Мир маленьких... 4

                * * *
    Дальше было много периодов времени, в которые я практически не вспоминал о Саше. Только когда мне встречалась какая ни будь информация о детских домах или о потерявшихся детях, я думал; - «Интересно, как там мой Сашка»?
    Шли годы. Я продолжал хорошо учиться. У меня было множество друзей и подруг. Развившееся в детстве воображение не покинуло меня, а наоборот, с годами только развивалось. Вокруг меня постоянно были люди, увлечённые моими рассказами про те или иные события. Многое, я бы даже сказал, слишком многое из того, что я говорил, было неправдой, но никто в этом меня не мог обвинить, потому что все прекрасно об этом знали. А я знал, что они это знают. Мне пророчили будущее писателя, Какое-то время я и сам об этом довольно серьёзно задумывался, но с ручной в руках у меня мало что получалось. Я даже сочинение-то толком не мог написать. И бурная моя фантазия выплёскивалась в устной форме из меня как из ведра.

                * * *
    Однажды, в начале средней школы, классе в четвёртом или пятом, мы с классом ездили в Петрозаводск, в Финский театр на детский спектакль. После спектакля, нам устроили ознакомительную экскурсию по городу. Возили в порт и на набережную. Там же, недалеко мы пообедали в ресторане «Ток», что находился в гостинице «Карелия». После обеда побывали ещё в паре каких-то музеев. Для многих из нас, та поездка была, чуть ли не первым выездом за пределы родного города, и запомнилась надолго. А лично для меня, она стала новыми проблемами, в моём психологическом развитии. Дело в том, что на спектакль, так же как и нас, привезли группу детей из детского дома, что находился где-то на карельской периферии.
    Как только они вошли в фойе, я сразу понял, что с ними что-то не так. Половина из них, имели такие выражения на лицах, что хотелось спрятаться от их взглядов. Исподлобья, прищуренными глазами, они разглядывали обстановку театра, то и дело бросая косые взгляды на сопровождающих их взрослых. Их губы при этом были плотно сжаты. Но даже сквозь эту маску отчуждения, был виден блеск в их глазах. Блеск интереса к окружающему. Вторая половина просто ходила с открытыми ртами, пытаясь потрогать всё, к чему можно притронуться. И лишь единицы могли незаметно раствориться в общей массе зрителей, прибывших на тот спектакль.
    В тот момент, я наверное напоминал их большинство, с открытыми ртами. Только разглядывал я не обстановку, а разношёрстную кучку детей, без определённой возрастной принадлежности. Я искал среди них знакомое лицо.
    Дали звонок и мы пошли в зал. Наша классная руководительница рассадила нас по местам, и свет погас. Когда он вновь загорелся, оказалось что в моей памяти ни чего из увиденного и услышанного не отложилось. В антракте, я быстро нашел ту самую группу детей и заговорил с одним мальчиком.
 - Привет, меня зовут Володя, а тебя как, - представился я улыбаясь.
 - Женя, - ответил он, озираясь по сторонам, явно ожидая подвоха.
 - А вы откуда приехали?
 - Из детдома, - ответил он, прищурив глаза. В его голосе слышались нотки агрессии.
 - У меня очень хороший друг попал в детдом. Я, правда, не знаю в какой, мы не виделись уже несколько лет, а я очень хотел бы его увидеть. Или просто узнать как у него дела, - сказал я как можно спокойнее.
 - А как его зовут? – расслабившись, спросил Женя.
 - Саша.
 - А фамилия? – вдруг задал он вопрос, над которым я ни разу за столько лет не задумывался.
 - Я не знаю.
 - Как же ты не знаешь фамилию своего друга?
 - А я и не спрашивал, мне и имени хватало.
 - Представляешь сколько Саш, в нашем интернате?! Как я смогу узнать твоего?!
 - Даже не знаю. Просто поспрашивай, не знает ли кто из них Володю из Кондопоги. Который…, - я замолчал, понимая, что фраза, которая может прозвучать в следующее мгновение, может определить пропасть разделяющую меня и Женю. А попросту унизить его.
 - «Накормил и отдал ему свои вещи», - хотел я  тогда сказать. 
