Хардат

                ХАРДАТ
 Судьба Хардата уже описана знаменитой индийской писательницей Амритой Притам. Я знала о нём  только то, что он преподавал язык хинди на Востфаке  в отделении индийской филологии, а я была студенткой на историческом отделе с языком хинди. Нам Хардат не преподавал. Хардат был индиец. Историкам преподавали отечественные индологи. Я знала, что Хардат был женат на русской и что у них есть приёмная дочь Шанти. Все об этом знали на нашем Восточном факультете Ташкентского университета. Ещё он работал на радио диктором, вещал  на языке хинди.
 
 Иногда я видела его высокую худощавую фигуру в коридорах нашего института или на улице перед входом в наше здание. В то далёкое время наш Востфак  располагался  на улице Навои рядом с кинотеатром «Родина» и с площадью «Хадра». Однажды я видела, как он давал деньги  нищему.

 Студенты Хардата хорошо говорили на хиндустани и московские организации охотно брали на работу в Индии его выпускников переводчиками. Я сама слышала, как декан ИСАА – Института стран Азии и Африки в Москве -  говорил, что ташкентские выпускники говорят на языке, а московские о языке.

 Потом Хардат исчез. Ходили  слухи, что его за что-то выслали из страны назад в Индию.

 Прошло много лет.
 
 Я работаю в Индии в Доме Советской  науки и культуры. Однажды ко мне в библиотеку – я работала заведующей библиотекой в ДСНК в Нью-Дели, зашла молодая женщина в сари. Заговорила по-русски. Назвалась русским именем Наташа, но потом сказала, что её второе имя Шанти. Она сказала, что она дочь Хардата. Я обрадовалась этой встрече, стала её расспрашивать об отце, как он, что делает и т.д.

Это были 84-85гг. Директором нашего дома был ученик Хардата Сурат.

Шанти стала часто приходить в наш Дом.  Она рассказывала о бедственном положении их семьи. Однажды пришёл сам Хардат, ещё более худой , говорил на русском. Я вызвала Сурата по телефону, сказав, что его ждёт Хардат.

 Позже я поняла, что эта встреча могла повлиять на  дипломатическую карьеру Сурата.
 Встретились они  хорошо,- обнялись, громко приветствовали друг друга. Я сказала Сурату, что Шанти можно взять на работу ко мне в библиотеку, она будет полезна читателям нашей библиотеки, т.к. хорошо владеет русским и хинди. А Хардата я попросила давать мне уроки разговорного хинди. Мне позволили. Наши уроки – это просто беседы на хинди. Он рассказывал о своей жизни.

 Однажды Шанти предложила мне навестить известную индийскую писательницу Амриту Притам.

 У меня уже был опыт общения с  местной творческой интеллигенцией. В библиотеке мы часто проводили встречи с нашими писателями и поэтами: были у нас Чингиз Айтматов, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Олджас Сулейманов, Давид Кукельтинов  и многие другие. На эти встречи мы приглашали  преподавателей вузов  г.Дели  - специалистов по русской литературе, индийских поэтов и писателей.

 Таким образом,  я подружилась с искусствоведом  Прия Деви, которая ввела меня в круг учёных, археологов, художников. Я стала своим человеком в кафе «International», где собирались журналисты, писатели, отставные дипломаты – что-то вроде московского Дома Журналистов. Здесь мы обедали с Мадху Малик, – она тоже стала моей близкой знакомой. Она свободно владела русским языком, преподавала русский язык в частном университете в Пенсильвании, приезжала в Дели на каникулы. Часто общалась с Аминой Ахуджи – художницей,  женой бывшего посла в СССР, защитившей диссертацию по русской литературе в МГУ –  Очень экстравагантная дама. Она сносно говорила по-русски, любила иногда шокировать окружающих.

 С Амритой Притам встреча была особой.  Мы пришли к ней домой. Красивая архитектура трёхэтажного дома с внутренним двориком, ограждённым сеткой,  внутри дворика дерево и множество красивых певчих птиц. Муж архитектор, дом построен по его проекту. Высокий вкус и элегантность  во внутреннем убранстве  дома.

Вышла женщина лет 50 в «пенджаби  дрес» - прямого покроя платье, брюки и шарф, концы которого перекинуты через плечи. Короткая стрижка, приветливое лицо.

Она подарила мне свою книгу о Хардате. То, что Хардат мне не рассказал, я прочитала в этой книге. Многое, что он мне рассказал, не было в этой книге.

 Жизнь Хардата временами была опасной и трагической. Ещё совсем юношей он был в составе группы, которая вела антиколониальную борьбу против Британской империи в Индии. Из его рассказов я поняла, что средства борьбы были отличны от Гандистского «движения несопротивления злу насилием». Он даже себя называл революционером. Однажды,  услышав о революции в России, он решил перенять опыт, для чего задумал как-то добраться до России.

