Невидимый город. Главы 24, 25 последние

24
«Не стоит так расстраиваться, – пытался успокоить себя Андрей Иванович, сидя в переполненной электричке. – Ну подумаешь, профессор уехал. Ну подумаешь, работа раньше запланированного закончилась. Ведь заплатили мне все, что обещали, значит, качественно я поработал. Хотя, опять-таки, в чем, в чем же моя работа заключалась? Неужели другим было трудно получить от профессора ту информацию, что я получал? Птицын говорил, что ему, хотя бы иногда, нужно делиться тайнами, которые начинают тяготить его. И публикует его постоянно. А кстати, что он пишет? Надо же, почти полгода проработал с профессором, а ни разу не поинтересовался, о чем же были его статьи. И в каких журналах он печатался? Вроде бы, в престижных, научных, если верить Птицыну. Что эти журналы с огромной радостью, тут же, публиковали все, что он им предлагал. Надо бы познакомиться с его работами.
А чем же мне теперь заняться? В чем я больше всего боялся себе признаться, так это в том, что после знакомства с профессором потерял интерес к прежней работе. Боже, какой бессмыслицей я страдал десять лет! Правильно сказал Шлиман, что меня нужно было буквально силой вытаскивать из старой темы. А что делать теперь? Может, развивать то, что профессор мне рассказал? А? Ведь это идея!»
Андрей Иванович даже вскочил. Электричка остановилась. И только сейчас он увидел, что это была его станция.
«А ведь действительно идея! – радовался Андрей Иванович, подходя к дому. Пока ехал в метро, он снова и снова обдумывал эту идею. – Ведь квантовые состояния – непаханое поле. Вот этим и следует заняться. Надо обсудить этот вариант с Шлиманом».
Андрей Иванович облегченно вздохнул. Теперь его научное будущее не казалось ему таким уж беспросветным и бессмысленным, каким представлялось еще пару часов назад.

25
– А был ли вообще профессор? – задумчиво произнес Шлиман, когда на следующий день Андрей Иванович поделился с ним идеей о его возможной будущей работе. – Тебе, Андрюша, в первую очередь, нужно доктором физико-математических наук стать, а затем уже думать над следующей темой. Но, я вижу, ты опять собрался заняться проблемой, решение которой не предвидится в ближайшее время.
– Вы про квантовые состояния?
– Про них, конечно. Здесь без профессора не обойтись.
– Так… а был ли профессор?
– А ты сомневаешься?
– Но вы ведь сами сказали…
– Мало ли что я сказал. Не всему же, что я говорю, следует верить. Я могу и просто так сказать, от грусти, например.
– Скажите, Николай Владимирович, вы что-нибудь еще про город слышали или читали? Я же несколько дней почту не смотрел. Сначала из-за дождя, а затем из-за того, что моя работа закончилась. Только я записал последний разговор с профессором, так сразу дождь пошел, а потом… В последний раз профессор сказал, что если где-то какой-то катаклизм произошел, значит, человечество получило новые знания. Я тогда не обратил внимания на его слова. А сейчас думаю, может так оно и происходит.
– Может, это и хорошо, что наша работа завершилась. Она ведь должна была когда-то закончиться. Ну не год мы проработали, полгода всего. Ну и что. Зато катаклизмов в ближайшее время не произойдет, если верить словам профессора.
– Но мы-то причем? Профессор ведь и сам может написать статьи о каких-то важных знаниях.
– Наверно, все же, не таких важных. Он ведь осторожный человек. Это только тебе он так много рассказал. А с другими он не делится информацией. Он тебе, может, и про бомбу секреты бы выдал. Так что, Андрюша, у тебя, видимо, особый дар есть, раз даже профессора разговорил. Может, поэтому его и увезли куда-то в спешном порядке.
Шлиман походил молча по кабинету, подошел к окну, посмотрел на улицу, затем вернулся и сел на стул.
– А я, Андрюша, в очередной раз понял, что жизнь продолжается. Это, наверно, смешно звучит из уст старого человека. Но я действительно понял, еще раз понял, что жизнь продолжается. Даже когда нет любви. Даже когда разочаровываешься в самом совершенном боге.

Ночью, засыпая, Андрей Иванович подумал, а вдруг профессор никуда не уезжал? К нему ведь в какое время следует приходить? Между десятью и двенадцатью утра. И дед Федот говорил, что все к его соседу в этот промежуток являлись. Один раз даже поторопил Андрея Ивановича, чтобы тот до двенадцати успел зайти. А вчера он во сколько к Птицыну приехал? После обеда, часа в четыре. Может, в этом дело? Или нет? Или все-таки дело в том, что все, что надо было узнать от профессора, он уже узнал? А может, все, абсолютно все было лишь сном? Может, и профессор, и дед Федот, и Авдотья Семеновна, и пустынная девушка, и метеориты, и ливневый дождь в середине февраля, и новая река в пустыне, и даже Шлиман ему приснились? А? Может быть такое? Что есть реальное в этом мире?
«Нет-нет, это я сейчас засыпаю, я начинаю видеть сны. А все произошедшее со мной было не сном, а самой яркой реальностью».