Рыжее чудо. Глава VII. Тараканий рай

           Изначально каждый из пришедших в наш мир немного поэт, немного каменщик; немного сеятель, немного воин. Каждый имеет задатки героя и одновременно злого гения. Это счастье – вовремя понять свои возможности, развить способности и воплотиться в той сущности, которую дарует провидение. Таланты дремлют в каждом, но в разных ипостасях: каждому – своё. И любое дело надлежит делать хорошо – плохое тоже. Содрогаясь ужасу убийства как такового, мы умиляемся «киллер-профи!», если он исполняет предначертанное красиво и небольно.
           К великому сожалению, добро, как и любое другое материальное явление, должно уравновешиваться своим антиподом – злом. «Единство и борьба противоположностей; сила действия равна силе противодействия»... – неважно, кто это постулировал: Ньютон, Маркс или кто-то иной. Важно лишь то, что баланс во всём – залог существования физического мира и любого общества, в частности. Основа стабильности бытия – наличие точек, состояний устойчивого равновесия. Равновесие тоже надо постоянно и разумно возмущать, нарушать, переходя на качественно иной уровень (по спирали) – то, что мы зовём «прогрессом».  Без прогресса – загнивание и медленный конец цивилизации. Но если слишком далеко уйти от состояния устойчивого равновесия, оно заменится неустойчивым, и любое малое возмущение вызовет крах, который пойдёт по нарастающей и будет беспощадно быстрым.
          «Добро» – чтобы всем было хорошо, чтобы мы жили долго, не обижали и не убивали друг друга, не умирали от болезней, природных катастроф, старости? При этом население Земли очень и очень быстро увеличится до неимоверных размеров, всё будет съедено и сожжено, природа будет поглощена, несмотря на все наши честные старания. Сказка про освоение Космоса означает, что мы вслед за своей планетой «употребим» и других, распространяясь как самый зловредный – «добрый» вирус.       Искоренение войн и болезней, природных катаклизмов и остальных факторов, мешающих всем счастливо жить и размножаться – суть – уничтожение природного механизма естественного отбора и саморегуляции – самый верный вариант Апокалипсиса – без театрализованного Страшного суда и горячих сковородок в аду. Дёшево и сердито: дать возможность «съесть» самих себя. Изведи злых волков – зайцы расплодятся и, покосив халявную капусту в огородах, начнут умирать с голоду, или научатся пожирать друг друга, превратившись в волков. Зло снова уравновесит добро – сработает механизм устойчивого равновесия – если, конечно, природу не лишить этой возможности, насаждая «не убий» силком. А волки… Они просто должны хорошо делать своё дело. Их ругают ещё и за то, что они режут овец больше, чем нужно для еды. Природа действует методом проб и ошибок, «нащупывает» нужное, отсеивая барахло. И если волки на протяжении длительного времени продолжают резать овец больше, чем влезает в их желудок, значит, в том есть какой-то смысл.

                * * *

           Справа тянулась стена. Или забор. Нет, скорее, длинная, высокая стена. Она выползала ниоткуда и уходила в сумрачную даль. От Великой Китайской стена отличалась тем, что была прямой, как стрела, и не имела видимой толщины. Понизу стелились языки тумана, создавая впечатление тверди под собой, которую они будто бы обволакивали. Но тверди не было. Стена вместе с прилипшей к ней тропкой висела в пустоте.
           Воздух, если он тут и присутствовал, был достаточно прозрачен, и конец стены не таял в дымке, как это бывает, а исчезал в перспективе, стягиваясь в точку. Однако Эсмеральда была уверена, что это не стена, а забор, потому что грубо обработанные доски были подогнаны слишком небрежно. Кое-где меж ними оставались щели. Но это ничего не меняло, потому что с той стороны забора ничего не было. Щели, сквозь которые не на что смотреть, неинтересны.

           Они шли, озираясь, вдоль бесконечной дощатой декорации, заменившей привычные виды Земли. Солнца не было. Оно не пряталось за тучи или горизонт – его просто не было. Рассеянное сумеречное свечение сочилось отовсюду и одновременно ниоткуда. Тут не было теней и было довольно неприятно.
           Приметив ржавый гвоздь, торчавший из очередной доски, Мартин перестал колебаться и проникся уверенностью Эсмеральды, что ЭТО не стена, а всего лишь забор. Самое смешное: не имело абсолютно никакого значения стена это или забор. То, что началось сразу за порталом, куда они вошли, и теперь простиралось справа от них, прикидываясь забором, был, скорее всего, просто морок, мираж, наведённый в сознание третьей силой для обозначения границы чего-то такого, куда нет доступа. Но спасительно цепляясь за примитив простых мыслей, концентрируясь на несуществующих щелях и гвоздиках, позволяя себя дурачить, Мартин и Эсмеральда почти уверовали в уникальность миссии отличить забор от стены и тем самым смогли отвлечь себя от лишающего сил и пожирающего способность рассуждать страха за дочь, которая исчезла.