 - С которым он подружился несколько лет назад, - закончил я, виновато опустив взгляд.
 - А что ты ещё о нём знаешь?
 - Его бросили родители! – пылко ответил я в надежде на то, что это крайне облегчит поиск.
 - Ха-ха-ха, да нас всех бросили, - парировал мою «зацепку» Женя, но не было веселья в его смехе.
 - Извини, фигню сказал, - извинился я и опустил глаза, страшно переживая, за свою бестактность.
 - Чё извиняться то? – спросил он, улыбаясь, - Не ты же нас бросил. Вот если бы, они, извинились…
    Он замолчал, и мне показалось, что только усилием воли он сдержал подступившие слёзы. Несколько раз глубоко вздохнув, Женя улыбнулся мне и спросил;
 - Ну хоть что ни будь, о Саше ещё помнишь?
    Я вновь задумался. И прикинув в уме все за и против, всё-таки решился в очередной раз рассказать историю моего знакомства с моим Сашкой.
    Слушал Женя молча, ни разу не перебив меня по ходу рассказа. Он лишь, чуть прищурив взгляд, внимательно следил за мной, а я чувствовал, что на моём лице отражены все чувства, испытанные мною по этому поводу. Конечно про видения и психологические проблемы я ни сказал ни слова. Но Женя, по-моему, и так прекрасно понял, что информация о дальнейшей судьбе моего случайного знакомого, является для меня очень важной.
 - Я поспрашиваю у пацанов, может тебя кто-то и вспомнит, - как смог обнадёжил он меня. Но не в произнесённых им словах, а в интонации и взгляде, я увидел искреннее обещание.
 - А ты можешь рассказать, как вы живёте? – задал я ещё один вопрос, который терзал меня несколько лет.
 - Да рассказывать нечего.
    Я кое-как уговорил учительницу разрешить мне вместо спектакля поговорить с Женей, и уже втроём, мы поговорили с его воспитателями.
    До следующего антракта мы простояли в фойе.
    В тот момент я понял, каким бы хорошим не был детдом, настоящую семью, родителей, ни кто и ни что не заменит. Понял, что даже если ребёнок возвращался к своим родителям из детдома, рана, нанесённая ему собственными родителями, ни когда не заживёт до конца.
    В глазах того Жени, я увидел отблески надежды, покрытые пеленой реальности, точно так же как у моего Сашки. Понял, что как бы благоприятно не закончилось его «путешествие», он ни когда не сможет быть по настоящему счастлив.
    Я записал на листочке свой адрес и отдал его Жене. И вот, ещё какое-то время снова жил с надеждой увидеть своего Сашку.
    Примерно, месяца через три, Женя прислал мне письмо.

                * * *
                Здравствуй Володя!
        Как дела? Я поспрашивал почти у всего интерната, про твоего Сашу. Несколько пацанов и девчонок, говорят, что знают его. Он не долго пробыл у нас, потом, кажется, сбежал или пропал. Кто чё говорит. Знаю только, что про тебя он многим рассказывал и ещё говорил, что его отец ищет и ему надо на остановку.  Говорят – странный он какой-то.
                Ну ладно, буду заканчивать, если что пиши, буду ждать.
                До свидания.
                Женя.
                * * *
    Я не ответил Жене. Хотел, но не ответил. Мне вполне хватало и Сашки, что поселился в моей голове, и ни как не желал переезжать оттуда.
    Время шло. Я рос. Менялось моё отношение к окружающим. Постепенно начал понимать необъяснимые, раньше, поступки людей. Оказывается, при желании, можно понять любого человека. Но это не значит оправдать. Людей, бросающих на произвол современного, жестокого мира, детей оправдать я не смог бы уже ни когда. Даже если они и отдавали их в детдома. И то, что когда-то мои родители пытались оправдать таких людей, до сих пор сидело в моей памяти. Я любил и уважал «своих», но сам не веря себе – верил, что и они могли бы найти себе… оправдания если…
    Но все-таки я взрослел, и с детством как мне казалось, уходили и детские страхи.

