Мир маленьких... 3

* * *
    «У Саши закончилась еда. И он решил отыскать двор, в котором встретил того мальчика, что накормил его и отдал свою одежду. В незнакомом городе он плохо ориентировался, но продолжал упорно бродить по его улицам, гонимый голодом и надеждой. Саше почему-то казалось, что тот мальчик, Вова, может помочь ему изменить свою жизнь. Через несколько дней, поиски увенчались успехом. Саша узнал дом и подъезд, в который заходил Вова. Он устроился на лавочке и много времени просидел в надежде, что его случайный друг выйдет погулять. Но время шло, его течение было не подвластно маленькому мальчику, он даже не мог определить его, ни по часам, ни по календарю.
    Неподалёку от его места ожидания играли несколько ребят. В какой-то момент один из них подошёл к Саше и спросил.
 - Ты не Вовчика тут ждёшь?
 - Да. А ты откуда знаешь? – спросил в свою очередь Саша.
 - Он нам рассказал про тебя.
 - А ты не знаешь где он?
 - Знаю, конечно! Вовчик сейчас в соседнем дворе играет. Если хочешь, мы можем показать где.
 - Хочу.
 - Тогда пошли.… Эй, ребята пошли!
    За домом пышно разросся кустарник. Указав на него пальцем, Пашка сказал;
 - Они в тех кустах, штаб строят.
    Саша смело, ни о чём не подозревая, двинулся в заросли. Как только проход естественным образом закрыл всю компанию от посторонних глаз, кто-то сильно толкнул Сашу в спину. Не удержав равновесия, он упал. Компания окружила его плотным кольцом.
 - Вы что? – недоумённо спросил Саша и попытался встать, но его снова толкнули в спину. Падая во второй раз, он ударился подбородком о камень. Не очень сильно, но на лице выступила кровь.
 - Вы что? – так и не понимая, что происходит, во второй раз задал он свой вопрос, вновь попытавшись встать.
 - А то! Нечего попрошайничать в нашем дворе! – сказал кто-то за его спиной, и Саша вновь оказался на земле, но уже не от толчка, а от удара.
 - Я не к вам пришёл, а к Вове, - уже сквозь зубы прошипел Саша.
 - Ты наш двор позоришь. Нищий попрошайка.
 - В нашем дворе, таким, не место. Понял?!
 - Понял, - ответил Саша, решив не спорить, не провоцируя тем самым дальнейшую экзекуцию. Но он не угадал. Со всех сторон на него посыпались удары.
    Друзья Вовы ушли, а Саша ещё долго лежал в тех кустах и плакал, вновь отождествляя себя с брошенной собачкой,  которая годится лишь на то, что бы её били, били, били…».
      
                * * *
    Вот так, изо дня в день, как только я оставался наедине со своими воспоминаниями, мне являлся образ Саши. Моё воображение вело этот образ, рисуя картины чужой, несуществующей жизни.

                * * *
    Перестав играть с ребятами во дворе, я всё чаще уединялся, в каком ни будь тихом уголке, и начинал свои чёрные фантазии. По правде говоря, вскоре их уже и фантазиями то трудно было назвать. Слишком реально они вставали передо мной. И мне уже не нужно было что либо представлять. Картины Сашкиной жизни формировались уже самостоятельно, отдельно от моих фантазий. Я как будто смотрел нескончаемый сериал, в котором главным героем был несчастный, маленький, брошенный родителями мальчик. А так как съемочную группу, составляло лишь моё детское, уже не подвластное мне, воображение, не было ни камер, ни сценариста, ни актёров.  И вот, примерно месяц спустя, потеряв контроль над своими видениями, я остался в них единственным актёром.  Исполнителем  главной роли.


   
                * * *
    Так прошёл год… Или два… Всё это время я проживал одновременно две жизни. Пришла пора идти в школу. К тому времени я уже довольно заметно отличался от своих сверстников; был нелюдим, практически не улыбался, не говоря уже о смехе, но самым противным было то, что я до сих пор ждал какого то подвоха со стороны собственных родителей. Находясь дома, я из кожи вон лез, что бы угодить им. Ни мама, ни папа не замечали моих странностей. Для них я был золотым ребёнком; спокойным и послушным.
    Все свои переживания я держал внутри себя, ощущая брезгливость к собственным видениям. Подвалы, чердаки, свалки и помойки, как возможные, теперешние, места обитания Саши вызывали тошноту. Иногда меня на самом деле тошнило, но я скрывал эти факты от кого бы то ни было, особенно от родителей – вдруг (ну мало ли), они захотят бросить «тошнотика».