                * * *

            Взрослея, Ассоль менялась. И теперь застать её за книгой, либо сидящей в уголке наедине со своими мыслями удавалось нечасто. Лишь только одни звёзды, которые она аккуратно «пересчитывала» в ясную ночную пору, оставались прежними. Наверное, это передалось от матери. Звёзды необъяснимо влекли. Зачарованная дикими красотами Млечного пути, она отрешалась от окружающего и блуждала в бездонье пространства, где большие галактики не более существенны, чем стайки пылинок, а весь наш важный мир – капля в безбрежном океане времени. Она летала, падала, карабкалась, поднималась и снова блуждала, силясь уяснить смысл бытия и своё предназначение в нём. Это не удавалось никому. Но каждое погружение в пугающую черноту неизведанного, туда, где всё не так, как должно, где мёртвый холод без перехода слизывался адским пламенем неостывших солнц, где нет расстояний, нет чувств, кроме ужасающего восторга падения, – каждое такое погружение после бесконечного скольжения вглубь завершалось желанной болью слияния и растворения в ослепительно ярком сиянии звёзд. Для этого ей не были нужны наркотики. И мир вокруг, дождавшись её возвращения, неуловимо менялся и становился другим.
            Днём Ассоль делала что-то по дому, потому что была взрослой девочкой – помогала маме, возилась с малышнёй. Тараканий колледж она готовилась закончить экстерном и не посещала скучных занятий. Уроки девочка делала так легко, что и говорить не о чем. Вечером она уходила гулять. Так и говорила, улыбаясь: «Я пошла гулять!» И удерживать её – хорошую, правильную, умеющую постоять за себя – не было ни повода, ни желания.
           Позавчера Ассоль ушла гулять и не вернулась.

                * * *

           Не было ясно, то ли Мартин с любимой семенят усталыми лапками вдоль «забора», то ли сам забор со скуки решил двигаться навстречу. Так или иначе, доски, составляющие его, бесконечной чередой наплывали спереди и уносились назад, раздражая своей вызывающей натуральностью. Словно девицы на кастинге, они, сбросив кору одежды, радостно появлялись на видавшем виды подиуме тропы, и торопились навстречу, демонстрируя неприкрытые кружочки срезанных сучков и хиты сезона – тату, повторяющие рисунок фактуры распластанного пилой дерева, а затем разочарованно возвращались в безвестность.
           От мелькания рябило в глазах. Мартина забор достал, и он подумал, что наказать это гадкое сооружение, не имея под рукой ни топора, ни дубины, трудно, но возможно, если взять кого-то за ноги и, размахнувшись, хрястнуть по забору чужой крепкой башкой… Но рядом была только Эсмеральда, которая прочла все его мысли, и Мартин устыдился. А затем оба рассмеялись. Однако забор, кажется, напугался всерьёз. Однообразие его картины оказалось немедленно нарушено: впереди на досках засинело что-то необычное.
Это был заржавленный по краям жестяной стенд, на котором белым по синему было написано что-то вроде: «Объект возводит СМУ-15. Прораб такой-то, телефон такой-то. Просим извинить за временные неудобства». Вот так… Табличка показалась Мартину подозрительно знакомой, но вспоминать было некогда. Пауза вновь сменилась мельканием досок навстречу.
           Вдоль забора шла тропа. Правой кромкой тропа смыкалась с забором, левая её кромка растворялась в тоскливой серости окружающей прорвы. Под ногами идущих тропа постоянно меняла обличье: асфальт переходил в песок, песок – в грязь, затем шли бетон и деревянный настил. И всё повторялось. Это было странно, но много лучше вязкой пустоты. Разве что, приходилось чаще смотреть под ноги, чтобы не споткнуться на очередной границе «сред». Кроме забора и тропы вокруг по-прежнему ничего не было, если не считать клочья тумана.
           Когда в очередной доске Мартин увидал гвоздь, подозрительно напоминавший тот, первый, а вдали на заборе нарисовался знакомый синий квадрат, таракан остановился и начал усиленно соображать. Под его лапками сейчас был асфальт. Присмотревшись, Мартин увидел в асфальте щербину со свежей копотью, а вокруг – разбросанные кусочки цветной пластмассы, подозрительно напоминающие обломки того самого детского самосвальчика, которого принесли в жертву при давешних испытаниях ракетного вооружения вертолёта Ястреба.
           С тех пор прошло много времени, и следов на дворе лаборатории, где это произошло, давно не осталось… А тут они, обломочки, лежали, как новые! А ещё Мартин вспомнил, что, когда увидел первый гвоздь, от неожиданности споткнулся и обрызгал Эсмеральду жидкой грязью. А сейчас тут был сухой асфальт, а не лужа с грязью. Это означало…
           Пока Мартин соображал, Эсмеральда всё поняла. Забор, составленный из одинаковых фрагментов, периодически повторял свой рисунок. Так же чередовались и сегменты тверди под ногами. Но повторы забора и тропы не были синхронны, и ситуация в целом не повторялась. Это давало надежду, что путешественники двигались не по замкнутому кругу и не по ленте Мёбиуса. Последнее было бы хуже всего, поскольку, двигаясь по перекрученной ленте замкнутого пространства, они должны были неизбежно очутиться по ту сторону забора, а там могло не быть опоры для их лапок. Вдобавок Мартину стало чудиться, что из щелей в заборе за ними периодически наблюдают. Эсмеральда знала это наверняка. И не была до конца ясна роль, отведённая забору – отгородиться от гостей, или наоборот, защитить их от кого-то извне.
           Для Мартина ситуация прояснилась до конца, когда он вспомнил настоящий забор с синей табличкой, который торчал на задворках института, отгораживая стройплощадку, куда захаживала любопытная Ассоль. Кусок асфальта во дворе, подпорченный взрывом маленькой ракеты, и обломки самосвальчика – всё это врезалось в память Мартина, когда Ассоль ещё не было в помине. Осколок зелёного бутылочного стекла, который они теперь периодически встречали в грязи под ногами, – его хорошо запомнила Эсмеральда, когда давным-давно эта стекляшка своим блеском отвлекла любвеобильную ворону, покушавшуюся на вертолёт Ястреб.
           Получалось, что забор, как и тропа под ним смонтированы, словно дешёвый клип, из повторяющихся нарезок – визуальных образов, произвольно заимствованных из чьей-то памяти. И  «доноров» этих, похоже, было несколько.
Однако надо было двигаться вперёд, потому что с боков было «пусто», а возвращаться назад, не отыскав Ассоль, они не собирались.

