Чувство ансамбля

В оркестре могут играть виртуозы, но если у них нет чувства ансамбля, гармонии не будет. При проектировании зданий я всегда учитывал окружающую застройку, даже если приходилось воевать за своё видение. Так было при строительстве старого здания автовокзала рядом с Тверской площадью. Заказчики хотели получить заурядную одноэтажную постройку. Но по архитектурным соображениям следовало создавать более объёмное сооружение, иначе получился бы «провал». Чтобы доказать справедливость своего решения, потребовалось дойти до министра.
При проектировании надо всегда думать о перспективе. Так я считал еще в 1947 году, когда на техническом совете критиковали мой проект областной типографии: много лишней площади. Я настоял на своём. Подобная ситуация сложилась, когда мне поручили проектировать посёлок Химинститута. Он планировался на три-четыре тысячи жителей. Министерство выделило деньги именно с таким расчётом. В спорах с директором ВНИИСВ я убеждал:
— Ложная экономия может привести к тяжёлым последствиям. Всё-таки я буду проектировать нормальный микрорайон на пятнадцать тысяч жителей. — Это был принципиальный вопрос: в зависимости от количества жителей все затраты на строительство увеличивались. Я убедил: построили микрорайон со всей инфраструктурой, а Дом культуры и поликлинику возвели в два раза крупнее, чем намечалось. Посёлок рос, одной школы стало мало, но чиновники не желали вникать в доводы специалистов. Вместе с другим ветераном войны я ходил в облоно, ездил в Госплан. И новую школу построили.
В начале семидесятых кому-то пришла в голову шальная мысль возвести шикарный ресторан в центре Берёзовой рощи, хотя там уже было подобное заведение. На градостроительном совете я заявил:
— Здание чудесное, но его строительство потребует большой вырубки деревьев. В роще строить нельзя! — Опять пришлось ехать в столицу. На проекте поставили крест.
Мне девяносто три года. В течение долгой жизни не раз приходилось проявлять характер, чтобы отстоять свою точку зрения. Выработала такую твёрдость, наверное, сама жизнь. Ведь на мою долю выпали все тяготы трагической эпохи. Детство прошло в Одессе, куда родители переехали, когда мне было два года. Я не могу без боли вспоминать страшный 1921 год, когда голод косил тысячи людей. Отец, служивший в Красной Армии, приносил похлёбку, чтобы семья выжила. Жили бедно, поэтому после окончания семилетки я, пятнадцатилетний подросток, стал работать на заводе штампов. Однажды поранил палец, лишь чудом не отхватив половину ладони. Судьба не раз меня оберегала. Однажды чуть не погиб на уборке урожая. Ложились мы в одиннадцать ночи, вставали в пять утра. Я уснул в поле, меня едва не раздавил трактор.
Работая на заводе, я попутно учился на рабфаке. После его окончания поступил в Одесский институт инженеров гражданского и коммунального строительства. Недолго поработал на Днепрогэсе, а потом попал на Финскую войну.
Демобилизовавшись, поехал в Одессу, где занимался строительством фортификационных сооружений. Выступал от лица заказчика, принимая в эксплуатацию склады для оружия и ангары для самолетов. Страна готовилась к войне. Тем не менее, весть о нападении оказалась неожиданной. В тот момент я находился у самой границы, где принимал инженерные сооружения одной из дивизий. В воскресенье 22 июня 1941 года вместе с сослуживцами собрался завтракать, как вдруг вбежал глухой механик и сообщил: «Война». Вестнику не поверили, думали: не расслышал. Выбежали на улицу, а в небе уже летают вражеские самолёты. Сразу возвратился в Одессу, надел военную форму. Наша армия отступала. В Мариуполе я зашёл в парикмахерскую, чтобы сбрить щетину. Мастер поинтересовался, далеко ли враг. Чтобы цирюльник от волнения меня не порезал, я дождался завершения бритья, а затем посоветовал:
— Бегите. Немцы будут через два часа! — Скоро в город вошли вражеские танки.
Сапёры стали не нужны. После кратких курсов меня назначили строевым пехотным командиром. Направили на Ржевское направление Калининского фронта. Взвод пехотинцев стоял в обороне, немцы в пятидесяти метрах. Наши солдаты пошли в атаку. Погибло очень много народу, так как фашисты укрепились на высоком берегу. Был момент, когда я остался один. Добежал до «мёртвого» пространства между двумя воюющими сторонами. Спасался от огненного дождя тем, что бежал и падал, и так несколько раз, меняя направление. Ощущение было: сейчас пристрелят. Успел добраться до нашего блиндажа, но всё-таки был ранен. В первый момент даже боли не почувствовал. Санитар перевязал, затем меня, раненого, отправили в Казань. После выздоровления попал в кавалерию. Войну закончил в Берлине.
По окончании войны мне приглянулся город Калинин. Показался благодатным для архитектурного творчества, к тому же близость столиц позволяла общаться с видными зодчими, участвовать в архитектурных съездах. Я застал время, когда можно было строить по индивидуальным проектам, а не только по типовым. Сооружения по моим проектам есть в разных городах области. В Твери, кроме областной типографии и старого автовокзала, возведены два жилых дома рядом с полиграфическим комбинатом. Создавал их, сообразуясь с архитектурой главного корпуса предприятия. Сапожник без сапог. У меня, тогда главного архитектора института «Калинингражданпроект» (в то время около 800 сотрудников) была возможность получить квартиру. Я человек щепетильный, мне казалось, что другие люди больше нуждаются в жилье. Вот и живу в небольшой «хрущёвке», купленной за свои деньги. Я всегда был «белой вороной». Иногда шучу: «Что надо бедному еврею? Кусочек хлеба и вагон масла». Но сам я привык обходиться малым.
Мне интересно всё, что происходит в мире и городе. Что сейчас творится в Заволжье, уму непостижимо. Коттеджи разбросаны невпопад, как будто поганки высыпали. По генеральному плану на берегу реки намечалась масштабная застройка. Совершенно неуместно с архитектурной точки зрения у Восточного моста поставили автозаправочную станцию. Ведь в градостроительстве принято обыгрывать мост ландшафтом и зданиями.
Улица Вагжанова несомненно требовала высотной доминанты. К сожалению, архитекторы были скованы требованием построить гостиницу из панелей. А ведь кирпич — универсальный материал, которому подвластна любая пластика, масштабы и пропорции. Из кирпича можно было построить здание хоть в четырнадцать этажей. Непонятно, зачем вокруг прилепили другие здания? Ведь огромная гостиница подразумевает вокруг себя большое количество машин. Народ прозвал это высотное здание «рюмкой» и часто беспокоится, что оно может рухнуть. Это исключено. Подставка абсолютно жёсткая. Фундамент настолько мощный, что можно смело надстроить ещё пять этажей. Я бы уверенно поставил свою подпись, хоть не участвовал в этом проекте.

На снимке архитектор Ефим Самойлович Резницкий