    В предвыпускном классе у меня случилась любовь. Её звали Аня. Она училась в классе на год старше. Я участвовал в школьной олимпиаде по геометрии, от своего класса, Аня от своего. Став победителями, мы отправились в Петрозаводск, уже на республиканскую олимпиаду. С нами ездили ещё несколько человек, но у нас с Аней, как-то сразу нашлось много тем для разговора. Всё свободное время мы проводили вместе, ни  на минуту не замолкая. Аня была настоящей красавицей, только это мало кто замечал. Она носила длинные, мешковатые юбки, под которыми можно разглядеть только лодыжки, обтянутые, казалось, бабушкиными колготками. Толстые свитера, даже в тёплое время года, скрывающие напрочь наличие груди. Никакой косметики, ни какой краски для волос, ни колечек, ни даже серёг. Она была как черепаха, которая прячется в своём панцире. Когда она ходила, её взгляд упирался ей же под ноги. Казалось, что движется она на автопилоте. В общем, Аня была до невозможности скромной и тихой, а на таких, мало кто обращает внимание.
    Ещё в школе, перед отправкой в Петрозаводск, когда нас, олимпийцев, собрали вместе, я увидел, как Аня подняла взгляд на директора школы. В классе нас сидело человек пять. Все на первых партах. Нас с Аней, как самых старших, посадили вместе перед учительским столом. Она посмотрела на директора, я на неё. Увидев то, что я увидел - я прямо ахнул. Не громко, так, что услышала только Аня и повернулась ко мне.
    Большие, удивительно выразительные, карие глаза, смотрели на меня с удивлением. Мне казалось, что в них можно утонуть, но скорее в тот момент, как и во множество других в последствии – мне хотелось это сделать – утопиться в самом прекрасном взгляде. Полные, но в меру, губы были чуть приоткрыты, что тоже выражало удивление. Маленький прямой нос и чёткие контуры лица, раньше всегда прятались под длинной чёлкой, но в тот момент открылись мне, и только мне.   
    Мне казалось, что у меня у самого рот не просто открыт, а челюсть отвисла. Если взгляд Ани спрашивал; - «Что случилось». Что отвечал, мой, явно было непонятно. Всё что я смог сделать, столкнувшись с её взглядом – это шумно выдохнуть. Хотя этот выдох был больше похож на стон.
 -  Тебе плохо? -  спросила Аня.
 - Я.… Нет. Всё в порядке. Просто я не представлял, какая ты…. Красивая, - ответил я, не осознавая, где и зачем нахожусь. Все кто находился в классе, прекрасно это слышали.
    Мы оба залились краской, и молчали до самого отправления  в Петрозаводск.
    Перед тем, как сесть в автобус, я подошёл к Ане.
 - Извини, что так вышло, сам не знаю, что на меня нашло, но ты и в правду очень красивая. Не против, если мы сядем вместе?
 - Давай. Спасибо за комплемент, мне ещё ни кто, ни чего подобного не говорил, - сказала она, заметно нервничая, и опустила взгляд но, видимо вспомнив, что я всё-таки заслужил его, вновь посмотрела мне в глаза.
 - Утоплюсь! Ей Богу, утоплюсь! – сообщил я Ане своё желание.
 - Как утопишься? Зачем? – с опаской спросила она.
 - В глазах твоих утоплюсь…. – как заклинание, сорвалось с моих губ.
    Аня, вновь густо покраснев и как всегда, уперев взгляд себе под ноги, зашла в автобус.
    Мы сели вместе. Я всё время болтал, Аня молчала. Иногда она задавала вопросы по ходу моей болтовни, и я с удовольствием делал пояснения. Наверное, я был первым, кто общался с нею, учитывая и уважая её интересы. Ближе к Петрозаводску, Аня впервые рассказала мне какой-то случай из своей жизни. Я внимательно слушал её, так же как и она, задавая по ходу рассказа вопросы. Она не была такой хорошей рассказчице как я, но моё воображение легко рисовало сцены её жизни из рассказов. Поэтому я стал для неё, благодарным слушателем.
    Лично я не о какой олимпиаде уже не мог и думать, не то что занять какое-то место. Аня заняла почётное, четвёртое.