           Через некоторое время в заборе произошли большие изменения. На месте дощатых щитов появились бетонные плиты, на одной из которых было нацарапано плохое слово. Эти плиты в точности повторяли внешнюю ограду института. Как и следовало ожидать, через одну плиту от «плохого слова» появились железные ворота, похожие на институтский оригинал, но много меньше и без несущественных деталей типа заклёпок. Ворота были явно не заперты, а на левой их створке мелком, который валялся тут же, было жирно написано «ЗВЁЗДНЫЕ ВОРОТА».

                * * *

            Ассоль тайком от родителей заглядывала в Зазеркалье, и делала это уже не раз после  того, первого случая, когда пришлось спасать отца в Псковской запретной зоне.
            Она заглядывала по ту сторону мельком, и совсем не углублялась внутрь, а только осторожно перешагивала «рубикон» и возвращалась назад. Поэтому ей удавалось не посвящать родителей в свои эксперименты, дабы не расстраивать, а заодно избежать объяснений. Но Эсмеральда догадывалась о происходящем, чувствуя необъяснимую тревогу, которая временами пробивалась сквозь заслон, выставляемый Ассоль. Однако мать молчала, вспоминая себя… Время настоящих чудес, сулящих её необыкновенной дочери по мере взросления новые радости и тревоги, неумолимо приближалось. И надо было как-то мириться с этим.   

            В тот день Ассоль ушла к дальнему порталу. Он был заложен в незапамятные времена неизвестно кем. Когда Ассоль думала о древних чародеях, в памяти, пробуждая чувства восторга и ужаса, ассоциацией преклонения перед абсолютной властью высшей магии всплывал противоречивый образ могущественного Мерлина, почерпнутый ею из некоторых старых книг, которые она находила у матери и тайком читала.
            Портал как реальность не был понятен ей. Он не работал, но был «живой». Он мог представлять из себя запертые до поры гостеприимные ворота между соседними мирами и мирками, либо служить шлюзом в одну сторону. Быть ловушкой, не имеющей продолжения и возврата, обочиной или тупиком. И на вопрос, зачем древние его создали, могло быть сколь угодно правдоподобных ответов. Но для чего, для кого они его так надолго законсервировали… Страна чудес ждала свою Алису?
Ассоль не раз приходила сюда. Стояла подолгу, но рискнуть войти не решалась, ощущая реальный холодок, словно на краю бездонной пропасти.
            Портал, насыщая окружающее пространство странным чувством одиночества, своей неодушевлённой аурой явно отличался от обычных прорывов в Зазеркалье, которые главным образом провоцировали в любом «земном» организме бесконтрольный выброс адреналина. Ассоль сильно подозревала, что там, за этой «дверью» и не Зазеркалье вовсе, а что-то совсем иное.
            Вообще-то, проход в параллельную реальность более или менее успешно мог пробить любой, умеющий использовать скрытые в организме возможности слияния с природой, если он имел достаточный запас силы. И сделать это можно было в любом месте – желательно там, где защитный барьер «потоньше». Однако дырявить пространство абы где, затрачивая массу энергии, без крайней необходимости считалось неприлично, небезопасно, и было попросту глупо. Родители Ассоли в моменты редких посещений Зазеркалья пользовались своим «домашним» порталом, который Мартин сотворил давным-давно в укромном уголке лаборатории. Проход был надёжен. Он «привык» к своим хозяевам, фиксируя их ауру, которая, меняясь, никогда не утрачивала индивидуальности. Этим он отличался от одноразовых, «ничейных» проходов, которые имели обыкновение быстро затягиваться рубцовой тканью разомкнутого пространства, а затем исчезать.

           Древний портал на заднем дворе тоже не был одноразовым. Он ждал. Долго. О нём не знал никто, и никто не мог его почувствовать, настолько искусно он был опечатан. Более того, вблизи этого места случайный прохожий испытывал безотчётную тоску и прибавлял шаг.
           Но Ассоль ясно ощущала присутствие необычного, и точно знала, где находится заколдованный терминал. На том самом месте огромной институтской территории стоял железный сарай, в который складывали разный хлам и списанные приборы.
           Девочка как-то сказала о портале матери, но Эсмеральда не знала, как реагировать на то, что было скрыто от неё. Она не исключала, что загадочная «дверь», о которой поведала дочь, – плод фантазии одарённого ребёнка, подобно подружкам-черепашкам, коту Бонифацию и ещё многому-многому другому. Поэтому в тот раз Эсмеральда осторожно ограничилась общими наставлениями, предупредив, что встреча с непонятным требует подготовки, а пока лучше обходить «такие вещи» стороной. Теперь Эсмеральда, кажется, жалела, что не отнеслась к словам дочери адекватно серьёзно.

           Подойдя к сараю, девушка не ушла прочь, как делала раньше, а вдруг шагнула прямо в его железную стену. У неё получилось. Портал словно облегчённо вздохнул, скрипнув ржавым железом, и сбросил древнюю печать, пропустив через себя того, кто так долго не шёл. Ассоль сделала всего лишь шаг в неизвестное, постояла там немножко, ёжась от серой, похожей на сырой туман пустоты, и отступила назад. Но у неё ничего не получилось – назад хода не было. И тут на неё вероломно, без предупреждения бросился огромный дракон.

