Перестройка в НИИ Культуры

                ПЕРЕСТРОЙКА В НИИ КУЛЬТУРЫ


   Мне хочется вначале сообщить, как я попала в научно-исследовательский институт культуры.

   Уволившись со школы интернат, где я проработала пять лет и, не получив характеристику-рекомендацию, от которой зависела возможность моей работы в Индии, я сидела дома 16 дней. Я даже не пыталась искать работу. Знала - бесполезно. Мой молодой друг, студент Университета Дружбы, индиец,  волновался больше меня. Умолял меня что-то делать: ходить по учреждениям, близким моей специальности, звонить знакомым... Я ничего не хотела. Тогда он взял телефонный справочник и стал листать.

- Смотрите, здесь есть НИИ культуры, позвоните,  ведь Вы искусствовед, кандидат наук, может быть, они заинтересуются.

   Он сам набрал по телефону номер отдела кадров и протянул мне трубку. Я нехотя взяла и вялым усталым голосом спросила, нужен ли им несчастный кандидат искусствоведения. Там весело ответили,
 -    Нам как раз нужен несчастный кандидат искусствоведения. Приходите завтра с утра.

  Институт находится на  Берсеньевской  набережной возле Крымского моста, располагается в старинных палатах 16-го века, состоящих из двух построек: трёхэтажного особняка и церкви. В Палатах находились  научные отделы и кабинеты администрации, в церкви проходили партийные собрания. Стены церкви сохранили фрагменты настенной живописи. Лики святых смотрели на нас укоризненно.

 Меня сразу взяли на должность старшего научного сотрудника.

 После каторжной работы в школе, работа в институте казалась раем: два присутственных дня, остальные дни можно работать в библиотеках или дома. Отдел, где я работала, возглавлял генерал-лейтенант. Он когда-то запускал Гагарина в Байконуре. Ушёл в отставку, достал диплом кандидата истории Советской Армии, обратился к  своему другу,  работавшим заведующим Отделом идеологии в ЦК партии, который и устроил генерала в НИИ культуры заведующим Отделом Координации.

 На наших заседаниях ушам иногда не верилось. Он мог  сказать, - Министерство Обороны спустило приказ...
 Я удивлённо смотрела на сослуживцев. Они говорили,
 - Забудь и не думай.

  С генералом были ещё двое мужчин: один полковник, который писал генералу выступления, а другой чиновник из какого-то министерства. Все трое любили выпить. Генерал приходил с портфелем, наклонившись под столом, быстренько опрокидывал стопку с коньяком.

   Однажды наша секретарша, бойкая девушка из Подмосковья,  как бы невзначай, опрокинула его портфель. Бутылка с коньяком разлилась по полу. Гнев генерала был ужасен.

   Наш отдел имел сектор переводчиков, где работали дамы по 20 и более лет. К их отчётам генерал боялся придираться. Им палец в рот не клади. Они его терроризировали высокоинтеллектуальным языком. Естественно, мишенью для своей критики генерал выбрал меня. Он начинал, а его двое помощников добивали. Каждый мой отчёт превращался в показательное наказание. Мне было обидно до слёз. Я не понимала, чего они хотят. Вроде бы, делала всё как надо.

 Вот однажды ко мне подошла одна из переводчиц и сказала,
-   Зови меня просто Ира. Я старая мудрая черепаха. Ты генерала не бойся, он сам всех боится. Ты же индолог, знаешь йогу, смотри ему в третий глаз и посылай положительные мысли.

 Мне это казалось какой-то ерундой. В мистику я тогда не верила...
 Но, тем не менее, я потихоньку смотрела ему в межбровье и мысленно говорила,
 - Отстань от меня, отстань.

 Представьте, отстал. Более того, стал даже защищать меня, настраивать меня против учёных дам, говоря, что они москвичи, что собаку съели в интригах.
 - Будь с ними начеку.

 У меня появились интересные командировки: Таллин, Минск, Ташкент и др. Каждый раз генерал просил привезти ему гостинец в виде рижского бальзама, старки и т.д.

 Однажды на какой-то праздник я приготовила плов и привезла горячим на такси. Но генерал не дал мне возможность угостить всех. Он отпустил всех с работы, остались они втроём и с водочкой уплели мой плов.

 В институте я подружилась с заведующей отделом кадров, а она была близка с директрисой. Однажды, мне повезло, я купила себе болгарскую дублёнку, но она оказалась мне велика. Завкадрами «сосватала» дублёнку директрисе. После этого директриса стала меня замечать.

 Удивительные люди работали в НИИ культуры. Здесь я впервые увидела экстрасенса, он работал на третьем этаже в отделе народной культуры. По рукам ходила самиздатская литература  про Шекспира, что не он написал свои произведения, про Шолохова, что и он  не автор своих книг, про Туринскую Плащаницу, Карнеги, Структурную лингвистику, книги по йоге «С йогой к молодости и к красоте» Индры Деви,  «Аватара Йога» Майкла Волина, «Чудо голодание» Жан Поль Брэгга. Голова шла кругом от всей этой информации.

