Падение. Рассказ. Мельников Сергей

 Падение.


Тёплый солнечный день не радовал Михаила. Он с тоской смотрел на синее небо, важных голубей воркующих на заборе, на парочки, гуляющие в тенистом парке.
«И чего этой Ирке надо было? Ну, выпивал немного после работы. А что зарабатывал мало, так, где в колхозе много заработаешь. Если шабашка подворачивалась, ни когда не отказывался», - невесело думал он. 
- Мишка, привет, - услышал он позади себя звонкий голос. Обернулся и увидел школьного приятеля Старостина Николая, – Ты чего такой мрачный?
- Из суда иду.
- Что пятнадцать суток дали? – удивился Николай.
- Нет, с женой развёлся.
- Зря грустишь, это ведь свобода.
Николай хотел послать приятеля подальше, но тот предложил:
- Пойдём пивка попьём.
- У меня денег нет.
- Я угощаю, посидим, поговорим, столько не виделись.
Возле пивной купили вяленой рыбы, у торговавших там старушек, взяли по кружке пива.
- Я тебя после проводов в армию не видел. Чем занимаешься? – спросил Михаил.
- Служить я попал на Север, там после дембеля и остался. Климат, конечно, не такой тёплый, как здесь, зато заработки не сравнить. Ты сколько зарабатываешь?
- Сто двадцать рублей, максимум.
- Сто двадцать, - с презрением повторил Николай. – Только приезжаешь сразу пятьсот получаешь. Потом каждый год северные надбавки идут.
- А с жильём как?
- Общага есть. Всё хочу спросить, ты на ком женат был?
- На Фёдоровой Ирине.
- А, это с восьмого «б», помню. Красивая девка, только жадная, - и осёкся, увидев злой взгляд Николая. – Рыба вкусная, жирная, мне всегда такая нравилась.  Слушай, - он постарался загладить свою неловкость, - поехали со мной.
- Такой вопрос сразу так не решается, надо подумать.
- Ты напиши заявление об увольнении, я здесь ещё месяц буду. Передумаешь, всегда можешь его обратно забрать.
- Мы на автобус не опоздаем, - забеспокоился     Михаил.
- Не беспокойся по этому поводу, - Николай отхлебнул пивка, - ещё по паре пива и поедем. Ты забыл, где я работаю, - он поднял палец вверх и произнёс по слогам, - на Се-ве-ре. Возьму такси и доедем. А пока пей, пиво, ешь рыбу
и наслаждайся жизнью.

Михаил всю ночь не спал, обдумывал предложение одноклассника. Действительно, что он теряет? Родители ещё не старые, хозяйство держат небольшое, утки, да куры. Буду с зарплаты, если правду сказал Николай, по сто рублей высылать.
Утром рассказал родителям о своём намерении податься на Север. Мать всплеснула руками, запричитала:
- Ишь, чего удумал. Уезжать с родного дома невесть куда, к кому? Что там за люди, неизвестно, холода, говорят, там страшные, замёрзнешь, там не дай Бог!   
Отец поддержал сына:
- Ты мать уймись. Не маленький, что бы за мамкину юбку держаться. Пусть едет, что ему тут делать.  Мы всю жизнь в колхозе горбатились, света белого не видели.
До места они добирались на поезде четверо суток.  Николай всю дорогу пил, Михаил деньги экономил. Неизвестно как там всё обернётся, вдруг придётся возвращаться обратно.
Город Михаилу не понравился: несколько облезлых пятиэтажек, угрюмые общежития, да множество балков, лепившихся тесной кучкой друг к другу. Он видел, как они горели: вспыхивал один балок, и сразу же загорались соседние. Огонь с треском пожирал ветхие строения, взрывались газовые баллоны. Пожарные огонь не тушили, боялись, что бы осколком не убило кого-нибудь, только поливали соседние балки, что бы пожар не распространялся дальше. 
И погода был неприветливый, сквозь серую пелену облаков изредка пробивалось холодное солнце. Деревьев в городе было мало, все чахлые с пожелтевшей листвой. И везде песок, песок, песок.
Дороги были,  в основном, покрытые  бетонными плитами с торчащей ржавой арматурой.
На работу приняли его быстро, водители нужны были, выделили комнату в общежитии. Со своим соседом по комнате он не видел: у них были разные смены по вахте, четыре дня на буровой, четыре дня дома.
Работа ему понравилась, но он с тревогой ожидал морозов, не зная, как их перенесёт. Оказалось, что это легче, чем он предполагал: холода вымораживали болота, дышалось легко, не было той промозглой сырости, которая бывает зимой на юге.
