1. Папа - мама

Александр Афанасьевич был демонстративен.
- Побежали. – Он сделал Андрюхе «страшные» глаза, подхватил в обе руки по сумке в двадцать пять кэгэ каждая, и не слишком быстро, но не снижая скорости, двинул по лестнице на девятый этаж.
Андрюха был утомлён.
«А вот хер тебе, всё равно обгоню», - лениво подумал он, взял такие же две сумки, задержал вдох и ломанулся вослед своему тестю, сигая через две ступеньки на третью.
Обогнав на середине пути семидесятилетнего Афанасьича, Андрюха, стуча копытами, вбежал на этаж и позвонил в квартиру.
- Привет, семейство!
На кухне были всё те же.
Усталая тёща готовила ужин, ей пыталась помочь бестолочь Машка, младшая сестра Андрюхиной Натальи. Машка внимательно смотрела в кастрюлю, стоящую на огне, и было заметно, что она колеблется – что бы ещё такое сыпануть в красное кипящее варево.
- Здравствуй, Андрей. Где отец? – спросила тёща, Ирина Васильевна.
В это время вошёл слегка задыхающийся Александр Афанасьевич, почти втаскивая за собой сумки.
- Как сегодня дела, Саша?
- Друзья, дайте отдышаться! – воскликнул отец. – Всему своё время, потом поговорим.
- Хорошо, тогда разбирайте товар. Андрей, звони домой Наташе.
- Я жрать хочу… - недовольно пробурчал Андрюха. – Ты что там варишь, борщ? Ну, я падаю… - повернулся он к Машке.
У Машки в жизни и так не было ничего хорошего.
- Дурак! Не хочешь – не ешь! – обиженно надулась она.
- Не, Ирина Васильевна, я это точно есть не буду, - оживился Андрей. - А вдруг она меня отравит?
- Мама! – взвизгнула Машка, - Я его убью!
- Андрей! – начала терять терпение тёща, - Ты можешь помолчать? Не хочешь борщ – будешь есть картошку.
- Какая картошка? – вмешался Афанасьич, - картошку я съел. Но вы мне такое больше не давайте!
Ирина Васильевна была стоиком.
- Мой руки, Саша. Это другая картошка, - ровно ответила она мужу.
Все уселись за стол и начали жевать. Ирина Васильевна, точно выдержав паузу, опять спросила – Ну, так как сегодня? Не гоняли?
- Сегодня дождь спас. Отстояли, пока не вымокли, но выручка хорошая, - сказал Афанасьич, поднимаясь из-за стола. – Спасибо, Ирочка. Идём, Андрей, всё посчитать и просушить надо.
Маша попробовала сдвинуть с места одну из сумок.
- Боже, как вы это на себе таскаете! И что, эта хрень продаётся?
- Ты что, конечно! Это ж «папа-мама».
- Что «папа-мама»? – не поняла Машка.
- Ну, село…- проворчал Филимонов. – Электроразъёмы так называются, вот, те же головки для клемм. Ты что, не знала? Смотри – «папа» вставляется в «маму»…
- Господи, гадость какая! – Машка второй раз помянула имя Господа всуе.
- А бабло тебе, конечно, не гадость. Небось подкинет Афанасьич на бедность, а? Новый год, мифические женихи…
- Можно подумать, он вам с Наташкой не даёт! – взъерепенилась Маша.
- Где мы, и где Афанасьич? Ты ж тут получаешь внеурочные. Ладно, сейчас главное, чтоб менты товар не отобрали, а там стипендия будет… К твоей сестре с дешёвым подарком не сунешься, - вздохнул Андрюха. - Пошёл я к отцу, а то сейчас не хватит мотка изоленты – ****еть начнёт.

Маша ушла к себе в комнату, села на кровать, раскрыла «Бурду» и задумалась о смысле жизни.
Нахалке Наташке, её старшей сестре, всегда везло.
Главным признаком Наташкиного везенья было, конечно, замужество за блистательным Филимоновым. Симпатичный, общительный, практичный, он являл собой интеллигента современной формации. Это означало, что с родословной у него было всё в порядке – родители были инженеры. Жизненная философия целиком укладывалась в известную поговорку: «Будь проще, и к тебе потянутся». А на обвинения одногруппниц в том, что он не джентльмен, Филимонов отвечал: «Это я не джентльмен? Я?! Девушки! Если вас обидел вон тот мудак, я хоть сейчас через забор перелезу, хоть сейчас ему в морду дам!». Это производило наилучшее впечатление.
Да, такие звёзды, как Филимонов, не ходили по Машкиному небосводу.
Но в его компании Маша недавно познакомилась с Пашей. Это был нормальный среднестатистический придурок, за которого можно было идти замуж. Он не очень вдохновлял Машку, но как вариант учитывался всерьёз. Вторым вариантом - возможным, но ненадёжным, был староста её группы Миша. Мощная фигура Миши, напоминающая силуэтом трёхстворчатый шкаф в её спальне, разорвала Машке сердце в первый же день занятий.
Но как бы там карта ни легла, решающим моментом Машке виделся Новый год. Чтобы закрепить наметившийся успех в обоих случаях, ей хоть кровь из носу, а нужны были новые туфли.
- Ну что, старая девка? Так и будешь сидеть? Сиди, сиди! А потом поедешь в какой-нибудь Мухосранск – и кранты тебе. – Филимоновские шуточки угнетали её и наводили на страшные мысли об одиночестве длиной во всю оставшуюся жизнь.
Задумчиво пересчитав свою скудную наличность, Маша поняла, что без «внеурочных» от папы не будет новых туфель.
А без туфель не будет ничего.

