Рок-н-ролл!

 
      
       В Москве, не в Москве ли – не знаю, да и не в этом дело – так  вот, говорю я, в Москве стоит здоровенный магазин, такой магазинище, где есть все – от атомной бомбы до сушеных тараканов; народу там всегда пропасть, и нет, пожалуй, ни одного уголка, где не толпилось бы от десятка до полусотни человек. Люди ходят, глазеют, покупают, меняют, спорят, торгуются – короче, жизнь магазинная бьет ключом!
  Но все же и в этом адовом торговом котле есть одно место, где никто не останавливается, не трогает руками, не приценивается и не спорит с продавцом, уставшим битый час доказывать покупателю, что товар, который так приглянулся ему, штучный, редкий, из-за самой дальней заграницы спецрейсом привезенный, совсем не такой, как у соседей; и что цена, помилуй Бог, далеко  не достаточная для такой редкости и красоты, и что он, продавец, делает ему, покупателю, еще и величайшее одолжение, что уступает такую роскошную и единственную в своем роде   вещь по такой, простите, баснословно низкой цене! 
    Нет, ничего этого не было в полутемном зале, скупо освещенном тремя фонарями красного, синего и зеленого цвета, направленных на небольшое возвышение, или, если хотите, на не очень большую сцену, где поместилось бы человек шесть – семь, не более. Здесь тускло поблескивали фирменным лаком три гитары, большая ударная установка, электроорган и микрофоны на стойках. Перед сценой расположена была здоровенная электронная штуковина, обильно оснащенная кнопками и клавишами, предназначенными для каких-то тайных и мистических музыкальных целей, с буквами и цифрами, а также индикаторами, лампочками и стрелками.
 Это все было огорожено, как в музее, толстым красным канатом, на котором висела скромная табличка: «Инструменты группы»… Нет, я не буду, конечно, называть вам всем известную группу, рано прекратившую по трагической случайности свое яркое и безумное существование, но читатель поверит мне, если я скажу, что сумма, которая обозначалась на этой табличке, была такова, что за тремя цифрами шли больше чем четыре нуля, и уж вы поверьте мне – цена  исчислялась совсем не в рублях. Все было тихо и по – музейному торжественно в этом маленьком зальце, там не маячили назойливо-вежливые продавцы, там не толпились покупатели, которых отпугивало страшное по невообразимости число на табличке, и только охранники лениво и с усталой гордостью выполняющих непосильный труд людей  проходили время от времени мимо этой странной комнаты.
        Да что мы, магазинов не видали, что ли? Теперь не то, что раньше – мало чем удивишь нынешнего человека: всюду и разносолы, каких и не было, и вещи, какие нашему поколению и не снились, но вот же проходим мы равнодушно мимо всех нынешних чудес науки, сельского хозяйства и техники, равнодушно и скупо выбирая что-то для себя, а порой и не для себя,  и не радуют нас ни проигрыватели, ни телевизоры, ни комбайны, ни стиральные машинки с грилями и тостерами! Скажете – плохо?  Хорошо, говорю я! Хотя кое-что следовало бы и приберечь от тех времен. Удивление, например. Еще радость была, какая-то гордость появлялась. Мы хотели целый мир, а довольствовались лишь малыми его осколками. Но какое это было удовольствие! Что, вспомнили? А теперь? Весь мир – вот он, а где счастье?
   Нет, не то, чтобы у всех, я не говорю! Остались еще души не отравленные, сердца чистые и глаза открытые. Еще есть люди, пораженные этим сладким недугом – мечтой, непостижимыми привязанностями и недостижимыми желаниями!               
   Вот Петька Павлов из таких и был. Он в музыку как влюбился с малых лет, так и остался чокнутым на этой почве. Сам выучил ноты, сам с каким-то учителем прошел музыкальную школу, чуть ли не подпольно, сам закупил по оказии недорогие музыкальные инструменты. 