Николай хотя и жил в той же общаге, виделись они редко. Через полгода он женился, у него родилась дочь.
На четвёртую годовщину его дочки Михаил пришёл в гости. Дочка крутилась возле стола, жена накрывала стол. Михаил, глядя на девчушку, грустно вздохнул.
- Что вздыхаешь, брат? 
- Ты знаешь, как-то уже надоел этот холостяцкий быт, - душевная боль после развода уже утихла, хотелось уюта, женской заботы и ласки.
- Так это не проблема, ты у нас мужик видный, орёл!  Найдём тебе бабу. Кстати, есть у меня одна такая на примете. Правда, чуть старше тебя и двое детей, но зато очень хорошая хозяйка и симпатичная. Татьяна, - Николай позвал жену, - я о Марине говорю.
- Да, да, хорошая женщина, - подтвердила жена.
- Мне девчонку и не надо. Хватит, уже раз женился на молодой.
- Ну и правильно, вернёшься с вахты,  завалимся в гости. А я пока почву прозондирую.
По возвращению с вахты, Николай ему сообщил, что Марина заинтересовалась им, только спрашивала, много ли пьёт ли Михаил и не является любителем руки распускать.
- Охарактеризовал я тебя с самой лучшей стороны, хоть к ордену представляй. Так, что завтра на смотрины пойдём, - Николай похлопал его по плечу, - так, что ты меня не подведи.
Михаилу Марина понравилась, невысокая, стройная красивая блондинка, в квартире у неё везде чистота и порядок. И стол накрыла шикарный.
После этого он несколько раз заходил к ней в гости и когда убедился, что она не против того, что бы он жил с ней, собрал свой нехитрый скарб и перебрался жить к ней.
У Марины было двое детей, девочка Лена десяти лет и мальчик Олег на два года старше. С ними отношения как-то не сложились, да и не привык он к детям. Ладно, если бы ребёнок был с ним с рождения, которого ты сам растишь, постепенно привыкая к отцовству. Да и не старался  их воспитывать, ведь не родной он им, какое  имел на это право? Одеты, сыты они,  и хорошо! Поэтому не чувствуя отцовского пригляда, дети быстро отбились от рук. Дочь часто дерзила матери, ни чем ей не помогала, не прибираться не хотела ни поесть приготовить, часто пропадала неизвестно где. На просьбы Марины как-то повлиять  на них, Михаил разводил руками, были бы свои, всыпал ремня, а так они чужие, ещё  в милицию заявят.
Так они прожили десять лет. Жениться официально Михаил не хотел, считал штамп в паспорте пустой формальностью, ещё и потому, что не мог  забыть  свой первый неудачный брак.  Живут же другие люди так и нормально живут, что ещё надо. Михаил очень не любил стоять  в очередях и заполнять различные документы, поэтому деньги, что зарабатывали, откладывали на книжку на имя Марины.  Была у них мечта: купить домик на юге, поближе к морю и там коротать старость.
 Сына в армию не взяли, у него обнаружили плоскостопие, ни на одной работе долго не задерживался, много пил. Дочь жила с каким-то парнем, дома появлялась редко.
Беда нагрянула неожиданно: Марина попала под дождь, простыла, началось воспаление лёгких. Спасти её не удалось.
На поминках пьяный Олег подошёл к Михаилу:
- Ты давай собирай вещи и уходи. Я квартиру продавать буду.
- Куда же я пойду? – опешил Михаил.
- Куда хочешь туда и иди, мне наплевать.
- Я завтра уезжаю на вахту, вернусь, тогда и поговорим.
Приехав с вахты, Михаил не смог открыть дверь квартиры своим ключом. Ему открыл Олег, изрядно пьяный, за его спиной маячили два незнакомых здоровых мужика.
- И не старайся, - он презрительно усмехнулся, - папаша.  Я замки поменял. Говорил же, вали отсюда, что не ясно. И не дёргайся, а то пацаны мне помогут быстро тебя с лестницы спустить.
- Вещи мои где?
- Я всё приготовил и вещи и документы, - он выставил две большие клетчатые сумки, с которыми ездили в отпуск, сверху кинул прозрачный пакет с документами: паспорт и военный билет, - тут всё твоё, мне чужого не надо.
- Что же это ты так со мной, я тебя поил, кормил.
- Ну, хочешь, я тебе мешок сухарей в качестве благодарности вынесу. Некогда мне с тобой базарить, у меня водка стынет.
