Мир маленьких... 17

                * * *
    Как обычно, пробуждение сопровождалось болью. Только боль на этот раз не была привычной. Не было обычного шума в голове, что постоянно сопровождает длительное похмелье. Боль была другой. Казалось, что всё моё тело болит одновременно. Совершенно не хотелось открывать глаза. По многолетней практике, мне было известно то, что я увижу. Ну, или примерно то…. Было слышно, что вокруг меня находятся ещё несколько человек. Наверняка таких же никчемных, как и я алкоголиков. Судя по запахам и приглушенным голосам - я находился в вытрезвителе. Открыть глаза, означало - начало разговоров. Начнутся вопросы за жизнь, жалобы на судьбу, учеба этой самой жизни и всё в этом духе. Потому я решил сделать  вид, что и не просыпался вовсе. К тому же я чувствовал, что смогу еще уснуть. А это важнее всего!
    Со следующим пробуждением  пришла тревога. Мне снилось всё что угодно, только не то, что я хотел. Мне снился - я сам. Картины прошедшей, в полном беспределе, жизни, своей реальностью приносили в мой сон боль. Настоящую, физическую, нестерпимую боль.  Меня били, унижали. Снова били….
    Впервые за долгое время, в момент пробуждения, я был рад этому событию. И не просто рад, а по настоящему счастлив. Ведь это был первый, приснившийся мне кошмар. Как только в сонном ещё сознании забрезжила мысль о том, что я сплю и вижу страшный сон, это самое сознание рванулось со скоростью пули в реальный мир, который, как ни странно, тоже принёс лишь боль, а значит и новое, жестокое разочарование.       
    Я лежал на больничной койке. Из груди торчал катетер, от которого шла трубка к капельнице. Вся левая  сторона нещадно ныла. И в левом же боку чувствовалась нездоровая пульсация. Кое-как приподняв голову, мне удалось разглядеть ещё одну трубку, которая торчала прямо из того места на моём животе, где и чувствовался пульс. Опустить голову оказалось труднее, то есть больнее, чем поднять. Я простонал, закрыв глаза. Послышался лёгкий топот ног.
  - Эй, - позвал женский голос.
    Я вновь открыл глаза. Надо мной стояла довольно приятная, молодая особа.
  - Где я? – мой голос был способен лишь на шёпот.
  - В больнице. Как ты себя чувствуешь? - спросила она, толи с жалостью, то ли даже с нежностью.
    Я уставился на неё так, словно увидел ангела во плоти. Уже несколько десятилетий, ко мне ни кто не обращался, даже близко, подобным тоном. Мне казалось, что я даже нимб над её головой вижу. Смысл заданного вопроса потерялся, растворился в представившемся видении, даже боль утихла. Сознание поплыло, и я вновь отключился. На этот раз без сновидений.
    Спал я видимо не долго. «Ангел», всё ещё находилась в палате. Только уже не казалась такой милой. Обычная девушка с обычной внешностью.
  - Опять уснёшь? -  спросила она с улыбкой.
  - Нет, - ответил я, попытавшись улыбнуться в ответ.
  - Ну и правильно, сколько спать-то можно?
  - Я хотел бы, вообще ни когда не просыпаться.
  - А что так?
  - Вряд ли Вы поймёте.
  - Не хотите, не говорите. Но на пару вопросов всё же придётся ответить. Как Вас зовут?
  - Саша, - ответил я как обычно.
  - А отчество, фамилия имеются? - спросила она с улыбкой.
  - Наверное, только я их не помню, - мой ответ тоже сопровождался улыбкой.
  - В смысле не помните? – её лицо сделалось серьезным.
  - Ну не помню и всё. Какой тут может быть смысл?
  - И давно это с Вами? – спросила она как-то странно, точнее, для других это было бы странно, но для меня это было как обычно.
  - Что это…? – ответил я вопросом на вопрос.
  - Ну, то, что Вы не помните свою фамилию.
  - Всегда…. Не помнил….
  - Ладно. Не засыпай. Доктора позову.