           Это был именно дракон – такой, каким его рисовали и описывали в «чёрных» книжках – весь в чешуйчатой броне, длинноголовый с огромной острозубой пастью, из которой вырывались языки настоящего пламени, а из большущих ноздрей, словно из трубы крематория, валил едкий чёрный дым. Глаза у него были злые и разные. В левом зелёном глазу щель зрачка была по-змеиному вертикальной, а в правом, жёлтом – горизонтальной, как у козла. Последнее наводило на мысли… Однако рога на единственной голове чудовища отсутствовали. Копыт также не наблюдалось – на огромных лапах росли классические когти.
          Дракон шутить вовсе не собирался. Пламя из его пасти реально обжигало, а зубы смотрелись живым воплощением кошмара. Его огромное туловище грозило раздавить её, как мошку – до категории «мокрое место». Ассоль быстро сконцентрировалась и выставила в сторону врага защитное биологическое поле, потратив часть сил. К счастью, это подействовало: дракон споткнулся и двинул в обход. Ассоль могла бы выставить вокруг себя надёжный «магический круг», но это требовало постоянной подпитки энергией, которой не хватит надолго. Кроме того, стоять на месте не имело смысла. Ассоль бросилась вперёд, потому что назад хода не было. Там, сзади, пропустив девушку-чародейку, наглухо захлопнулась невидимая дверь.
         Лапки Ассоль проваливались в пустоту, вязли в клубах серого тумана, и она стала «придумывать» кусочки тверди, которые, немедленно материализовались и, словно половички, ложились перед ней. Дракон тяжело топал параллельным курсом, стараясь не отстать. Он пытался лететь, но его перепончатые крылья не держали вес туловища. По всей видимости, крылья экзотического создания играли больше декоративную роль. «…Как у петуха или тараканов!» – додумала на бегу Ассоль.
         На этом сходство чудовища с благородными животными заканчивалось. Не обладая силой пробить защитный барьер, которым Ассоль отгораживалась от насильника по мере продвижения вперёд, драконище пыхтел, силясь обогнать вожделенную жертву, чтобы неожиданно напасть спереди – оттуда, где защиты не было. Но Ассоль не дозволяла обогнать себя, используя молодую прыть, а также всякие заклинания, которые сами собой возникали в её мозгу.

         «Замутившие» этот мирок древние маги были ещё те… затейники. Происходящее походило на игру. Всё то, что от природы не видимо глазу, включая электромагнитные поля, превышающие фоновые уровни, обретало тут зрительное воплощение и «оживало», принимая вид предметов, пейзажей, природных явлений – обретало плоть всё, кроме мыслей (маги были из приличных семей). Это не были миражи. Это были кусочки чужой реальности, а вернее, их подделка – настолько искусная, что органы чувств воспринимали их за чистую монету. Выставляя защиту, Ассоль желала отгородиться от опасности. Ассоциативно в её памяти всплыл образ глухой дощатой ограды стройплощадки, которую Ассоль видела во дворе института. Ограда тут же материализовалась. На свет явился деревянный забор, который был совсем как настоящий. По мере продвижения путешественницы забор удлинялся, отсекая от неё пыхтящего дракона.
         Аналогично образовалась тропа вдоль забора, которую Ассоль «выстилала» перед собой. Когда  картинок из её памяти не хватало, сюжеты заимствовались у тех, с кем она когда-то вступала в телепатический контакт.

         Так родились забор и тропа, где немного погодя пройдут папа-Мартин с  Эсмеральдой. А вот, из чего был сделан дракон доподлинно неизвестно. Вряд ли он был живым, иначе бы утомился. Но он никак не уставал. Пыхтел и топал за «забором», опираясь корявыми лапами неизвестно на что. Прекратив суетные попытки забежать вперёд, он откровенно выжидал, когда у Ассоли кончатся силы, истощится запас энергии, которой она питала защитное поле. А силы у неё действительно подходили к концу, и она вспоминала маму с папой, но каналы дальней связи тут не работали.
         И тут она увидела свои Звёзды! Их свет пробил клочья мерзкого тумана и лег пятном дрожащего белого света впереди неё, указывая какое-то место в пространстве.
         «Эх, если бы калиточку отсюда – да хоть куда!» – Не успела Ассоль подумать это, как память услужливо подкинула пейзаж с калиткой в железных воротах, которые торчали в проёме старой железобетонной ограды института. Забор с готовностью отреагировал и принял новый для себя вид бетонных плит с подобием ворот посередине, на которых Ассоль прочла кривую надпись мелом «ЗВЁЗДНЫЕ ВОРОТА». Почерк был похож на детский. Очевидно, кто-то насмотрелся сериалов про Звёздные врата.
         Однако ворота эти, случайно или нет, объявились именно там, куда указал Ассоль свет настоящих Звёзд.
         А по ту сторону ограды дракон неожиданно, со всего маха хрястнулся о выросшую перед ним стену, нахально принявшую вид Кремлёвской, да так, что громко взвыл. Наверное, древние маги предусмотрели в этом царстве немого кино еще и звуковое оформление для особо торжественных или смешных случаев.
         Дракон, обиженно слизнув кровищу с разбитой морды, поплёлся вон. Ассоль, уяснив, что прямая угроза миновала, присела, вернее, упала перед воротами – передохнуть, и глазки её стали закрываться…
А дракона отчего-то было жаль… Наверное, из-за крови. Может быть, он действительно был живым, просто выносливым. Ну а, вдруг это был заколдованный принц?! 
         Мысли натекали и расслабляли. Напряжение спало, и Ассоль глубоко уснула перед воротами. Дракон не отстал и во сне. Он был совсем не страшный. Ей привиделось, что животное сидело в очереди к офтальмологу, жалостливо моргая своими разными глазами, один из которых заплыл огромным синяком. В регистратуре, где на всех заполняют карточки, дракон ни за что не хотел признаваться, что он произошёл от змея и козла, которых подвигли на грех вредные привычки.