- А сберегательная книжка где? Там и мои деньги  есть.
- Какие деньги? О чём ты? – процедил Олег сквозь зубы, - книжка на чьё имя? На материно! Кто наследник? Я и Ленка! А ты вообще, никто, понял. Не вздумай права качать, найдём, все кости переломаем.
Михаил хотел положить пакет с документами во внутренний карман куртки, но он оказался слишком мал для этого. Тогда он вынул из кармана свои водительские права, вложил их в пакет к паспорту и военному билету, засунул всё это в сумку. Вышел на улицу со своим имуществом,  сел на лавочку, закурил.
Начинать строить жизнь в сорок лет сложно. Можно как-нибудь продержаться первое время, пожить у знакомых, потом снять квартиру или комнату, попробовать  вернуться в общежитие. Он давно там не жил, хотя и был прописан.
Но  думать о будущем ему было невозможно, ну не мог он сейчас собраться с мыслями. Ну за что, за что Олег его выгнал, выкинул как ненужную вещь. Душевная пустота навалилась как лавина, обида сдавила горло безжалостной рукой. Михаилу казалось, что ещё немного и его голова лопнет от всех этих размышлений. Ему захотелось выпить водки и не просто выпить, а напиться до чёртиков, что бы забыть, хотя бы на время, свалившиеся на него беды.
Михаил вздохнул, подхватил сумки и пошёл в ближайший магазин, купил бутылку водки, одноразовый стаканчик, небольшую банку солёных огурчиков. Выходя из магазина, забыл сумки, хорошо, продавщица окликнула.
За магазином был  парк, Михаил нашёл укромное местечко на берегу небольшого ручья, петлявшего среди сосен. Налил стаканчик, залпом выпил, не закусывая. Вспомнилась ему матушка, так не хотевшая его отпускать в далёкий край.
«Ты, маменька как чувствовала, не найду я счастья здесь, царство тебе небесное, пусть земля тебе будет пухом», - подумала он, наливая второй стакан.
Вспоминая своё детство, юность непутёвую не заметил, как выпил всю водку, сонливость овладела им, и незаметно для себя он заснул.
Проснулся Михаил от холода, осмотрелся мутными глазами и вздрогнул от ужаса: сумок нигде не было.
«Украли», - он тяжело вздохнул, - этого мне ещё не хватало для полного счастья. Документы пропали, это совсем плохо».
Он огляделся вокруг, сумок нигде не было. Ещё теплилась надежда, что он забыл, где их оставил, и они лежат где-то рядом, только нужно вспомнить это место. Но пройдясь вокруг, он, ни чего не обнаружил.
Утром полусонный, с жуткой головной болью, с отвратительным настроением он пришёл в кабинет начальника участка, где Михаил работал. Начальник, Кравчинский, высокий костлявый сидел за столом. Рабочие его не любили за его высокомерие. 
- Здравствуйте Валерий Степанович!
- Здравствуй Петренко, чего пришёл?
- Беда у меня случилась, паспорт и права украли.
- И чего ты хочешь?
- Так, я же не могу на машине работать, переведите меня в слесаря.
- Слесарей у меня хватает. Пиши заявление, без отработки уволю.
- Как же я без документов на новую работу без документов.
- Твои проблемы. Мне дармоеды не нужны.
Михаил обиженно поджал губы:
- Сука ты Степаныч.
- Что?! – лицо Кравчинского покраснело от злости, - пошёл вон отсюда, а то по статье уволю.
Михаил, уходя, повернулся и добавил: «Много из себя строишь, проще надо быть».
На КПП гаража, где  Михаил работал,  нашёл охранника: « Здорово, Саныч. У меня к тебе дело есть. Я с пасынком поругался и ушёл. – Михаилу было неловко сказать, что его выгнали. – Поживу пока в гараже, потом квартиру найду. Это тебе, - Михаил протянул охраннику бутылку водки, - что бы веселей дежурилось».
- Спасибо, только ты днём здесь не показывайся, а то увидит начальник участка, орать будет.
- Хорошо, днём я буду уходить.
На следующий день Михаил получил расчёт, сфотографировался на паспорт, узнал, что нужно, для получения новых документов. Оказалось, что ждать придётся  несколько дней.
Ожидая получение паспорта, он днями бродил по городу, вечером возвращался в гараж. Делать было не чего,  что бы как-то занять себя,   не спеша, где-нибудь в укромном местечке пил водку её. Иногда одной бутылки не хватало, он брал ещё.  И как-то незаметно для себя Михаил заметил, что ему нравится такое времяпрепровождение. Ни кто не командовал им, не заставлял работать, ни кому и ни чем он не обязан.
