Поворот

               

        Густой снег тяжело налипал на стёкла. Мело. Встречные машины выныривали из сумерек и снегопада  и, едва различимые, проскальзывали мимо. Динамики переполняла музыка, рождественские поздравления, какие-то шорохи, отголоски затерянного в  снежном океане мира. Мне было всё «по барабану». Я устал, просто устал от этой сутолочной, бестолковой и беспросветной жизни. Не хотелось НИЧЕГО.
                Всё решилось вчера неожиданно и бескомпромиссно, когда я в радужных красках рисовал Новогодний сценарий, прикидывал, что купить в подарок даме своего сердца, чем бы ублажить её,  периодически обостряющееся, тщеславие. «Новое – хорошо забытое старое»,- явно не «катило». Меня  вдруг осенило – мы едем к родителям. Они будут рады – искренне, от души. В какой-то момент, я даже почувствовал запах настоящей лесной елки, вкус домашнего пирога с яблоками.  Облетев, в мгновение ока, супермаркет,  уже с кульками и авоськами я влетел в квартиру.
Ссора была краткой, но жесткой. «Ты обо мне подумал? Почему я должна «париться» у твоих стариков?  Мы, как нормальные, «белые» люди могли бы шикарно оторваться в ресторане  или, на худой  случай, отметить праздник вдвоём, без посторонних.
- Кто посторонние?
-Они и посторонние. И вообще,  что  за блажь всё решать самому? Если решил  – поезжай… без меня», - поставила она точку.
- Без вариантов?
-Без вариантов!

Мгновенно вспыхнувшее раздражение спало. Я неожиданно, сам для себя, понял, что это лучший вариант – выношенный, выстраданный. Да сколько можно меня водить по одной половице, как мопса на поводке?


И всё же, уже стоя возле машины, я в нерешительности долго не открывал  дверцу, поглядывал на окна, ждал – вдруг она помашет мне рукой, крикнет «бегу» и выпорхнет,  как снежная королева, ещё холодная, но нарядная и готовая к сказочным превращениям.
          Дальняя дорога меня всегда успокаивала своей монотонностью, отстраненностью,  как все большое, неспешное, неповторимое,  рядом с которыми  и обретаешь осознание своего места в  жизни. Воспоминания  «наплывали» одно на другое, как льдины в половодной реке.
                Припомнился последний приезд домой -
 растерянные и одновременно счастливые лица родителей, они выбежали одновременно в прихожую и стояли «в очередь», чтобы обнять меня. Как за домашним столом с чаем и пирогами, наперебой, с удивительной дотошностью  они выспрашивали  меня о незнакомой для них жизни, словно не было ничего важнее, чем мои байки.  Тогда  впервые я поймал себя на мысли: «Зачем им это? То,  что я рассказываю сегодня, завтра уже сам забуду или буду оценивать совсем по-другому. Эти детали, как осенняя листва на дереве».  Сегодня я думал иначе –  нет! вся жизнь в деталях, в мелочах, общая картина одна на всех, а нюансы для каждого свои.
Имеют цену и смысл  только мгновения участия  - только на пиках взлётов и падений мы бываем сами собой.
        Поток машин нарастал. Темнело.  Разукрашенные красочными гирляндами, как миражи, на мгновение появлялись домики, придорожные кафеюшки, иногда где-то рядом, за снежным холмом,  проносился пассажирский поезд, или, раскручивая длинную спираль дыма, грузовой состав, гремя на стыках и ревом паровозных гудком встречая каждый переезд, летел своим трансевропейским маршрутом.
Мысли, совершив витиеватую петлю,   вновь возвращали меня к моей семейной - несемейной жизни, в которой   все по расписанию:  общий подъём с поцелуем, завтрак на двоих, работа с периодическими телефонными перезвонами, вечерняя прогулка под ручку, один телевизионный канал и, наконец, счастливое завершение дня барахтаньем в кровати и утомленным посапыванием. И полная душевная отстраненность. 
Как-то очень спокойно и дружно мы ушли в «себя». Желал ли я что-нибудь изменить? Да, наверное. Был ли настойчив, придавал ли серезное значение этой «блажи» - нет. Ссоры рождались сами собой - «на голом месте», всегда неожиданною. Или мне только так казалось?
- Ты сегодня купил черствый хлеб.
- Как всегда, какой был…
- Не умничай, что я не в состоянии отличить нормальную булку от засохшей.
И снова  - жизнь по расписанию. 
 Припомнились вдруг сборы на рыбалку, когда мы  вместе копали червяков, а потом раскладывали по баночкам. Она спорила:
- Этого, жирненького,  мне или давай его поделим, по-братски, пополам.
-Ну, это злодейство, - возражал я и добровольно отдавал выползка, да ещё  присыпал его землей. 
На озере тишина стояла необыкновенная, казалось,  что природа застыла, затаилась.  Начало припекать. Окушки клевали «как будто их сто лет никто не кормил». Я таскал их одного за другим, и  вдруг эта «русалка», окатив меня из пригрошней холодной озерной водой,  увлекла за собой в озеро.
Я услышал её голос. Померещилось? Сбросив с себя холодок оцепенения,  замечаю,  что между склоном холма и рекой дорога блестит как стекло. Резко сбрасываю скорость –машина раскачивается и вдруг начинает кружиться волчком, за окном: то фонтанами взрываются придорожные сугробы, то мельтешат какие-то ветки, то впиваются в стёкла огни встречной машины. Уже в кювете,  всем телом чувствую проступающую тишину, она, словно вода,  сочится  через разбитое стекло, заполняя всё пространство, и, кажется, слышу, как падают снежинки, как мерцают звезды, как блестит, за большим валуном, вода.  Неожиданно заскрипев, резко распахивается  дверь и пронзительный, резкий, сырой воздух врывается  в машину.
 Впереди огненная река гудит, плещется, растекается ручейками. Огромный мужик заслоняет всё пространство двери.
-Живой?!
-Живее всех живых
-Ну,  ты, и выписывал.
-Понравилось? Можешь повторить.
- Скажешь тоже, мне ещё до Питера пилить и пилить...
-А я, похоже, «допилил».
Какая-то бабка в чепце протирает боковое стекло, пытаясь что-то разглядеть в салоне. Мужичок, неловко перебираясь через сугроб, тащит кусок какого-то  «железа»,  кто-то рукой машет с обочины дороги.
- Ладно, народ,  всё, проехали, по машинам - распоряжается здоровяк.
Сейчас мы твою тачку на дорогу поставим, а там как бог даст.  Повезло тебе  - движок работает. Доползешь как-нибудь.
 А мне «пилять», да еще эта границы  - одна, другая, таможни, очереди. Всю жизнь – ни кола, ни двора. Новый год опять под каким-нибудь шлагбаумом встречать.
 Уже на дороге он крепко жмет руку.
- Бывай! Чтоб всё плохое осталось в уходящем году.
-Согласен. Только так не годится – теперь я твой должник, если что....
-Да ладно, сочтемся – на ходу, пряча мою визитку в боковой карман, бросает новый знакомый. Земля круглая – глядишь и свидимся.