                * * *

         Подойдя к воротам, Мартин перво-наперво оглядел окрестности на предмет врагов, стараясь проникнуть взором как можно дальше. Забор и ворота он осмотрел поверху, полагая их недостаточную высоту слабым местом на случай атаки с той стороны. Эсмеральда же бросилась вперед и припала к спящей у стойки ворот Ассоль, которую Мартин вовсе не заметил. Ему стало жутко стыдно, но Эсмеральда одарила мужа милой улыбкой – как ни в чём не бывало. Ей достало ума отнести сей конфуз на счёт того, кто создал мужчин и женщин неодинаковыми.
         Трудно описать состояние родителей, обретших дочь после всех треволнений целой и невредимой. Но расслабляться было рано. Тот, кого Эсмеральда чувствовала за забором, был не дракон. Возможно, это был его хозяин, прибывший в приглянувшийся ему мирок древних чародеев для разборки и наказания проштрафившегося слуги, а заодно «подчистить» территорию. И лучше было поскорее убираться из этих мест.
         Но вернуться по тропе было нельзя никак. В здешнем перепутанном мире проблематично было попасть в одну и ту же точку дважды, потому что возвращаться назад в пространстве тут означало одновременно возвращаться во времени, то есть – в прошлое. Когда кто-то двигался вперёд, сзади его словно подпирала невидимая стена времени. Именно поэтому Ассоль не смогла сделать шаг назад, едва только вошла сюда через портал.
         Обмануть здешние законы физики не получалось, даже двигаясь по кругу. Такая хитрость позволяла, не пятясь и не нарушая табу, подобраться к точке начала маршрута с другой стороны как угодно близко. Но в саму эту точку попасть было невозможно, потому что последний шажок и означал возврат в прошлое. Время нельзя закольцевать, как нельзя догнать свой хвост, разве что куснуть его с досады.
         Вариант топать мимо ворот дальше подразумевал снова «строить» забор и тропить дорожку под ногами, тратя энергию, которая небезгранична. Кроме того, не было гарантии, что этот путь выведет в спокойное место до того, как до них доберётся местная «администрация», подослав киллера. Для этого ей совсем не обязательно повторно эксплуатировать образ чудовища. Достанет, к примеру, шаровой молнии, ядовитого дождика или прекрасной бабочки с бомбой в косметичке… Кстати, за забором уже назревал какой-то шум. В деревянной его части доски вдруг заскрипели и стали прогибаться, словно с той стороны навалилась и карабкалась кверху чья-то гигантская туша.
         Мартин и Эсмеральда, далее не раздумывая, последовали примеру отважной Ассоль, которая первой шагнула сквозь закрытые врата, не встретив никакого сопротивления, ведь ни ворот, ни забора, в действительности не было, а был бестелесный морок на манер голограммы или лазерного шоу. Однако портал в неизвестность на месте «киношных» ворот был настоящий. И дракон-неудачник где-то рядом, кажется, тоже был реален. Перед тем, как шагнуть в ворота, Ассоль слышала его хриплый рёв, переходящий в обиженный визг. По всей видимости, дракона наказывали физически – били. Это было так пошло, что девочке опять стало жаль сказочное животное, которое со своей стороны не преминуло бы позавтракать ею; при этом можно было утешаться лишь тем, что по-своему несчастный дракон делает это не со зла (ничего личного!), а выполняя свою работу.