 В один из вечеров его остановил охранник:
- Ты, извини, - он немного замялся, -  больше не могу тебя пускать.
- Что случилось?
- Кто-то рассказал начальнику участка, что ты ночуешь здесь, и он пригрозил, что если узнает, что ты ещё тут обитаешь, уволит меня.
- И куда мне идти?
- Не знаю, - охранник пожал плечами, - сейчас тепло, вон, в доме напротив подвал открыт, можешь пожить там.    
 У него в душе произошёл надлом, он уже не верил, что удастся выбраться из этой ямы,  казалось всё бесполезно. Это ощущение беспомощности угнетало, лишала сил и желания бороться.
  Он открыл дверь в подвал, включил свет. Грязная тусклая лампочка осветила подвал, низкий, сухой с ржавыми трубами. Михаил  сел на трубы, открыл  водку, купленную по пути, и стал пить прямо из горла. С этого дня подвал стал его домом.
Он мог часами лежать на трубах, уставившись бессмысленным взглядом  на свисающую лохматую паутину,  шум воды в трубах, на крыс, бегающих по подвалу, мерзкий запах канализации. Безразличие к самому себе всё больше и больше захватывало его. 
  Он лежал в каком-то оцепенении, в полудрёме, выходил из этого состояния лишь тогда,  когда чувствовал голод.               
Деньги, полученные при расчёте, быстро кончились, он зарабатывал тем, что собирал пустые бутылки, помогал торговцам на  рынке.  Этого вполне хватало, что бы каждый день напиться и немного поесть. Больше ему и не надо было. Алкоголь стал для него тем волшебным  эликсиром, который поддерживал его, хоть на время позволявший забыть всё, что с ним произошло.
Он прожил в подвале две зимы. В мусорном контейнере нашел себе одежду на зиму, удивившись, как много вещей довольно хороших выкидывают люди.
Как то Михаил копался в контейнере, услышал шорох позади себя. Он обернулся и увидел  серого пса со свалявшейся грязной шерстью, копающегося в мусоре. Пес мрачно, исподлобья  смотрел по сторонам, и Михаилу показалось, что у них одинаковая судьба – судьба изгоев.
 Михаил  видел, как целая стая огромных псов гналась за этим бродягой, а он, повизгивая от ужаса, нёсся со всех ног, пока не забился в дыру в заборе.  Преследователи, тяжело дыша и грозно рыча,  окружили беглеца, но достать его не могли. Всё, что   он мог сделать, оказавшись в безопасности, яростно лаять на них из своего укрытия, ибо  выйти оттуда значило погибнуть. Когда стая ушла, поняв, что опасность миновала, пёс вылез на улицу, осмотрелся и не спеша побрёл по своим собачьим делам.
Однажды студёным январским вечером, когда рано темнеет, дверь подвала открылась, в подвал зашли две женщины, одна из них была дворником, вторую Михаил не знал.
- Семёнова, - произнесла,  незнакома женщина высоким визгливым голосом, - почему у тебя подвал открыт? Разве не знаешь приказ вышел, что бы все подвалы были закрыты.  Или хочешь, что бы у нас как в Москве дом взорвали?
- Не хочу, - испуганно ответила дворничиха,- но там бомж живёт.
- Вот тебе замок, дверь закрой обязательно, а этого, - она кивнула головой в сторону Михаила, - гони отсюда.
- Куда же ему идти бедолаге, такой мороз на улице?
- Не моя забота. Слышь, ты, - она обратилась к Михаилу, - иди отсюда, пока милицию не вызвала.   
Михаил вышел на улицу. Его немного пошатывало, он только что выпил водки.
- Ты Миша не обижайся, - сказала Семёнова жалобным голосом, - мне приказали я и делаю. Тут за углом теплокамера большая есть, можешь туда перебраться, там ни кто тебя беспокоить не будет.
Михаил открыл тяжёлую крышку, сел на краю люка, огляделся. Редкие звёзды безразлично смотрели на тёмный город, Луна, покрытая серой изморозью, неподвижно застыла посреди тусклого неба. Николаю уже спать не хотелось, он вдохнул холодный воздух, и ему показалось, что всё это происходит не с ним. Кто-то другой, чужой ему человек сидел на тёплом бетоне, обросший, грязный, в рваной, замусоленной одежде. Он взглянул на светящиеся окна домов, и ему захотелось оказаться в тёплой квартире,   сидеть одетым в халат перед телевизором и не спеша пить пиво. Ведь когда-то он был как все, счастлив и доволен своей жизнью.   