   Еще любил наш  Петька ошиваться около  рок-групп, говорить с музыкантами, помогать им, чем можно, и все в том же духе.   Но сильнее всего тянуло его к инструментам, особенным, дорогим и фирменным. Он мечтал о них, он мог заворожено разглядывать их часами, и не пропускал ни одного магазина, где можно было поглазеть на них. А как вы помните, в том самом  магазине, в той самой особой комнате стоял набор, комплект, если хотите, инструментов для ансамбля. Хорошего, отличного даже ансамбля! Может, лучшего в мире! Комната, говорю я вам – темная, подсветка трехцветная, а кое-где красновато-кровяная, софиты, лазеры. На отдельном возвышении – полная ударная установка, по бокам – гитары, акустика, усилители, электронные прибамбасы – красота! Петька как в магазин этот зайдет, так и уходить не хочет. Продавцы его сперва на заметку взяли, а потом поняли – сдвинут парень на этой почве – и гонять не стали, убогого. Так он и стоит, бывало, около барабанов своих любимых. Петька, забыл вам сказать, на ударниках был помешан особенно. Даже и ходил все время каким-то специальным шагом, вроде как бы под музыку, руками тоже ритм отбивал беспрерывно – говорю же – чокнулся Петька на музыке своей, и все дела! Дома все кастрюли продолбил, на палки старые стулья перевел, книжек по этому делу накупил…
   Понятное дело, что у него вырезки из всех возможных газет про всю эту музыкальную фигню тоже, не беспокойтесь, в избытке были. Он даже для каждой группы свой альбом соорудил, эти самые вырезки там поместил, рисунки, статьи. И, конечно, года создания, распада этих групп, их взлетов и падений… ну и так далее. Одна группа у него на особом счету была. Они, эти ребята, рано погибли, в аварии, что ли, какой, но шуму наделали немалого и своим неслыханным талантом, и своими  неслыханными, дерзкими и громкими приключениями! Их инструменты и были выставлены в том самом магазине!
   Вы – взрослые  люди, вы, конечно, понимаете, что не надо было мальчишке так проникаться этими рок-н-рольными делами, к добру это не привело бы ни в каком случае. И правда, забросил Петька и школу, и дом, организовал какой-то самодельный ансамблишко, и стал вместе с четырьмя такими же сдвинутыми играть где только можно и где нельзя. А в голове у них у всех только одно и было – хорошо играть, да инструменты хорошие приобрести. 
   А попробуй! Небось, на танцульках таких денег не заработаешь, хоть вывернись наизнанку! Вот и стал Петька пропадать в этом магазине, около этих самых инструментов все время, пока не примелькался там и чуть ли не за своего стал сходить.
  Кто сказал, что если чего-то хотеть по-настоящему, всей душой, всем сердцем, это сбудется? Может и не так, как тебе бы этого хотелось, но сбудется –  и все дела! И сбылось!
   Вот как-то раз пришел Петька в тот магазин, к тем самым инструментам, и до того осмелел, что зашел в эту комнату, оглянулся воровато и прикоснулся к ударной установке! Ток прошел по Петькиной руке! Он руку отдернул, да поздно – загудело, заревело все, и понял Петька, что включилась сигнализация! Однако, оглядевшись вокруг, увидел он странные и необъяснимые перемены: перед ним инструменты вроде бы те же и  комната, как будто та самая... Нет, постой, совсем другая, так ведь и не комната это вовсе, а огромный помост, и уж нет в ней ни тишины, ни мрака, горят вовсю софиты, прожекторы, крутятся, как бешеные, лазерные лучи, дым выползает из потаенных устройств; видит Петька – стоят   на сцене те самые его любимые музыканты, живые и невредимые, и не только стоят, но и  настраивают инструменты, переговариваются, курят, пьют кока-колу из стеклянных бутылочек, кашляют и считают в микрофоны слегка осипшими голосами, короче говоря – все, как перед концертом. 
  Оглянулся Петька – батюшки мои! – а он на сцене, у боковой кулисы, а сцена эта один Господь знает какая огромная, а внизу – море, живое море людей в черном и рокочущем то ли зрительном зале, то ли стадионе! И это море кипит, бурлит и ждет музыки. И грянула музыка! Рок-н-ролл ворвался, забил, задавил все живое, проник в каждую клетку тела, заставил сердце стучать в своем, бешенном и неумолимом ритме, подчиняя себе зрителей! Рев толпы, музыка, свет – все слилось в невообразимом смешении и властвовало без малого три часа с пятнадцатиминутным перерывом!