В субботу отец вошёл в квартиру около восьми часов вечера, взволнованная Ирина Васильевна бросилась к нему.
- Куда вы с Андреем пропали? Мы тут места себе не находим!
Неизменным кредо отца была фраза: «Мы оптимисты!». Машка никогда не могла точно сказать – что это значит для каждого отдельно взятого случая. Однако сегодня формальный оптимизм отца несколько поблек.
- Ирочка! Мы были в агонии! – плачущим голосом прокричал Афанасьич, – Забрали всё! Изоленту, готовые клеммы, «крокодилы»… Выручку отобрали!
Всю! Требовали паспорт, записывали фамилии. Немного кабеля и лампочек осталось у Андрея, он успел сумку в куче мусора возле входа щитом привалить, а потом вылез через развал в заборе.
- Так что теперь будет? – услышала Маша тревожный голос мамы. – На работу напишут? Саша, я всегда тебе говорила - лучше вообще не торговать. Не надо рисковать. Всех денег не заработаешь!
Стихийная личность Афанасьича не признавала ограничений.
- Да пропади все пропадом! Уйду с работы! Ирочка! Не торговать?! – возмущался он, - Да я – «и под ливнем, и под градом»! Пусть пишут, куда хотят, подлецы проклятые! Машенька, - обратился он к вошедшей дочери совершенно спокойным голосом, – ты слышала? Подлецы отобрали товар и деньги.
У Машки подкосились ноги.
Афанасьич какое-то время наблюдал, как Машкина полудетская мордочка начинает сморщиваться и догадался, что дщерь сейчас заревёт.
- Машенька, деточка, ну не плачь! – воскликнул он оперным баритоном. - Не волнуйся, деньги выделим!
Ирина Васильевна молча подняла брови и удалилась на кухню.
Машка почувствовала, что жизнь меняется к лучшему.

В приезде четы Филимоновых к родителям всегда бывало что-то карнавальное.
Навязчивое желание Андрюхи дать народу зрелищ, которых народ вовсе и не просил, чаще всего обрушивалось на Ирину Васильевну.
Александр Афанасьевич предусмотрительно скрывался в кабинете.
Пока Филимонов развлекал тёщу кошмарами из жизни медиков-первокурсников, Маша с Натальей сидели и обсуждали вопросы подготовки к празднику.
- Туфли взяла? За сколько? – Наташа достала из сумки новые импортные колготки.
- Нет ещё. Я на толкучке ещё не была. Ой, класс, колготки!
- Ну, ты даёшь. А вдруг ничего не найдёшь? Колготки - пятнадцать.
- Нормально… У меня все колготы в сумасшедших затяжках, на Новый год одевать нельзя.
- А что так?
- Паша по коленям всё гладит, таких затяжек наделал… А я ж не скажу ему: «Не гладь, колготок жалко!».
- Ааа… пролетарий твой… А мне уже блузку принесли.
- За сколько?
- За девяносто. Я Филимонову сказала пятьдесят, смотри, не говори ему! Я ещё не расплатилась. Папики подарят что-то, с Филимонова надо побольше стянуть… Я, между прочим, дорогая женщина, чтоб не думал там себе, что мелочью отвертится…да…- Наташа с удовольствием оглядела свой чернобровый лик, отражённый в трельяже. - Там ещё серебро приносили… я прямо не сплю теперь, вспоминаю это серебро.
- А вдруг стипендии не будет? А у них на рынке всё отобрали.…. Папа говорит, что в газете могут напечатать, и в институт написать. Я боюсь, - загрустила Маша.
- Да, это будет фигня… - Наташа сделала кислую мину и задумалась о своём. - А у меня тоже «засада». Тут вожжа как попадёт декану под хвост, чтоб до исключения не дошло.
- А что случилось, Наташк? – забеспокоилась Маша.
- Да пока ничего, говорить не о чем. Так кто тебя уже пригласил?
- Паша, - смутилась Маша. – Но я почти уверена, что и Миша пригласит.

Вечером следующего дня на кухне Александр Афанасьевич скорбно протянул Машке развёрнутую «вечорку».
- Читай. Там о последней облаве на рынке. Вот статья - перечисляют фамилии пойманных. Наша фамилия тоже есть.
Машка схватила газету и стала с пятого на двадцатое просматривать статью. Её не интересовали дурацкие воззвания на тему о борьбе с нетрудовыми доходами, она искала фамилии задержанных на стихийном авторынке. Их было немного, но она как-то не могла сосредоточиться, прыгала глазами через строку и не находила своей фамилии.
- Ма! – жалобно пискнула она. – Что теперь будет?
Мамин стоицизм тоже не был железным.
- Что вы все от меня хотите? – устало спросила она. – Откуда я знаю – что будет?! Скорее всего, что ничего.
- Ну как же! Ведь если увидят – это позор! Могут в деканат вызвать… да всё что хочешь может быть! Папа! Ну где наша фамилия, я не вижу!
- Читай внимательно, там есть. – Папа смотрел на неё честными глазами.
- Мам, ну где???
Мама молча, с неясным выражением лица перемещалась по кухне.
Машка, срываясь на слёзы, начала считать фамилии, а потом читать их вслух, загибая пальцы.
Однако их фамилия в списках, порочащих звание советского человека, не значилась.
Машка растерянно посмотрела на отца.
- Машенька, нас там нет. Я пошутил! – улыбнулся Афанасьич улыбкой Людоеда.