    Она ушла. Я снова попытался пошевелить левой рукой и ногой, но тщетно. Этим только вызвал новый приступ боли. На душе сделалось как-то нехорошо. Будучи даже в таком окружении, как только что покинувший меня «ангел», мне совершенно не хотелось здесь задерживаться. Тому было несколько причин. Во-первых, с детства ненавидел больницы. Во-вторых, я думаю именно из-за лекарств, мне приснился этот кошмар. Лучше уж терпеть боль, чем ещё хоть раз  пережить его.
    Долго размышлять мне не позволили.
  - Здравствуй Саша – ни чего не помню. Давай-ка для начала освободим тебя от пут, – услышал я бодрый мужской голос.
  -Здравствуйте, - ответил я на приветствие.
    Медсестра освободила меня от капельницы.
  - Меня зовут Евгений Николаевич, - представился мужчина в халате, - я невропатолог, твой лечащий врач. Ну, рассказывай, как ты себя чувствуешь.
  - Как-то, не очень. Рука и нога не работает, – ответил я, но без жалобных интонаций, чем немало удивил доктора.
  - Говоришь так, как будто у тебя насморк.
  - В смысле?
  - Ладно, не важно. Рука – нога говоришь, не работают. Ну что ж, я так и предполагал.
  - А что с ними?
  - Попросту говоря, ты их отлежал. Помнишь, где тебя нашли?
  - Смутно.
  - Понятно. Ты спал на скамейке в парке. Сейчас не май месяц вот и отморозил себе конечности и почку.
  - Это серьёзно.
  - Более чем….
  - А надолго?
  - Может, и навсегда. Не пугайся, на ноги тебя я поставлю, но вряд ли всё это пройдёт бесследно. Как голова?
  - Нормально, а что? – спросил я, предвидя подвох с его стороны, на счёт пьянства, но….
  - У тебя голова разбита, это так для информации. Четыре шва наложено, а ты говоришь нормально, - констатировал врач с достаточно серьёзным видом.
  - Вы шутите? – спросил я, одновременно ощупывая свою голову, на которой обнаружил повязку.
  - Какие тут шутки? Сам же видишь, точнее трогаешь. Ты упал головой на асфальт, и вот результат. Ладно, ты лучше скажи, как тебя в карточку записать.
  - Да как хотите.
  - Ты что, вправду не помнишь, как тебя зовут?
  - Почему не помню? Саша меня зовут. Я фамилию и отчество не помню. Настоящие не помню, а чужие, что мне в детстве сто раз давали, мне не нужны.
  - Так как тебя записать?
  - Да как хотите, так и пишите, мне всё равно, - ответил я устало. Но не от данной ситуации, а от постоянной периодичности подобных ей.
  - Сирота? – сочувственно спросил доктор.
  - Нет, - ответил я безапиляционно.
    Врач  немало смутился. Некоторое время он молча смотрел на меня, что-то прикидывая в уме. Потом сказал; - «Ладно, разберёмся», - и ушёл.
    Несколько последующих часов я провёл в спокойствии. Пару раз со мной пытались заговорить соседи по палате, но заметив моё нежелание общаться попросту оставили в покое.
    Но опять же, я не получил так любимого мною – одиночества, а точнее тишины. Особой… моей тишины…
    Дверь в палату то открывалась, то закрывалась. Довольно часто, если не сказать постоянно, она вообще была открыта. Из коридора доносилось множество голосов, что с моим слухом не давало мне обрести сон. Ещё с детства, я постоянно напрягал слух, боясь пропустить мимо какую-то важную для меня информацию. Мог не замечать грохота, проносящегося мимо поезда, когда ночевал на вокзалах. Шум ветра в лесу или парках, включая грозы. Гул станков или труб, когда удавалось найти себе место для ночлега, на каких ни будь предприятиях или подвалах.  Но реальная человеческая речь ни когда не давала мне заснуть, если конечно это не происходило в привычной обстановке, с таким же окружением, как и я сам. С годами, мой интерес к разговорам окружающих пропал, но ни чего не могло избавить меня, то ли от привычки подслушивать, то ли от, в самом деле обострившегося, восприятия человеческой речи.
