Лох, дялко

Осень! Золотая осень!
 
Тёмно-зелёная парма за рекой в ярких заплатах жёлтых берёз и красных осин. По Печоре плывёт сухой лист. Пока ещё в этом месте сухой, но через несколько перекатов его заплещут волны, он намокнет и ляжет на дно. Однако мне этого не увидеть, потому что все листья одинаковы, падают они вдоль всех берегов, и узнать, где лёг на воду сухой и утонул намокший, невозможно. Вот и кажется мне, что листья осенние плывут себе и плывут по Печоре, не намокая и не опускаясь на дно.

Печора к осени сильно, как здесь говорят, омеляла, и многие перекаты можно перейти вброд. На таких перекатах сёмга мечет икру. Мечет в гнездо, в яму, которую самка выкапывает хвостом в гальке. Почему-то яму эту называют бугром. Его видно издалека, потому что все камни, заросшие тиной и водорослями, рыба раскидала хвостовым плавником.

Что-то сильно заплескалось на мелком месте около кордона, будто какой-то зверь там купался. Солнце било мне в глаза, и с берега я никак не мог рассмотреть, кто это такой там, в реке ворочается. Я отошёл немного в  сторону и стал на берегу так, чтобы солнечные блики не мешали мне смотреть на реку, на то место, где плескался это зверь.

На самом мелком месте переката, где прозрачная вода натекала на микроскопический островок, лежал огромный самец сёмги, лох. На Печоре его ещё  называют дялко, с ударением на «я». Это был уже выполнивший свой мужской долг перед природой, погибающий рыбий гигант. После нереста самцы сёмги гибнут, исчерпав весь свой жизненный ресурс, хотя на нерест они приходят в самом расцвете сил.

Однажды довелось мне увидеть, как сражались два громадных, не меньше пуда весом каждый, самца сёмги за самку и гнездо-бугор.

Бились они в узкой, метров шесть шириной, и мелкой, немного выше колена, протоке. Сцепившись крюкообразными челюстями, они возили друг друга по мелководью, сшибали хвостами стебли и листья лопушника-нардосмии, что растёт по всем берегам Верхней Печоры. Ниже места побоища плыла в воде муть, обрывки водорослей, изорванные листья лопушника, пахло гнилым мясом от вырванных его корневищ.

Недоставало только звериного хрипа и рычания, но рыбы ведь немы. Зато сквозь отчаянный плеск воды было слышно, как глухо гремит галька под ударами длинных и твёрдых тел этих сёмг.

Потом они расцепились, один из них повернул вниз по течению, разметал грязь и муть и ушёл на глубокое место.

Второй самец, победитель, остался на месте. Нам было видно его хорошо. Он стоял, подставив своё страшное, изуродованное природой рыло навстречу свежей струе, которая накатывалась на него чистотой, слизывая грязь со дна, промывая каждый камень. В этом месте появилось много свежих камней, которые сёмги  в драке перевернули и очистили своими боками и хвостами от тины, водорослей и водяного мха.

Увидеть такое можно нечасто.


Фото Артёма Житенёва