    Проблемы начались где-то в середине первой четверти, первого учебного года.
    Я сидел в школе, в светлом просторном классе. Хорошая и очень добрая учительница, учила нас тому, что пригодиться нам в жизни. Учила, как мне казалось, самой жизни.
 - «А Сашку, кто научит жизни?» - спрашивал я сам себя на уроках, и снова уходил в мир бродяжничества, в мир маленьких, бездомных, брошенных собачек. Я завидовал сам себе и тихо ненавидел себя же самого, равно как и своих одноклассников, которых не бросили родители. Которые жили в сытости, имея возможность, ходить в школу. Мне и в голову не приходило, что Саша мог попасть в интернат, где его оденут, обуют, накормят и отправят учиться в школу. Прошло уже достаточно времени с тех пор как мы встретились с ним в моём дворе, но он до сих пор представал перед моим мысленным взором в той одежде, что я отдал ему. Может этот самый факт, ставил меня на его место, в моих видениях.
    Вот так, по итогам первой четверти, я оказался самым слабым учеником в классе. Ничего из того, что нам рассказывала добрая учительница, не отложилось в моей памяти. Меня ни кто не ругал, ведь я вёл себя тихо, не мешал ни кому.
    Один раз я рассказал о своих переживаниях однокласснику, взяв с него клятву ни кому не говорить о моих проблемах. Но вскоре проявилась та самая детская жестокость, которую я сам решил когда-то проявить по отношению к Саше. В классе надо мной начали издеваться.
 - Эй ты, тормоз, где летал сегодня? – спросил меня однажды заводила - одноклассник.
 - Нигде я не летал, - ответил я ему, с обидой в голосе.
    Обида моя состояла в том, что все они жили своей жизнью, а я, чьей то чужой. Самому уже давно хотелось избавиться от преследующих меня мыслей и воспоминаний, но ни чего не получалось. Вновь и вновь мои мысли возвращались к Саше. Постепенно я возненавидел его, а точнее не самого Сашу, а того Сашу, который наполовину уже я сам. Возненавидел непрекращающиеся  видения, преследующие меня в самых неподходящих местах. Но не думать о самом Сашке я не мог…
 - «Как он сейчас? Кушал ли чего сегодня? Не порвались ли те вещи, что я отдал ему? Жив ли он?»
    И снова меня уносило…

                * * *
    «Саша, а может уже и я на его месте, всё также продолжал искать свой родной город. Мама, наверное, не хотела бросать…? меня…? И если она увидит меня, то прижмёт к себе, и я снова получу то, по чему скучал столько времени. По её теплу. На папу у меня тоже не осталось обиды. Он наверное давно возвращается в тот город, на ту остановку, где оставил меня, но меня там нет. Я сам, как дурак, ушел оттуда и забыл обратную дорогу и теперь он не может найти меня. Жаль, что я не помню названия своего города, не помню даже названия улицы, но зато я помню, как они выглядят. Помню лица своих родителей. И вот я – Саша, изо дня в день путешествую из города в город. Хожу по улицам всё новых и новых городов, вглядываюсь в дома и окна, вглядываюсь в лица прохожих, ищу, что ни будь знакомое, или знакомых.
    Я постоянно вслушиваюсь в голоса людей. Кажется, что  оказавшись в забытом, но родном городе, лишь из разговоров я смогу узнать, что цель моя близка. Какие стеснения может испытывать пяти – шестилетний мальчик, который подходит к двум и более общающимся взрослым и, открыв рот, пытается вникнуть в суть их беседы…?
    Одни просто замолкают и отходят в сторону. Некоторые прогоняют меня, вызывая во мне чувство возмущения.
 - Мальчик, чего ты уставился? Иди ты отсюда!
 - Почему? Что я вам сделал? – спрашиваю я, искренне удивляясь. Но поняв, что людям не нравиться когда во время беседы на них смотрят, я с  расстояния, глядя в другую сторону, до предела напрягаю слух, но всё же слушаю, что говорят люди.      