    Иногда мне казалось, что я могу слышать то, что другим не под силу. Казалось, что могу слышать человеческую речь сквозь стены, сквозь нетерпимый человеческим ухом шум. И даже, через непреодолимые человеческим слухом расстояния. Именно так, я иногда объяснял себе присутствие Вовчика в моей жизни…               
   Дверь в палату открылась вновь. Вошли трое, один в форме, второй в штатском. Третьим был мой доктор.
    Я давно сбился бы со счёта, если бы поставил перед собой цель – подсчитать подобные ситуации. Около часа эти трое провели в палате. Всё это время на этаже стояла гробовая тишина. Казалось – всё отделение собралось под дверью, и слушает нашу беседу. А сама беседа  шла заранее известным мне путём; вопрос -  ответ, вопрос ответ, вопрос - нет ответа, вопрос – нет ответа...,
   - Но так не бывает!!!
   - Но так есть! И ни кто, ни чего не сможет с этим поделать, - ответил я, и в десятитысячный раз поведал людям свою историю, сжатую, как обычно, до размеров плана школьного сочинения.
    Медсестра – ангел, вытирала слёзы. Товарищ в штатском был невозмутим, Товарищ в форме хмурился. Доктор, почему-то улыбался.
    На следующий день ко мне снова приходил человек в штатском, на этот раз с фотографом. Мне помогли сесть и сделали пару снимков в профиль и в фас. После этого я больше их не видел.
    В тот же день, у меня был ещё один посетитель, а точнее посетительница.
  - Здравствуйте. Саша? Если не ошибаюсь, - услышал я голос, как раз в тот момент, когда копошился в тумбочке, пытаясь найти среди немногочисленных своих пожитков маленькую ракушку, покрытую когда-то маминым лаком для ногтей.
  - Да. Меня зовут Саша, - ответил я обречённо, вновь готовясь рассказывать.
    Но, подняв на неё взгляд, я опешил. Дыхание перехватило, что-то сделалось со взглядом. Я видел лишь её глаза, лицо…. Всё остальное стёрлось. Мир вокруг неё, превратился в палитру, безумного, депрессивного художника, который различает только три цвета; белый, черный и серый. Хоровод безумных мыслей и видений на одно мгновение лишил меня сознания, но это тут же прошло.
  - С тобой всё в порядке? – спросила она уставшим голосом.
  - Писаю через трубочку, не могу ходить и голова зашита, но ещё жив, так что, вроде в порядке.
  - Оптимистично! – чуть заметно улыбнувшись, оценила мою тираду женщина и попросила разрешения сесть.
  - Выбора-то у меня всё равно нет, я даже выгнать Вас не в состоянии, так что садитесь. Вас интересует моё прошлое, - последнее предложение прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
  - Ошибаешься. Меня-то как раз интересует твоё будущее. Я психолог, и моя задача помогать людям жить дальше, невзирая на проблемы, преследующие их. Если честно, все эти вопросы про родителей, про детские потрясения, меня саму ужасно раздражают. Если у моих пациентов возникает желание рассказывать – я слушаю. Если нет, - она пожала плечами, - и не надо.
  - А у меня нет будущего. Моё будущее это настоящее и я не думаю, что Вы, или я сам в состоянии что-то изменить. Уже лет двадцать я ищу своих родителей. Они бросили меня, когда мне было лет пять – шесть. Но не думаю, что если всё-таки я их найду, смогу подойти к ним.  Они бросили меня не так, как обычно это происходит, а каким-то изощрённым способом. Пойти на который, их должны были заставить очень серьёзные причины. И они были у них. Причина - это я. Я не смогу объяснить Вам, что во мне такого страшного. Как не смогу объяснить почему, двое любящих своего ребёнка людей, отказались от него, выбросив его на улицу. Который ни чего не и не…, - я замолчал на полуслове, понимая, что рассказываю этой женщине то, что никому не рассказывал много лет, а может никогда вообще не рассказывал. Я попытался вспомнить, было такое или нет, но вдруг в памяти всплыло лицо соседского мальчишки, хозяина Тишки, которого я видел лишь мельком, после… после…
  - НЕТ! – закричал я во всё горло. Из глаз брызнули слёзы. Слезы непонимания и детской обиды. Из моей руки, выпала маленькая ракушка.