   Но все проходит, проходит и музыка, и вот уже усталые музыканты сидят перед пустым залом, вытирают потные лица, лениво и тяжело переговариваются между собой – отдыхают, одним словом. А потом все пошли куда-то. А Петьку оставили. И вдруг:
 - Хей, мальчик, – закричал один из них, –
неужели мы вечно будем тебя ждать? Или остаешься? Что молчишь, истукан? Тебе по-английски говорят – поднимайся и вперед!
; Я бегу! – закричал Петька, не удивившись нисколько, что понимает их речь,  и побежал за ними вслед.
; А что – заорал тот же голос, – гитару твою я  за тебя таскать буду? И приятелей своих растолкай, дармоедов! Живее, живее, парни, время – деньги!
   Глядит Петька и правда – все его друзья-приятели по доморощенному ансамблю тоже здесь, и лица у них ничуть не менее удивленные, чем у него. Ну, собрались, погрузили, что было, на четыре здоровенных автобуса и поехали. Приехали в какой-то город, завалились в отель, мальчишек поселили отдельно, рок - музыкантов – отдельно. Менеджер объяснил сразу в весьма резких выражениях, что парни из группы – это одно, а салаги – другое, и их салажье дело – учиться без отдыху и продыху, а иначе они живо найдут им замену! А утром чуть свет направил всех пятерых в репетиционный зал.
  И началась у наших ребят жизнь – врагу не пожелаешь! Мало того, что музыкальная грамота, да всякие прочие науки по музыковедению, игре, пению, ритмике, танцам, пластике и прочему, включая, в том числе, и основы шоу-бизнеса,  школьная программа, и не просто так, а по полной, без скидок на возраст и усталость. А еще – помощь рабочим сцены в обязательном порядке перед каждым концертом, а еще – таскание инструментов, настройка и проверка электроники, а еще – нет, братцы, всего и не перечесть! Так длилось не год, представьте, не два, а без малого десять лет. Мальчишки превратились в парней, стали играть так, что дух захватывало, порой даже и на крупных концертах, и пользоваться большой популярностью. Однако те, взрослые, их все равно в самостоятельное плавание отпускать не хотели. То ли понимали, что нахлебаются еще парнишки и шоу, и бизнеса по самые ноздри, то ли считали их не совсем  подготовленными… 
  Но однажды утром никто за ними не пришел, никто не стал с ними заниматься ни музыкой, ни пением, ни математикой, ни языком и ничем прочим. Долго прождали они в репетиционном зале, а спустя часа полтора подошел менеджер с бледным лицом и тихо сказал следующее:
; Погибли мои ребята, только что передали по ящику. Погибли! – он не сдержался и заплакал тихо, не закрывая лица и, похоже, не замечая слез, – в авиакатастрофе. Идите к себе, – чуть позже проговорил он, – я к вам приду.
  И, правда, минут через пятнадцать вошел он к ним в номер и присел на стул около круглого, покрытого цветной скатертью стола.
; Вчера я, как специально, говорил с парнями о вас, салаги. Они сказали, что учителя вам больше не нужны, что теперь вам надо самим… – он надолго замолчал. – Еще они сказали, что и бросать вас так, безо всего, не гоже, и что они подобрали вам репетиционное помещение. Менеджером первое время буду у вас я, а там посмотрим. Да, Пит, завтра у тебя день рождения, так что дарят они вам свою старую установку, гитары и кое-что из электроники. Остальное сами купите. Погуляйте по городу, спать ложитесь пораньше, а завтра по домам. Я вас найду.
   Мальчишки целый день слонялись сами не свои по городу, и не поняли, как прошел этот страшный бесконечный день. Уснули, сами понимаете, не в десять вечера, подавленные утратой друзей. Может, лучших в жизни. А утром…
   Открывает Петька глаза, а он в магазине, проспал, почитай, всю ночь. И не было ни учебы, ни группы его любимой, ни концертов – ничего! Да и не десять лет прошло а, считай, часов восемь всего. Что было делать? Поплелся Петька к себе в подвальчик, где они репетировали. А там – ребята из его группы и глаза у всех почему-то тоже на мокром месте. Ясное дело, что делает музыкант при горе и при счастье? – играет! Включили свои деревяшки, расселись, где кому пришлось, и сыграли. Да как! Каждая нота была отточенной, импровизации – профессиональными, звук и все прочие дела – лучше не придумаешь! Что ж это получается – не сон, что ли, это был? А тут еще их менеджер, тот самый,  входит  и говорит, но уже почему-то по-русски.