         С той стороны ворот их ожидала тёплая летняя неземная ночь. Светили крупные звёзды, слагая в небе незнакомые знаки зодиака. Их перепутанные гирлянды снежно-белых подвенечных нарядов, оживлялись звёздочками-модницами голубых, бледно-фиолетовых и вызывающе красноватых оттенков. Среди них не было Венеры и Марса. Луна также отсутствовала. Но если приглядываться до боли, блуждая взглядом среди небесных узоров редчайшей красоты, начинало казаться, что рисунок созвездий напоминал южное полушарие. Вот он – Южный крест с тёмной туманностью «Угольный Мешок» на фоне Млечного пути! Однако это было не само знаменитое созвездие, а его зеркальное, к тому же перевёрнутое отображение. И было не ясно, где это место на Земле, над которым светили такие огромные звёзды, и Земля ли это вообще…
         В чистом и свежем воздухе, который не бывает с вечера после летней духоты, а рождается под утро, стояли запахи вечерних и ночных цветов, фиалки и табака. Их выраженный аромат был едва ощутимо смешан с одуряющими оттенками отцветших сирени и черёмухи. Дамам такой «купаж» претит – когда это духи, или, скажем, вино. Но если это ночной воздух – оно божественно! Попробуйте возразить.
         Над поляной раскрывшихся с вечера белых, розовых и бордовых цветов табака Nicotiana alata, источавших свой неповторимый аромат, порхали огромные бабочки, которые совсем не были похожи на киллеров. Это были не те серые крупные ночные мотыльки – любители ночных цветочных ароматов, которых можно встретить не чаще, чем летучих мышей, и которые так сильны и быстры, что их полёт можно ясно слышать в ночной тиши. Тут в роли сомнамбул были самые настоящие дневные бабочки-красавицы, а не какие-то там блеклые полуночницы.
         Для тараканов любые бабочки крупны, кроме разве совсем маленьких и глупых мотыльков, которые, мало того, что дышат на ладан и живут только сутки, к тому же обжигаются о лампочки и сгорают в пламени свечи (возможно, в этом и смысл их коротенькой жизни); и ещё – кроме моли, которой никто не может запретить считать себя бабочкой. А почему, собственно, моль не любят? За то, что она портит людям вещи, которые люди делают из шерсти до безобразия обстриженных и в конечном итоге съеденных ими – людьми животных? Конечно, до грациозных бабочек, которые питаются нежной пыльцой, моли далеко. Но ведь до последней своей метаморфозы бабочка бывает неприятной куколкой, а до этого – прожорливой членистой гусеницей, отвратно мягкой и холодной на ощупь, которая ест отнюдь не цветочную пыльцу, а живую плоть листьев, обгрызая её начисто – убивая растение! Но об этом часто забывают, потому что бабочке действительно можно простить всё. За её божественную красоту.
         Здешние бабочки были действительно огромны, и не было среди них двух одинаковых. Их крылья грациозно плескали в призрачном свете прелестных звёзд. Шедевры летающего вернисажа поражали ясностью и чистотой цветов, богатством палитры оттенков, великолепием узоров затейливых орнаментов. Некоторые садились на цветы и замирали. Приоткрыв крылья, они изредка покачивали ими.
         То сливаясь с полуночным цветком, то подчёркивая цветовой контраст, бабочки демонстрировали свои прелести в абсолютной гармонии с красотами мира, частью которого они являлись. Тут встречались однотонные цветовые решения – от ярко жёлтых ситцев с мелким бисером коричневых и чёрных вкраплений среди рельефа прожилок маслянисто-глянцевой поверхности, до благородной тяжести ворсистого бархата оттенков индиго и позднего заката; поражал «рафинированный» кармин, переходящий в дивный переливчатый муар с двойной чёрной каймой по краям. А вот – чёрный шёлк с тончайшей фосфоресцирующей «татуировкой», повторяющей себя на втором крыле в зеркальном отображении. Когда в полёте эти крылья складывались кверху, готовясь к очередному томному взмаху, их чёрные зеркала смотрели друг на друга, из-за чего Мартина, по привычке, передёрнуло. Но эта черная бабочка тоже не была «киллером», иначе они бы почувствовали. К тому же друзей охраняли Звёзды, отзываясь своей любовью на любовь Эсмеральды и Ассоль, а своим благоволением – на искренне восхищение Мартина.
         Рядом с однотонными расцветками мелькали пёстрые, совсем уже неповторимые создания. Особенно впечатляла одна из красавиц. Рисунок её крыльев представлял  мозаику голубого, серого и кирпичного тонов. Границы элементов этих затейливых пазлов были выражены чёрными рельефными прожилками, которые блистали в неверном свете звёзд, словно жальца воронёных бритв. Летал тут и красивейший махаон, который своей вызывающей защитной раскраской, если глядеть на него сзади, напомнил Ассоль голову дракона с двумя длинными клыками, у которого глаза покраснели от обид. Ассоль вновь пожалела дракона, но теперь за то, что ему никак нельзя сюда, потому что он «плохой».
         «Но ведь увидев всё это, невозможно оставаться плохим!». Так думала Ассоль, и представляла дракона, порхающего с цветка на цветок – на манер эльфа, и ей стало смешно.
         Дракону действительно не было пути сюда, потому что звезды дарили этот мир только тем, кого любили. А у дракона, по всей видимости, где-то был свой рай, свой ад и свой выбор.

         Ассоль перестала думать о драконе, увидев среди бабочек красивого мальчика, или даже юношу, но маленького и с крыльями. «Ага, значит, эльфы бывают взаправду!» – радостно подумала Ассоль, совсем не удивившись этому новому чуду.  Юноша был облачён в легчайшие белые одежды, а крылья его были прозрачные. Он был красив, но бабочки отчего-то сторонились его. У него были белые глаза… почему-то… Ассоль не успела додумать свою мысль, как почувствовала резкий рывок – Эсмеральда дернула её назад и заслонила собой. «Эльф» заметил их, и его одежды стали таять, стекая мутными ручьями, а в углах глаз показались красные капельки. На вмиг почерневших и ставших чешуйчатыми крыльях появились шипы. И он стал увеличиваться в размерах и поднимать руку, которая была уже и не рукой, а какой-то рачьей клешнёй, в сторону путешественников… Мартин почувствовал сердцем сковывающий холод, и в этот момент с чёрного ясного неба – прямо от звёзд беззвучно ударила ослепительная голубая молния, и «эльф» начал медленно тлеть, как тлеет головешка в остывающем, но еще живом костре. Мелкие язычки пламени прорывались сквозь черноту обугливавшегося тела и весело перебегали по нему, встречаясь с такими же огоньками, которых становилось всё больше и больше, как вдруг «эльф» весь ярко вспыхнул и рассыпался тяжёлыми искрами, оставив после себя гнусный запах сероводорода и просто серы.
         Звёзды смотрели виновато. Они сделали своё дело – «киллер» был уничтожен, но им было неудобно перед гостями этого дивного Бала Бабочек.
         Безоблачное под стать небу настроение, вызванное эйфорией чудес, было безнадёжно испорчено. Было особенно неприятно, что «эльф» – посланец нижнего мира, а попросту ада, смог так быстро попасть сюда. Это лишний раз доказывало могущество Разрушителя – гения зла, того зла, которое уравновешивает добро и само уравновешивается добром, у которого тоже есть всемогущий хозяин – Создатель, Созидатель и Спаситель. Иного не дано…
         Мартин, думая об этом, снова почему-то вспомнил коктейль Bloody Mary из томатного сока с водкой, приправленный острыми соусами табаско и вотчестер, которым угостил его как-то раз братец жены, после чего шикарные усы Мартина топорщились целых два дня, а глазки блестели.