  - Кто Вы? – спросил я у женщины, что сидела рядом с мой койкой.
  - Анна Николаевна. Психолог. Если ты не против, я попытаюсь помочь тебе, - с этими словами, она подняла с пола ракушку и положила на мою тумбочку.
  - Найти маму и папу?
  - Может быть.
    На мой крик, палату вбежали одновременно несколько человек, но Анна Николаевна жестом остановила их. Всё ушли. В палате стояла тишина, если не считать моих всхлипов.
    Лицо психолога выражало глубокую печаль. Лишь однажды я видел в лице человека такое же искреннее сочувствие. Это было лицо Володи. Может она и Володя – определённый тип людей, которые впитывают чужую боль. Но взамен отдают и что-то своё. И именно, это, в первый момент, как только я её увидел, так подействовало на меня. Страх обуял меня. И так, всю жизнь я живу непонятно чьей жизнью. Теперь ещё эта Анна Николаевна!!! Мысли свернулись в клубок, с которым пяти – шести летнему мальчику ни за что не справиться. А то, что период воспоминаний закончился, я понял сразу, как только вспомнил и увидел того маль….
  - Давай закончим на сегодня, - спокойно, произнесла Анна Николаевна.
    Мои глаза вдруг начали слипаться и сон забрал меня, в свою волшебную страну, но что-то в той стране изменилось. Там не оказалось Володи. Там вообще ни чего не оказалось.
    Так я опять перестал видеть сны.
    Анна Николаевна стала приходить каждый день. Мы подолгу говорили с ней на разные темы. Она практически никогда ни о чём не спрашивала. Слова сами срывались с моих губ и летели по воздуху к «Холсту», под названием – «Моя жизнь», складываясь на нём в узоры, которые приобретали определённые формы. Всё это происходило в голове Анны Николаевны. Я прекрасно понимал это.  И продолжал говорить, говорить, говорить….
    На одной из наших первых бесед, она сказала мне:
  - Тебе в первую очередь необходимо найти себя и простить. А для этого, ты должен вспомнить то, что по собственному желанию ты не хочешь вспоминать.
  - Я знаю, но это больно.
  - Но без боли нельзя излечиться.
  - Я знаю….
    И я рассказывал. Через страшные душевные муки, вытаскивая на свет, свои самые чёрные воспоминания. Рассказывал и тут же забывал их снова. В который раз. Но их помнила Анна Николаевна и рисовала картину моей жизни, черно-белыми и серыми красками.
    После выписки, Анна Николаевна забрала меня к себе. У неё была небольшая комната в коммуналке, с довольно скромной обстановкой, но для меня она показалась родным домом.
    Так мы прожили с ней не один год. Мои рассказы всё так же интересовали её, да и я сам не терял надежды на то, что рано или поздно она разберётся в моих воспоминаниях и видениях, поставив точку  или последний мазок в «Картине моей жизни».
    Однажды Анна Николаевна пришла необычно возбуждённой.
  - Что-то случилось? – спросил я её тогда.
  - У меня сегодня был очень необычный пациент. И я решила, что он будет последним, - уверенным голосом сообщила мне она.
  - А что в нём необычного? – спросил я, переживая за Анну Николаевну, наверное, не меньше, чем она за меня.
  - Ну, во-первых, он не местный, во-вторых, он напоминает мне одного человека, которого я не видела очень много лет, - уже с тоской в голосе сказала она.
  - Вы хотите ему помочь?
  - Хотела бы, но вряд ли мне это удастся.
  - Почему? – удивился я,  - Вы очень хороший психолог! Вы сделали меня взрослым, благодаря Вам у меня есть интерес к жизни.
  - Спасибо, Саша, но я вряд ли смогу объяснить тебе что происходит.
  - Ладно, я понял. Больше не буду задавать вопросов.
    И я больше их не задавал. Я слышал, как в ту ночь она тихонько плакала в своей постели. Наверное, потому ни о чём больше и не спрашивал, боясь лишний раз причинить ей боль.
    Не задавала вопросов и Анна Николаевна.
    Наши беседы прекратились.