Феникс

; Птица Феникс! Птица Феникс! – вот они – орут, толкаются, тычут
пальцами, – смотрите какой! Его вчера только, отравленной стрелой, мы все были уверены – не выживет, погибнет, а он – ничего! Целехонек! А третьего дня? В сердце! Три пули! А месяц назад? Яд в стакане! Мы  помним. А он? Переболел, ясное дело, кровью харкал – что было, то было – тут скрывать нечего. А наутро – вот он, голубчик! Целехонек …
; Гудите себе!- Думал Феникс, когда до него долетали обрывки досужей
болтовни толпы, -  а кто-нибудь хоть раз спросил: тяжело это – возрождаться из пепла? И хочется ли?
  Он зябко вздрогнул при воспоминании о том ужасе, который испытывал, погружаясь во мрак и беспросветность смертной ночи, и самой первой боли при возрождении, и первом, самом страшном глотке воздуха, что режет горло будто бритва. И первом, обжигающем луче солнца, раскаленной иглой вонзающемся – не в зрачки, нет – в голову, в мозг! Феникс отогнал эти картины, потому что даже воспоминания о них заставляли его душу холодеть, а сердце – биться в ритме бешенного галопа.
; Так хочется ли? – хотелось ему крикнуть в эти белесые, жадные до
зрелищ глаза. Но кричать было бесполезно, ведь он точно знал, что ничего не скажет им, этим людям, своим поклонникам и палачам, потому что ответ мог быть только один:
; Нет, милый, - явственно слышал он, - ты уж давай,
возрождайся, ты уж нас не подведи, так сказать, не разочаровывай, ты уж того – восставай из своего пепла, дорогой! А мы, грешные, будем, как и прежде, сыпать яд в твой бокал, слать отравленную пулю в сердце! Мы будем изменять тебе, предавать, доводить до отчаяния и сумасшествия! Да, да, и топтать твою душу, и плевать тебе в лицо, и смеяться над твоими лучшими порывами – всегда, вечно! И вечно мы не устанем смотреть, как ты, корчась от непосильных мук и тоски, станешь ежедневно, ежечасно умирать у нас на глазах, не надеясь не то, что на помощь – на малейшее наше сочувствие. Но ты ведь Феникс? Вот и давай – возрождайся, поднимайся, восставай, начинай все с нуля, каждый раз, чтобы мы – убогие, могли гордиться тобой, приводить тебя в пример, а порой – и молиться на тебя! Ты нужен нам, великий Феникс, потому что ведь должен быть кто-то, на кого мы могли бы и равняться, и молиться! А то, что ты по ночам воешь от одиночества и тоски, плачешь сухими, злыми и безнадежными слезами, с ужасом ожидая нового дня, когда тебя на потребу толпе опять и опять заставят страдать и умирать, и возрождаться, и снова умирать – это, в конце концов, никого не волнует.

Ты ведь Птица Феникс!

Куда ты денешься…