; Сидим, бездельники? За работу, парни! У вас сегодня концерт! Билеты прикажете за ваш счет оплачивать? Или инструменты отобрать? Дареные?
   Пацаны обомлели, сказать ничего не могут, а играть начали, репетицию до конца довели, отдохнули часа полтора, менеджер машину ко входу подогнал и на концерт их повез.
  Вот расположились на сцене. Петька у своих барабанов взгромоздился, парни инструменты взяли, мигнул в зале свет, пополз занавес. Тихо-тихо, издалека, позвала гитара, прошептала заветное слово, дрогнули басы, клавишные и ударные продолжили тему – и  могучий, неумолимый, ликующий рок-н-ролл ворвался в сердца всех в зале, заставил их биться в мощном, страшном, невероятном своем ритме. Зал взревел, сотни глоток вместе с солистом подхватили знакомую, прекрасную, ничуть не забытую песню – и  концерт начался! Три часа прошли как сто лет и как один миг. Усталые парни принимали поздравления, менеджер заговорщицки шепнул Петьке о контракте с какой-то мировой фирмой, и все окончилось бы хорошо, но тут за кулисы вошел человек, одетый  в серенький костюмчик и с папочкой под мышкой, тоже серенькой:
; Я извиняюсь, товарищи, – негромко сказал он, – но не разрешите ли вы осмотреть ваши инструменты?
; А в чем дело? – сухо поинтересовался менеджер;
; Да вот, видите ли, в магазине – (вы, мой друг, конечно, поняли – в каком) – были похищены раритетные музыкальные инструменты, и директор, а он вот там, – следователь   указал на полного человека позади себя, – утверждает, что звук ваших инструментов в точности соответствует звуку тех самых, его… Так что позвольте.
; Пожалуйста, пожалуйста, – охотно выговорил менеджер, – если желает, пусть посмотрит. Прошу Вас! – подозвал он директора, – глядите, сколько хотите. 
 Директор подошел, недоуменно повертел гитары, глаза его округлились, лицо налилось кровью, и он прохрипел:
; Этого не может быть! На таких деревяшках такого звука не извлечь!
Это же лопаты, простите меня, и лопаты не лучшего качества!
; Лопаты? – тихо сказал менеджер, и в глазах его мелькнула усмешка, – может быть. Но музыканты! Музыканты – супер - класс! 
; Глупости! – взревел директор, – никакой музыкант на этих дровах не сыграет!
; Ах, так? – нахмурился менеджер, – ну что ж. Ребята, по местам!
  Медленно и не спеша разобрали музыканты инструменты, медленно и не спеша включили аппаратуру…Будто издалека, под сурдиночку,  заговорила соло-гитара, едва-едва слышно подали ритм барабаны, бас-гитара вступила в разговор своим бархатным рокотом, клавишные повели тему, и чистая, бесхитростная классическая мелодия, так странно звучавшая не из оркестровой ямы оперного театра, пробудила вдруг в душе каждого старые, давно забытые  воспоминания детства – пробудила и угасла. Все смолкло. Директор, не говоря ни слова, встал и вышел. За ним и следователь. 
    Заколдовали, что ли, те погибшие музыканты дареные свои инструменты, что не всякому их фирменные знаки и высокое качество были видны – не знаю, а только назавтра директор снова пришел к Петьке, извинялся, кланялся униженно и говорил, что без его ведома гитары и барабаны отправили на реставрацию, что он просит зла не помнить и что обещает любую возможную помощь. Извинения и помощь, ясное дело, были приняты.
 … Так я спрашиваю, а, может, и не в инструментах вовсе дело?  Может, в музыкантах? Впрочем, какая разница? Не все ли нам равно – инструменты, деревяшки?..
    Я лучше вам вот что скажу. Вчера Петьку видел, посидели, поболтали, пивка дернули, и он мне как старому другу два билетика на свой концерт отстегнул. Пойдет кто со мной? А?


2005 г. 2023г.