Отец обошел машину, зачем-то пару раз пнул ногой по колесу. Сквозило, а он без шапки, куртка нараспашку, - отметил я про себя. Как будто читая мои мысли, он резко захлопнул дверцу.
-Посмотрели и хватит. Железо и есть железо. Пошли  домой, а то уже наверно мать беспокоится. И на пороге – дома   никому ни слова.

Свет от абажура круглым ярким пятном падал на стол и, ослабевая,  растекался по углам. Ароматные запахи свежеприготовленной пищи, пряностей, каких-то праздничных изысков, переполняли пространство. Через пару минут «оттаявший», обалдевший от тепла, суетного беспокойства стариков,  я наслаждался своим новым положением запоздалого и долгожданного гостя.
Отец в стакан, до краев, налил  водки.
-Давай, пей.
-Бятя, -  я попытался воспротивиться.
-Пей, пей.  Потом пару часов поспишь, а там и Новый год.  Наговориться ещё успеем.
Одним махом выпив содержимое стакана, я  мгновенно почувствовал, как стремительно по всему телу разливается тепло, как тяжелеет голова, как уходит, словно растворяется, в душе напряжение, тревога и холод.
 И действительно был праздник -  душа ликовала от внимания, от запоздалых, но  искренних слов, которых,  как оказалось,  нам не хватало все эти годы. Под бой курантов, мы стояли обнявшись, и, казалось, слезы радости вот-вот хлынут из глаз.
Я набирал её номер телефона, но никто не поднимал трубку, срывался с места на каждый звонок, но звонили не мне. Беспокойство сменялось тревогой, недоумением, раздражением- потом все вновь возвращалось на «круги своя». Под утро она мне приснилась в белом подвенечном платье на огромной снежной поляне - то кружащаяся в вальсе, то собирающая в букетик искрящиеся снежинки, то, как ангел, взмывающая ввысь. Её лицо то лучилось счастьем, то становилось грустным, то, бледнея, теряло черты, то вновь оживало. Потом, когда она уходила,  шлейф подвенечного платья, стекая,  обнажал цветные краски оживающей земли.

Возвращение домой затягивалось. Дорогу  замело – всю ночь шел густой, мокрый снег. Только к утру следующего дня  немного распогодилось. Машины двигались  сплошной колонной по единственной расчищенной колее. Я «крутил» приёмник, пытаясь подобрать что-нибудь подходящее своему настроению, но оно было переменчивым, замешанным  на впечатлениях  последних дней.   Неожиданно, в каком-то совершенно новом свете, предстали эпизоды нашей прошлой (уже прошлой?!) жизни, поменялись краски, слова приобретали новое звучание, смысл. Так бывает наверно у каждого –  можно тысячу раз проходить мимо человека,  и вдруг увидеть в нем что-то совершенно новое, неожиданное. Я вспомнил как, еще в  далеком детстве, был порожен случайным открытием. В купе вагона, напротив меня, сидела девочка – маленькая, худенькая, бледная,  с неправильными чертами лица и вдруг она улыбнулась и заговорила чистым, звонким (божественным) голоском и сразу спало предубуждение к ней – я понял  - она красива. Настроение и воспоминания менялись как повороты.



В цветочном магазине букетов не было. Полусонная продавщица прогундосила: «Господи, все водку пьют, а этот за цветочками прибежал».
 С маленьким горшочком фиалок, через пару минут, я уже стоял у двери.
 На столике в прихожей белел маленький квадратик письма, густо исписанного  мелким стремительным подчерком. «Спасибо, за сказочный подарок. Это была лучшая в моей жизни новогодняя ночь. От судьбы не убежишь.» Я несколько раз перечитал текст, перевернул картонку- это была  визитка подаренная  мною накануне бородатому дальнобойшику.