зои барахлит основательно. Не в Ростов же ей ехать? – Это и дальше, да и вообще – пугают её с самого детства большие города.

Если разобраться, то и Новошахтинск не такой уж маленький. Но он, можно сказать, никогда не представлял из себя единого целого, как и все, можно сказать, шахтёрские города, состоял из каких-то отдельных посёлков, или – из их подобия, образовавшихся стихийно вокруг тех, или иных шахт. Можно сказать, большая деревня. Или – такое собрание больших деревень.

…В аптеке стояла очередь. Но большинство из тех, кто её составлял, по вполне понятным причинам, понимали глухонемую азбуку, и Зоя, которая тоже ещё не успела позабыть её окончательно – во всяком случае, пока – смогла кое-как объясниться и записаться в поимённый список очередников. Приезд мастера ожидался с минуты на минуту.

…Когда Зоя вышла из подсобного помещения аптеки, где работал мастер, закрепив починенный слуховой аппарат, туман и морось рассеялись почти полностью. Она даже решилась немного прогуляться. Тем более, что в сторону Новошахтинска шли только две электрички в течение всего дня. На одну из них Зоя теперь уже опоздала, а до другой было еще очень много времени.

Удивительно пустым показался ей сегодня Новочеркасск. На улицах она не встретила наверное ни одного человека. Зоя присела на влажную скамейку, и задумалась о том, о чём думала последние дни всё чаще и чаще.

«Полное одиночество. Ни семьи, ни работы. Всё сливается в одну серую однообразную массу безликих дней. Для чего живу? Но, ведь, для чего-то же живу. Зачем-то же всё это нужно? Но зачем? Вот главный вопрос. По крайней мере, таковым он начинает казаться в последнее время. И гнать от себя эти мысли бесполезно. Наоборот, чем больше их гонишь, тем они становятся всё сильнее, всё неотступнее».

Когда-то, ещё в школе Зоя слышала, что её имя в переводе с греческого языка означает: «Жизнь».

«Наверное, это тоже неслучайно. Говорят же мудрецы, – Зоя ни раз читала об этом в книжках, - что между именем человека и им самим существует какая-то скрытая связь».

«А, может быть, в этом и суть, - продолжала размышлять Зоя, осторожно спускаясь улицей, идущей резко под уклон, упираясь прямо в здание железнодорожного вокзала, - суть в самой жизни. В том, чтобы видеть вот это небо, пусть такое серое и пасмурное, но всё же небо, видеть этот сырой, подтаявший снег, встречать рассветы и провожать закаты. И нет одиночества. Вернее, оно, конечно же, есть. Но если посмотреть чуть дальше, то убеждаешься в том, что оно только кажущееся. У тебя есть всё то, что ты видишь, всё то, о чём ты думаешь. И этот воздух, идущий сквозь тебя, связывая тебя с окружающей природой миллионами невидимых нитей, по которым туда же, в природу возвращаются твои чувства и мысли, снова становясь её неотъемлемой частью, в том числе и для того – хотя, и не только для того, - чтобы вернуться к тебе в виде новых открытий и озарений, которые через тебя вновь обогатят природу, и конца этому круговороту не будет никогда, даже с наступлением твоей физической смерти он не закончится, но лишь примет какие-то другие, неведомые нашему нынешнему сознанию, формы. Жизнь есть, жизнь идёт, даже тогда, когда её не видно, когда её, поначалу не замечаешь ты сам. Но, это же только поначалу. Чуть больше внимания! Чуть больше наблюдательности! Столько всего интересного даже сейчас! В каждой капельке дождя! В каждой снеговой луже! В каждом цветке! В каждой травинке! В каждой росинке! Во всём! А главное – в твоём собственном понимании! Ради этого мира, ради его понимания следует жить! Ради слов звучащих внутри тебя! Даже тогда, когда эти слова некому высказать вслух!»

…Яркой звездой прожектора, установленного над кабиной машиниста, рассекала темноту сгущающейся ночи электричка, устремляющаяся мимо засыпающих городов и посёлков. Зоя дремала в вагоне, подъезжая к Новошахтинску. Она не боялась трудностей и одиночества. Она знала, что живёт не зря. Знала, для чего живёт.


2009-12-09 - 2009-12-10