    Иногда знакомлюсь с людьми, прошу у них о помощи. Некоторые из них очень добрые, хорошие, как тот мальчик, который вынес мне из дома целый пакет еды и отдал мне свою одежду…»

                * * *
    Всей душой я желал Саше найти семью. Нет. Не ту, которая его бросила, увезя в далёкий город,  а другую. Ту, которая примет его и полюбит. Но как только в моих фантазиях начинали брезжить радужные перспективы - появлялись какие-то жестокие обстоятельства. Вполне явственно я представлял себе, как Саша находит новых родителей. Как они принимают его в свою семью. Как они любят его и заботятся о нём. Но однажды, что-то происходит, что-то, что я не в состоянии понять или уловить.  И мой герой вновь оказывался один на один с жестокими законами улицы, на которой уже не было его дома. И не было теперь, уже, надежды.
    После таких видений я искал себе оправданий за то, что не позвал тогда его с собой. Я был уверен, что мои родители хоть как-то смогли бы помочь Саше. Но я этого не сделал. А оправдывал  себя тем, что теми двумя пакетами, пусть ненадолго, но всё-таки облегчил его существование. Я ненавидел себя за то, что живу в тепле и уюте, в то время как Саша бродит где-то в поисках еды и ночлега, а ненавидел я себя за то, что боюсь потерять то, что имею. Глупо…? Очень глупо! Но мне было только семь лет… А я уже ненавидел себя!
    Однажды, где-то в конце октября, к нам пришла женщина. Когда к нам в дом приходили взрослые, меня редко просили посидеть со всеми на кухне, тем более, ни когда не заставляли. В этот же раз, мама настойчиво предложила попить со всеми чай. Взгляд той женщины, сразу мне как-то не понравился. Она смотрела на меня, слишком откровенно оценивая, как будто знала обо мне больше чем я сам. Мне стало неуютно под этим взглядом, и я всё время молчал.
    Когда со стола были убраны чашки и сладости, все трое взрослых, пристально уставились на меня. Прошло, наверное, немного времени, но тогда мне показалось, что они смотрели на меня целую вечность.
    Первой заговорила та женщина.
 - Володя, можно задать тебе один вопрос? – спросила она вкрадчиво.
    Лица моих родителей выглядели виновато. Я не на шутку испугался.
- «Сейчас она заберёт тебя с собой, и ты больше ни когда не увидишь своих родителей», – услышал я голос Саши. В нём, как и тогда, не прозвучало ни одной интонации, кроме унылой интонации - констатации случившихся фактов. Я и  до этого  иногда слышал его голос. Конечно я понимал, что это мой собственный, внутренний голос. Но почему-то упорно приписывал его Саше, считая, что он наделён какой-то жизненной мудростью.
    Внутри всё сжалось в комок. Захотелось вскочить и броситься на шею к родителям и кричать.
 - «Не бросайте меня, я всё буду делать, как вы захотите. Я не хочу жить, как маленькая брошенная собачка».
    Но я ни чего не сказал вслух. Лишь потупил взгляд, боясь смотреть в эти пристальные глаза. И в виноватые глаза своих родителей.
 - Не могли бы вы оставить нас одних, - обратилась к ним женщина.
    Родители молча повиновались.
 - «Вот и всё», – подумал я. Из глаз потекли слёзы.
    Я увидел себя, одиноко бредущим по незнакомым улицам, одетым в изношенные вещи. Только чувство голода было мне не знакомо. Но тогда мне показалось, что я могу представить его и почувствовать, как почувствовал образовавшуюся во мне, в те мгновения, пустоту.
 - «Родители сами не решились увезти меня далеко – далеко, поэтому попросили сделать это, эту женщину», - подумал я, и мне сделалось совсем плохо.
 - Володя, могу я узнать, что так беспокоит тебя? – в её голосе, я не услышал угрозы, наоборот, в нём звучало сочувствие. Очень редко я слышал подобные интонации не от родителей.
 - Вы не увезёте меня с собой? – спросил я всхлипывая.
 - Конечно, нет. С чего это ты взял, что я хочу увезти тебя?
 - Потому, что они сами не смогут этого сделать, – ответил я, начиная понемногу успокаиваться.
 - А почему ты решил, что тебя кто-то хочет увезти?
 - Мне Саша сказал, – ответил я уверенно.
 - Какой Саша? Он твой одноклассник или друг со двора? – в её голосе я услышал живой интерес.            
    С того времени, как Саша появился однажды в нашем дворе, мы с родителями ещё лишь пару раз касались этой темы. Ещё пару раз я  пытался выговориться, один раз во дворе, второй в школе, но обе попытки вышли мне боком. Тогда я поклялся, что ни кому больше, ни чего не буду рассказывать, но голос этой женщины успокаивал.