 Обычно я читала их на партсобраниях,  в церкви.

 Через двор нашего института можно попасть во двор « Дома на Набережной», там была столовая для обслуживающего персонала ЦК. Иногда нам могло повезти, что-то оставалось, и мы могли пообедать или даже купить особые колбасы, сыры, парное мясо и др. Не брезговали заходить полакомиться и наши доктора наук.

 В нашем отделе был ещё один мужчина – потомок Пушкина. Он был балетоман. С ним иногда ходили в Большой. Он научил нас проникать в театр, дав всего один рубль билетерше. Садились на ступеньках, потом находили свободные места в партере. Так я посмотрела спектакли Дон Кихот, Жизель. Была счастлива, т.к. тоже люблю балет. Впервые встретила человека, который смотрел по 100-200 раз один и тот же спектакль, разбирался в тончайших нюансах балетных «па».

 Наш институт был рядом с кинотеатром «Ударник», где проходили иногда зарубежные кинофестивали;  театром Эстрады; гастрономом и универмагом. В присутственные дни мы отоваривались в гастрономе: было время огромных очередей за мясом. В универмаге иногда «выкидывали» югославские сапоги. В театре Эстрады  я однажды попала на Фата Моргану и на филиппинский шоу – показ необычной моды – платья в виде цветов. На Аллу Пугачёву я так и не попала. Толпы поклонников стояли на нашей улице и хором скандировали: - «Алла, Алла».

 Менялись правители страны, и что-то менялось в нашем институте.

 Как-то я прилетела из Баку, звонит мне сотрудница и предупреждает, чтобы я никуда не заходила, ни в магазины, ни в кино. Началась охота на сотрудников, кто в рабочее время не на работе. По утрам  администрация стала дежурить у входа в институт и записывать фамилии опоздавших сотрудников. Это было время Андропова. Появились странные лекции у нас, – сотрудники КГБ рассказывали нам о своей работе за рубежом. Все слушали с большим интересом, никто не спал.

 На исходе 4-ый год моей работы в НИИ культуры. Я  снова стала наведываться в Общество Дружбы, снова стала мечтать поехать в Индию на работу. На этот раз ничто не должно бы  помешать. Я только что получила аттестацию с положительной характеристикой. Некоторые сотрудники выезжают в командировки заграницу и им без канители дают рекомендации. Я сказала о своих планах директрисе. Она сказала, что не возражает. Я с радостью стала снова хлопотать, нужно было  получить официальное письмо-запрос из Общества Дружбы в НИИ культуры.

 И вдруг... исчезает наша директриса, её переводят на другую работу. К нам приходит новый директор.

 Начинается перестройка в нашем институте. Новый директор решил менять профиль института. Он заменяет многих сотрудников  своей командой. Первым делом он хочет выковырить генерала. Для этого он ликвидировал наш отдел и стал по одному увольнять наших дам из сектора переводчиков.

 Маленький, ехидный, громко и долго разводил демагогию о бесполезности нашей деятельности, об убытке государству, которое мы наносим, получая зря зарплату.
 Увольнял с юристом.

 Дошла очередь до заведующей Отделом переводчиков. Она была гениальна, спектакли   немецких авторов шли на сценах московских театров благодаря её переводам. Во время увольнения она заставила юриста зачитать все 20 благодарностей в её трудовой книжке за 20 лет работы.

 Учёные Советы проходили с каплями валерианки. Отпаивали не только сотрудников, чьи отчёты обсуждались, но и самого директора.

Мне он сказал, что даст мне доработать в другом отделе, пока будет идти оформление моей командировки в Индию.
- Я понимаю, Ваше место там, -  добавил он.

  Я занесла ему официальное письмо из Общества Дружбы с просьбой дать на меня характеристику – рекомендацию для работы в Индии. Он сказал,
- Готовьте сами на себя характеристику, Вы же понимаете, это формальность. Получите подписи секретаря парторганизации, председателя профсоюза. Последним подпишу я.
 
  Я никогда не писала характеристики такого рода, тем более на себя и обратилась за помощью к заместителю парторганизации, к нашему полковнику. Он карандашом написал на меня характеристику и сказал, чтобы отнесла секретарю-машинистке, чтобы она отпечатала на институтском бланке, после чего получить подписи. Я всё так и сделала. Занесла документ директору на подпись. Он сказал,
-  Оставьте.

  Заведующая «переводчиков» жила недалеко от меня. У неё мы, все сотрудники, собирались. Думали, как остановить бесноватого. Она написала поэму «Тюрбаниада» (Тюрбанов – фамилия нового директора),  мы выпустили стенгазету с её поэмой. Курили так, что хоть топор вешай.
   Додумались до того, что решили обратиться к куратору нашего института в ЦК. Снарядили меня и её. Куратор нас успокоила, уверяя, что для всех найдётся место в новых отделах.