         Несчастные бабочки – венец совершенства, шокированные неприятным зрелищем и запахом тлена, отлетели насколько могли, сбились в стайки и, устало махая крыльями, чего-то ждали. И оно пришло. Это был легчайший ветерок, неспособный нанести вреда нежным созданиям. Он тихо подул в сторону, где бабочек почти не было, и унёс с собой за горизонт запах чужака и воспоминания о нём, заменив неприятное лёгким ароматом цветущей лаванды. Ассоль нравилась эта смесь запахов, и она подумала, что будет помнить этот букет, столько, сколько сможет, но, может быть, когда-нибудь кто-нибудь с настоящим букетом… – и сердце её учащённо забилось. В любом случае она «не собиралась повторять маминых увлечений всякими там… выдуманными фебами…» – Ах, молодости так свойственна категоричность в суждениях!
         Тут ещё была чудесная зелёная травка. Свежая и ласковая – она выстилала прогретый с вечера неизвестно каким светилом песчаник – сухую и благодатную почву, какую можно встретить в сосновом бору, на пригорке. Она действовала, как лекарство, успокаивая и усыпляя. Явь отодвигалась, уступая место созерцанию, а тревога – беззаботности.
         Если ощущение прохлады струящегося шёлка соединить с негой тёплого бока домашней кошки – примерно это чувствовала Эсмеральда, нежась на травке, любуясь на цветы и прелестных бабочек, каждая из которых притягивала к себе взор и вовсе не хотела отпускать. Ей казалось, что эти бабочки вобрали в себя всё самое лучшее из того, что способен выразить этот мир, да, наверное, и все остальные миры – из правильных, сколько бы их ни было. Но что-то было непривычно… Ах да, тишина. Не было слышно ночных птиц. Молчали лягушки, а ведь невдалеке виднелся прудик, заросший камышом. Тут не было ни птиц, ни лягушек – вечных врагов насекомых.   Никак не ощущалось и присутствие людей. Последнее было и хорошо, и плохо. Плохо, потому что без людей возникают проблемы с пищей: так уж сложилось – симбиоз, нравится кому-то или нет. Ну, не могут тараканы питаться ни травкой, ни ягодами, ни комариками. Но кушать ей тут не хотелось. Совсем.
         «Скорее всего, это он и есть – РАЙ! И мы все уже не живые? – думала Эсмеральда, тревожно щупая взглядом Мартина и Ассоль, отдыхавших поодаль. – Может, нас сожрал таки дракон, а мы и не заметили? Ведь он такой большой, что мог нас просто вдохнуть».
         Однако в эту теорию никак не вписывался «эльф»: какой смысл преследовать тех, кто уже так или эдак «навечно пристроен».
«Если рай, то неплохо познакомиться с предками!» – мысленно добавил Мартин, который только притворялся спящим. «Хочется верить, что они тут, а не… Если, конечно, уже покинули бренный мир славного Академгородка», – добавил он, но без особого воодушевления. Однако других тараканов нигде не было видно.
         Радостное возбуждение от чудесного спасения проходило, и теперь все они чувствовали вялость, расслабленность, заторможенность. Поначалу они отнесли эти новые ощущения на счёт депрессии – естественной реакции организма на недавний стресс. Однако апатия не проходила, а, кажется, только усиливалась.
         «Интересно, а утро здесь бывает?» – успела подумать Эсмеральда, окунаясь в сон.
Её разбудили несильные, но неприятные шлепки по макушке и бокам. С неба сыпались мелкие крошки душистого хлеба и пряного мясного фаршика. А ещё сверху капало парное молоко… Однако кушать по-прежнему не хотелось, а хотелось ни о чём не думать и крепко спать.
         «Если здесь и были славные предки, они наверняка давно и крепко спят, наевшись халявы, или уже проросли тут растениями. А может быть, вон тот махаон и есть прадед Мартина! – лениво соображала Эсмеральда. – Что-то тут не так…»
В одиночку борясь со сном – остальные спали, пытаясь собраться с мыслями, Эсмеральда вглядывалась в звёздное небо, силясь понять, откуда сыплется еда, и вдруг увидела над собою собственного брата, который спускался на парашюте. На поясе его болталась знакомая кобура. Передними лапками таракан пытался управлять парашютными стропами, а средними ловил планирующий рядом аппетитный кусочек еды...
        «Какой ужас! – пронеслось в её протрезвевшей ото сна голове. – И он в раю? На кого же остался бедный голодный Яго»…
        Тем временем парашютист окончательно запутался в стропах и шлёпнулся на газон с незабудками, распугав бабочек, олицетворявших души тараканьих предков.
Что касалось «рая» – следовало ещё подумать, потому что из кобуры братца нахально торчал большой чёрный пистолет, а, как известно, на тот свет, в том числе в райские кущи, с оружием не пускают. Там – вроде шведского стола: кушай сколько угодно, а наружу – ни-ни. И за столом веди себя прилично. Оружие и сотовый сдай при входе вместе с бренным телом.
        Рай – не рай, а надо было что-то делать дальше. Братец, придя в себя, откушал «чем Бог угостил» и поведал свою странную историю.