 - Нет. Это тот Саша, которого бросили родители.
 - А где он живёт?
 - Нигде. Он живёт на улице.
 - Ты давно с ним познакомился?
 - Я его только один раз видел.
 - Давно?
 - Летом.
 - Этим летом.
 - Нет. Не помню.
 - А как же он сказал, что я хочу забрать тебя?
 - Не знаю…
 - То есть Сашу ты не видишь, но слышишь его голос? – удивлённо спросила женщина.
 - Да. Но это бывает редко.
 - А ты не хочешь рассказать мне про этого Сашу?
 - Не знаю.
 - Почему?
 - Я рассказывал ребятам и они надо мной смеялись, даже хотели побить, – ответил я, снова начиная всхлипывать.
 - Я не буду смеяться. И уж бить тем более. Даю тебе честное слово, - пообещала она торжественно и в то же время как-то мягко, вкрадчиво.
    Я рассказал ей о том, как встретил Сашу, как его образ преследует меня уже много времени, и не даёт мне жить нормальной жизнью. Она слушала очень внимательно, и на её лице не было ни упрёка, ни тени улыбки, только сочувствие. Даже не сочувствие, а участие. В том возрасте мне трудно было подбирать слова, выражающие мои чувства и ощущения. Но спустя годы, я помню голос той женщины, детского психолога, так как будто всё было только вчера.
    Когда я закончил свой рассказ, она встала, потрепала меня по голове и сказала;
 - Ладно. Давай-ка, иди к себе в комнату и сделай уроки. И запомни, ни кто тебя, ни куда не увезёт. И родители, никогда тебя не бросят.  Уж поверь мне, это я знаю точно.
    Мне очень хотелось ей поверить. Очень!
    Я ушёл к себе, а они ещё долго сидели на кухне и разговаривали. О чём? Я не слышал, но какое-то спокойствие закралось ко мне в душу в тот вечер. «Мне очень хотелось ей верить. Очень!».
    Вскоре она заглянула ко мне в комнату.
 - Володя, я ухожу, но очень скоро приду снова к тебе в гости. Ты не против? – спросила она улыбаясь.
 - Нет. Приходите, я буду Вас ждать, - ответил я этой доброй тёте.
    Эта женщина стала приходить к нам почти каждый день.  Всё время мы проводили с ней вдвоём, в моей комнате. Она рассказала мне о том, как живут дети, которых бросают родители. Что на самом деле, рано или поздно они попадают в детские дома, где у них появляются новые семьи, братья и сёстры. Где о них заботятся, кормят, одевают и учат в школах не хуже остальных детей. А иногда они на самом деле обретают новые семьи – их усыновляют. Она убедила меня в том, что именно так, а ни как иначе, произошло и с моим Сашей.
    Она была хорошей рассказчицей, и я  живо представлял себе Сашу, которому не надо больше попрошайничать,  ночевать по подвалам и чердакам. Представлял, что с его лица исчезло то выражение невыносимой тоски, которое запало мне в душу и осталось там, казалось навсегда. И его голос. Его голос стал звонче, а жизнь спокойнее, но ярче.
    Постепенно я начал улыбаться, радуясь простым вещам. В нашем доме появился котёнок. Маленький, пушистый и очень несчастный. Но неделю спустя, он привык ко мне. Стал весёлым и игривым. Я представил Сашу на месте моего Васьки. Точно так же его могли полюбить чужие люди, заботиться о нём и играть с ним. Жизнь наполнилась красками, которые я когда-то перестал замечать. Но, не смотря на всё это, во мне до сих пор крепко сидело то знание, что родители иногда бросают своих детей. Потому я стал прилагать ещё больше усилий, чтобы не расстраивать своих.
    На уроках в школе, всё моё внимание было направлено на учителя. Вскоре я стал одним из лучших учеников в классе. И первый учебный год закончился для меня поздравлениями с отличной успеваемостью. Родители хвастались мною перед родственниками, друзьями и просто знакомыми и я понимал, что пока они гордятся мной, уж точно не бросят, и старался изо всех сил.
    В течение моих первых летних каникул, я вновь часто представлял себе Сашу. Представлял, как его, за хорошую успеваемость, отправили в пионерский лагерь. Ведь не мог же он упустить выпавший ему шанс. Только теперь мои фантазии не переходили в видения, но и без того я радовался, что у брошенных детей, есть шанс, не прожить свою жизнь, жизнью маленькой, потерявшейся собачки.