 Взяв с собой друга единомышленника, пошли к афганской границе. Нашли проводника, который обещал организовать переход через границу из Афганистана в СССР. Их схватили при переходе. Всех троих. Судьбу своего товарища и мальчишки – проводника Хардат до сих пор не знает. Сожалеет, что  стал, возможно, причиной их смерти.

 В результате долгих тюремных мытарств и 20-летнего пребывания в Сибирских лагерях он постепенно овладел русским языком. Рассказывал, какие люди с ним сидели. Один из них был москвич, он написал письмо своей сестре, что с ним сидит индиец, просил прислать азбуку, учебники по русскому языку, тетради. Постепенно завязалась переписка Хардата с сестрой этого москвича.

 После смерти Сталина освободили Хардата. Некуда было ехать Хардату и он принял приглашение своих новых друзей ехать в Москву.

Хардат подробно мне рассказывал, как он волновался. У него не было фотографии девушки. Она пришла встречать его на вокзал.

 В общем, они поженились.

 В Москве он мёрз, хотелось в тёплые края. Решили жить в Ташкенте. Видимо власти помогли устроиться на работу преподавать разговорный язык хиндустани и ещё диктором на радио.

 Так он оказался у нас на Восточном  факультете Среднеазиатского университета (САГУ потом ставший ТашГу). Материально жил по тогдашним меркам хорошо. Ещё в лагере он от лагерного доктора узнал, что детей у него не может быть. Из ташкентского Дома малютки  удочерили девочку. Я помню, это событие освещалось в местной газете.

 Нашлись родственники Хардата в Индии, стал он им помогать материально. Однажды что-то произошло в таможне, то ли он через своего студента пересылал какие-то изделия, то ли наоборот, этот студент провозил из Индии что-то для Хардата – я точно не знаю. Ходили какие-то слухи, что Хардату инкриминировали нарушение, несовместимое с его пребыванием в нашей стране.

 Его выслали из СССР.

 Дальше он рассказал о своём бедственном положении в Индии. Диплома у него нет, он не может преподавать русский язык в Делийском университете, где была кафедра русского языка. Там были свои профессора. Пытался делать любую работу. Жили в трущобах. Родственники отвернулись. Хардат стал пить. Он просил жену вернуться на родину, говорил, что такая жизнь унижает её достоинство, она дочь великой страны.

 Позже, сотрудники нашего Дома  рассказывали о женщине, которая месяцами сидела у ворот нашего посольства, ожидая, когда будет оказия на бесплатный её перелёт в Москву. Шанти осталась. Она была замужем, у неё был сын, который учился в частном интернате в Ришикеше. Что-то в её жизни было  не понятно мне. Она часто просила меня купить для её отца водку в наших магазинах. В Индии был сухой закон. Пару раз я
уступила, но потом отказалась. Мои индийские сотрудники не любили её. Она часто уединялась покурить, была неопрятна. Я знала, что она бедствует, и давала возможность ей получать зарплату.

 Однажды я сидела в своём кабинете, считала деньги, перед тем как передать их бухгалтеру. Эти деньги – читательские взносы. Шанти издали смотрела на меня, подошла, села напротив, о чём-то говорила, а сама неотрывно смотрела на стопки банкнот. В это время зазвонил телефон, меня вызывали к начальству. Я схватила деньги и сунула их на полку под столом. Когда вернулась, деньги исчезли. Я спросила, - где Шанти?  Сказали, что она отпросилась и  ушла.

 До сих пор не знаю, права ли я была, что подозревала её. Мне был нагоняй, с меня в течение года высчитывали эти деньги.

 Шанти  больше не появлялась. Уроки с её отцом прекратились ещё раньше. До меня дошли слухи, якобы она оказала нашим спецслужбам важную услугу и, они помогли ей уехать в Россию с мужем и с сыном.

 Закончилась моя командировка.

 Я вернулась в Москву. Шёл 1987 год. Жизнь изменилась в стране. Я снова без работы. Я стояла в очереди на кооперативную квартиру, надеялась, что смогу купить на заработанные в Индии деньги. Всё куда-то исчезло, нет очереди, нет кооператива. Свободная продажа квартир, но уже на баснословно высокие цены в долларах. Я сидела дома и смотрела передачи по телевизору. Столько было интересного и нового для меня.
 
 Однажды вижу на экране Шанти. Она живёт где-то в колхозе, муж её убирает коровники, а Шанти счастливая беременная организовала на дому кружок индийских танцев для девочек-школьниц. Она говорила о превосходстве политического устройства в нашей стране, о том, что вот её семье дали 3-х комнатную квартиру с мебелью, с телевизором.

 Я была рада за неё.

 О Хардате я больше не слышала.

Мельбурн 2007г