Теплокамера была небольшой, низкой, воздух тяжёлый, сырой. Из-под задвижек на мокрый песок капала вода, образуя  маленькие чёрные затхлые лужицы.
Здесь он прожил до лета. В один из июньских дней Михаилу повезло, он нашёл на мусорке  какую-то тяжёлую деталь из меди и сдал её в пункт приёма цветных металлов. Денег хватило на две бутылки водки и закуску. Выпил он их недалеко от этого места за забором и там же уснул.
Он проснулся от толчка, открыл глаза и увидел четырёх подростков лет по четырнадцать – пятнадцать. Судя по всему, вожаком у них был крепкий блондин с банкой пива в руке.
- Ты чего тут разлёгся, скотина?
- Оставьте меня, я ведь вас не трогаю.
- Ты, что сказал, урод? – глаза у блондина налились злобой, - ты слышишь, Серёга, он нас тронуть хочет.
Серёга, высокий, худой, с бритой головой схватил Михаила за воротник и ударил его коленом в живот.
У Михаила перехватило дыхание, он только успел вымолвить: «Не надо!». Его били  руками и ногами,  долго, с озлоблением, пока не устали. 
Подростки ушли, отхлёбывая пиво, весело обсуждая подробности, кто и как избивал этого бомжа.
Михаила  оставили  лежать на земле, ни сколько не заботясь о том, что только сейчас зверски избили ни в чём не повинного человека да, бродягу, грязного, опустившегося, но человека.  И только за то, что он не такой как они, считая это за достоинство, почти подвиг.
 Михаил долго лежал неподвижно, не мог пошевелиться от боли.   Болело всё тело, было сломано несколько рёбер. Он с трудом, пошатываясь и падая,  добрёл до теплокамеры. Долго не мог сдвинуть крышку, тяжёлое железо выскальзывало из его перебитых пальцев. Спустившись вниз, не стал ставить крышку на место, не только потому, что лишился сил, а ещё от того, что боялся умереть здесь. Михаил боялся, что не сразу найдут его тело, а за это время он начнёт гнить, крысы обглодают его лицо.
Из теплокамеры ему пришлось уйти. Прохожие, заметив открытый люк, позвонили в ЖЭК, мол, что за безобразие, люк открыт, вдруг туда ребёнок упадёт. Злые слесаря, матерясь, выгнали его из теплокамеры. Один из них, взглянул в лицо Михаила, спросил:
- Кто тебя так?
- Не знаю, подростки какие-то. Ребята, дайте денег немного, похмелится, плохо мне.
Михаил зашёл в аптеку купил две настойки боярышника. Там стояла беременная женщина, с огромными чёрными, лихорадочно блестящими  глазами,  на бледном лице. Было видно, что она себя плохо чувствовала. Проходя мимо её, Михаил увидел, как  беременная зашаталась, уцепилась руками за прилавок, видно ей совсем стало дурно от запаха, который     исходил от него. Выходя из аптеки, он услышал слабое шипение: аптекарша с отвращением на лице разбрызгивала освежитель воздуха.
Собирать бутылки уже не было совсем сил, он сидел у ближайшего магазина и просил милостыню. Ему нужно только деньги на хлеб и «Боярышник». Ночевал прямо под балконом рядом с аптекой.
Там его и нашли мёртвым прохожие, вызвали милицию и «Скорую помощь».
Опер Иванов, вызванный на место происшествия, разомлевший от тёплого солнышка, наконец-то дождался дежурного прокурора.
- Чего у тебя тут? - спросил прокурор.
- Да ни чего особого, бомж помер.
- А с лейтенантом что случилось?
- Так ведь новичок, - капитан Иванов коротко хихикнул, - а от бомжа такой аромат, что ему дурно стало.   Ни чего, привыкнет, - махнул он рукой, подзывая лейтенанта, - иди сюда, протокол писать будешь.
- Криминала нет? – спросил прокурор.
- Вроде нет, вскрытие покажет.
- И куда его теперь? - поинтересовался лейтенант.
- Сейчас приедет труповозка, в морг отвезут на вскрытие. А потом похоронят как Героя России.
- Это, каким образом?
- Да вот таким, - раздражённо ответил капитан, - бесплатно, за счёт государства. Пиши, давай…
Вскоре на местном кладбище появилась ещё одна безымянная могила.