    Обратно мы, конечно же, ехали вместе, болтая уже просто без умолку.   
 - Приехали, - сообщил я, когда наш автобус остановился на автовокзале в Кондопоге. – Увидимся завтра в школе...?
 - Да. Тогда, до завтра…?
 - Пока.
 - Пока.
    Через пару недель, мы уже целовались. На Аню начали засматриваться другие парни из старших классов. Всё чаще она убирала с лица чёлку и поднимала свои прекрасные глаза, всё больше народа видели их и млели, как и я. Но я знал, что взгляд этот - только для меня.
    В самом конце учебного года, мы с Аней переспали. Это было нечто невообразимое!!! Мы оба были девственниками. Если я хоть где-то краем уха слышал о теории секса, то Аня просто знала, что такое случается….
    Несколько часов, потные, взъерошенные с безумными глазами мы ползали друг по другу истекая слюной, не зная тогда, что боль, нужно преодолеть. У Ани не было подружек, что бы рассказать об этом, а её воспитание, само говорит о том, что подобные темы ни когда не затрагивались её матерью. Я же, не имея ни какого опыта, боялся сделать что-то не так и ни чего толком не делал. Потом, в какой-то момент, когда улеглась наша безумная суета, всё вышло само собой.
    Аня поступила в ПГУ, и каждые выходные приезжала в Кондопогу, ко мне. Мы говорили, говорили, говорили и любили, любили, любили…
    Я немного сдал в учёбе. Все мои мысли были заняты только Аней. Её фотографии были повсюду; в школьном дневнике, в дипломате, на стенах моей комнаты и на столе. Они постоянно отвлекали меня но, убрать я их не мог. Просто не мог.
    Привычка хорошо учиться превратила процесс обучения в тягостный труд, который не давал мне скатиться до троек.
    Я бы не назвал себя красавцем но, многие девчонки в школе, и в нашей дворовой компании часто оказывали мне знаки внимания. Даже не знаю, льстило ли мне это. Я просто ни кого не замечал вокруг. Поначалу друзья доставали меня, мол, давай, трахнулись да разбежались. Но я был сделан по-другому. Всегда поступал и относился к людям так, как хотел бы, что бы относились ко мне. А я не хотел, что бы Аня изменяла мне.   
    Так прошёл год, с тех пор как мы ездили на олимпиаду. Казалось, что вся наша жизнь расписана до самой нашей смерти. Жизнь, которая друг без друга была уже немыслима.
    Была зима. Мы гуляли по городу. Погода совершенно не способствовала прогулкам. Дул холодный, порывистый ветер, наполненный мелкой ледяной пылью. Он пронизывал до мозга костей. Мои родители, точно так же как и родители Ани сидели дома, а нам хотелось быть лишь вдвоём. И мечтать о том времени, когда у нас будет собственный дом, тёплый и уютный. В котором, можно будет укрыться от всех и вся. В котором, не страшен ледяной ветер….
 - Он не страшен и сейчас, потому что есть мы, друг у друга, - крикнул я ненастью.
    Неожиданно, позади нас раздался глухой шлепок и последующий за ним - истошный детский крик. Мы одновременно повернулись.
 - Сколько терпеть-то тебя можно!!! – выкрикнула нерадивая мамаша, и второй раз, изо всех сил ударила малыша по попе. Малыш, лет четырёх, зашёлся в истерике.
    Я смотрел на этого несчастного малыша, но видел Сашку….
 - Если их не бить, они вырастают совершенно безумными, – сказала Аня. – У моей сестры двое. Иногда хочется забрать их и увезти подальше от неё, что бы она хоть немного отдохнула.
    Я смотрел на свою Аню и не верил, что она могла сказать такое. Но в её глазах читалась прямо ненависть к этому несчастному мальчику, что стоял перед нами и плакал. И сочувствие  женщине, лицо которой озарила маска безумного гнева.
    Аня повернулась ко мне и что-то говорила, но я уже не слышал её.
 - «…хочется забрать и увезти подальше…, забрать и увезти…».
    Несколько мгновений я стоял и смотрел на неё с открытым ртом. Потом опустил голову и быстро пошёл прочь…