  Директора наш поход в ЦК разъярил.

  Он решил всех нас уволить без промедления.
 
  Земля под моими ногами закачалась. Снова моя мечта уплывала.

  Я решилась на отчаянный шаг. Обратилась в отдел международных отношений ЦК к чиновнику, курирующему Индию. Оказался -  очень высокий, очень худой и очень старый человек. Он внимательно выслушал меня и тут же позвонил  куратору нашего института, приказным тоном распорядился разобраться с нашим институтом,
- Что там происходит, всех трясёт, разберитесь.

 Поговорили об Индии, о моей научной работе. Было видно, что я ему понравилась.

 Окрылённая я пришла на работу. В институте было затишье как перед грозой. Ближе к концу рабочего дня по белому телефону, который мы называли «матюгальником» меня вызвали наверх – на второй этаж, где находился кабинет директора, сказали, - на заседание
партбюро.

 Захожу. Все сидят. И полковник, и секретарь парторганизации, и председатель профсоюза, и другие администраторы. Обсуждается мое персональное дело. Директор сообщает, что я сама написала на себя характеристику, обманным путём заполучила необходимые подписи.
   От такого коварства все растерялись. Я смотрю на полковника и говорю,
 - Скажите, что это Вы сами написали.

 Он, перепугавшись, промямлил, что точно не помнит, кажется, карандашом черкнул, как надо писать.

 -У меня сохранился этот лист бумаги, на котором Вы собственной рукой написали характеристику на меня, - говорю я.

 Я смотрела на этих солидных людей, которые выкручивались, не зная, что ожидать в следующий момент от этого директора.

 Кто-то задал вопрос,
 - А кто, собственно, Вас посылает в Индию, кто Вас рекомендует? Может быть, мы найдём более достойного сотрудника для работы в Индии.

 Я поняла, начинается второй круг.

 Взяла и сказала, что рекомендует Международный Отдел ЦК и, назвала фамилию куратора Индии.

 Все замолкли, а у меня закружилась голова, мне стало вдруг  безразлично  всё, что происходит вокруг, почувствовала слабость. Откуда-то издалека услышала,
 - Вы свободны.

 Шатаясь, вышла, еле добралась до нашего отдела.

 Мои сотрудницы ждали меня, несмотря на поздний час. Они сказали, что я очень бледная. У меня сильно разболелась голова. Доехала до дома на такси. Затылок разламывался. Соседка вызвала скорую.

 Гипертонический криз. Лопнули сосуды глаз. Месяц была на бюллетени. Полковник звонил, просил не волноваться, говорил, что характеристику директор подписал.

 Когда я вышла на работу, оказалось, что почти всех сотрудниц из нашего отдела уволили.
Я не знала, что у директора на уме, какие коварства ещё ожидать. Я решила с ним поговорить.

 Долго собиралась. Я интуитивно  придумала свою психотехнику. Решила окутать его всеми видами любви. Ведь только любовь может растопить ненависть. Я сидела в медитации: поочерёдно представляла его моим отцом, братом, сыном, возлюбленным, окутывая его синим плащом любви.

 Я вошла к нему в кабинет. Он внимательно смотрел на меня. Я начала с того, что мы, т.е. он и сотрудницы нашего отдела как слепой и глухой – одни не видят, другой не слышит. Я говорила, что мы сами чувствовали застой в нашей деятельности, что мы ждали свежий ветер перемен. Надеялись, что будем заниматься изучением культурного строительства за рубежом и т.д. и т.п.

 Вдруг он подался вперёд и сказал, - думаете, я не понимаю, что заведующая отделом переводчиков– гений, думаете, ко мне очередь талантливых учёных? Но мне нужны люди, которые будут работать по-новому. Говорил много о необходимости  компьютеризации.
Потом перешёл на мою личность. Сказал, что ему не нужны индийские миниатюры, что он подписал характеристику, но уволил меня с работы.
 
 - Так что спешите, характеристика действительна  полгода.

 Я тогда подумала, но не стала его раздражать: ему не нужны индийские миниатюры, а как же его заместитель, кандидат биологии, чья диссертация посвящена кроликам - шиншилла.

 Кто-то позвонил мне, посоветовал обратиться в Музей Декоративно-прикладного искусства, там учёный секретарь ушла в декретный отпуск. Несколько месяцев я проработала учёным секретарём музея. Все в музее знали, что я временно, и потому, всерьёз не воспринимали меня. Директор музея поручал мне составлять тексты для поздравительных адресов в честь юбиляров – известных деятелей культуры и высоких чиновников в этой сфере.

 Наконец Общество Дружбы зачислило меня в свой штат,  и я уволилась из музея.

 Началась подготовка к работе за рубежом. Стала посещать курс «русский как иностранный» при Институте русского языка. Записалась в группу по обучению английскому разговорному по методу Лазанова.


   В сентябре 1984г я вылетела на работу в Дели.


   МЕЛЬБУРН 2006Г.