        Едва Ассоль «распечатала» мудрёную защиту древнего портала, Эсмеральда почувствовала где-то рядом присутствие другого мира, отличного от Зазеркалья. И когда дочь не вернулась – ни вечером, ни на следующий день, Эсмеральда, следуя зову инстинкта, прихватила с собой озадаченного Мартина и отправилась на задний двор института – прямиком к железному сараю. А Ваня, который был невольным свидетелем их поспешного ухода, тихонечко последовал за ними через двор.
        Когда подошли к сараю, Ваня, раскрывши рот, наблюдал, как тараканы с ходу проникли внутрь постройки, проследовав прямо сквозь её железную стену. И в его памяти всплыла давняя история, связанная с этим местом…
        В далёком 1924 году в советской России был создан Институт Прикладной Экзофизики (ИПЭ) как научно-исследовательская организация, занимающаяся паранормальными феноменами*. Необходимость создания подобной организации возникла после того, как большевики, придя к власти, обнаружили, что многое из того, что отвергалось марксистским мировоззрением как суеверие, действительно существовало. Были созданы две организации - ИПЭ и Комиссия ВЧК по Ликантропии и Вурдалачеству, занимавшаяся искоренением вампиров и оборотней.
        Прошли годы. В 1945 году появилась международная организация паранормальных спецслужб – Неттерсгеймский договор, и Специальный отдел стал советской частью этой организации. ИПЭ сделал множество открытий в экзофизике – науке, занимающейся объяснением паранормальных явлений. Но Советский Союз распался.
        Первым серьезным осложнением для Института стал роспуск Четырнадцатого отдела КГБ, выросшего из Восьмого специального отдела ГРУ, занимавшегося борьбой с паранормальными угрозами. Новое российское правительство слабо верило в сверхъестественное и, тем более, не собиралось финансировать сомнительные с его точки зрения проекты. К счастью, к 1991 году Институт перешел на самоокупаемость. Астрологи и ясновидящие давно использовались в Институте, но к ним не всегда прислушивались. За пренебрежение пришлось платить очень дорого.
        23 мая 1992 года произошла загадочная катастрофа. Неизвестная сила разрушила пространственный «карман» – секретную базу Института. В схлопнувшемся «кармане» осталось несколько тысяч человек, а выделившаяся при этом энергия превратила находившуюся в нормальном мире часть здания в руины. Погибли бесценные архивы, десятилетиями собиравшиеся коллекции магических артефактов. Главное здание ИПЭ было разрушено, и погибла большая часть сотрудников. Никто так и не смог прийти к выводу, была ли это естественная катастрофа, результат неудачного эксперимента или теракт.
        Удар должен был стать для Института полной катастрофой. Но все сложилось несколько иначе.
        Официально, в связи с гибелью большей части сотрудников, Институт был расформирован. Неофициально – его работники не могли смириться с таким положением вещей, и Институт перешел на полулегальное положение, перестав быть государственной организацией. На работу в ИПЭ вернулась большая часть бывших сотрудников Четырнадцатого (Паранормального) отдела КГБ, и он стал расширяться по принципу сетевой организации. Говорят, что сотрудниками ИПЭ было найдено легендарное «Золото Партии», и на эти средства Институт расширил свою сеть, а в 1994 году ИПЭ был признан Неттерсгеймским договором как законный правопреемник 14 отдела КГБ.
         Ванин отец, когда был жив, возглавлял лабораторию, формально принадлежавшую Академгородку, но выполнявшую заказы ИПЭ. Оттуда же поступало финансирование. Лаборатория находилась тут – на территории ядерного института. Ещё студентом Ваня приходил к отцу на работу, собираясь и свою жизнь связать с ядерной физикой. Однажды отец показал ему это место и этот сарай – тогда он был не ржавый, сверкал свежей краской. По словам отца, после катастрофы 1992 года, именно тут с участием «представителей» ИПЭ проводили странные эксперименты со временем, при которых исчезали люди. А в сарае, якобы, была смонтирована и успешно работала некоторое время настоящая машина времени!..
         А теперь именно в этом месте добровольно «исчезли» Ванины друзья. Это встревожило Ивана до крайности.

         В сарае, если войти туда нормально – через железную воротину, запертую на любовно смазанный амбарный замок (тут сторож Поликарпыч прятал спирт), посреди пола под грудой хлама был железный колодец, прикрытый полусгнившим деревянным кругом. От колодца исходили холод, запах гнили и ощущение угрозы. Как-то по-дурости в колодец бросили камень, чтобы проверить его глубину. Бросили и ждали, прислушиваясь. Звука падения камня на дно не было слышно. Однако, спустя какое-то время, камень со свистом вылетел назад и чуть не пробил крышу сарая…
        Уже потом, в одной из старинных книг сомнительного происхождения, пылившихся на забытых полках институтской библиотеки, Ваня отыскал описание похожего сооружения. Там было сказано, что подобный заколдованный колодец – чёрный ход в преддверие Звёздных врат, охраняемых Драконом. Если сумеешь пройти через врата, попадаешь в царство Звёзд – своеобразный вариант «рая», который дарит Вечность, потому что течение времени тут резко замедляется, стремясь к нулю. Тут красиво, тепло и не голодно, но скучно. Нормальным суткам в этом сонном царстве «зомбированных» бабочек соответствовало восемьсот земных лет.
        Так что времени для летаргического сна с открытыми ртами, куда ещё зачем-то падает еда, у наших героев было предостаточно, если бы не находчивость Вани, и ещё простое везение в придачу.

        Ваня, вернувшись со двора без друзей, ругал себя, на чём свет стоит: не удержал, не помешал!.. Верный Фуня, вникнув, предложил сходить в церковь и помолиться. Фуню иногда посещали мудрые мысли, ведь он был плоть от плоти народа. Они с Ваней действительно сходили и помолились. Не исключено, что в тот самый момент перед носом дракона и выросла «кремлёвская стена», прикрыв Звёздные врата от происков лиходея.
        Однако надо было что-то делать. Самому Ване. На Бога надейся, а сам… К Богу не обращаются: «Дай!». Его просят: «Помоги!» Но помочь можно только тому, кто что-то делает. А просящему «Дай!» «дают», да так, что мало не покажется. Вот поэтому, кремлёвская стена была подарена Ване авансом. Если, конечно, эта стена не выросла сама собой в качестве естественного барьера, прикрывающего от посторонних подходы к «Звёздным вратам». Ваня ничего это не знал, но поступал интуитивно правильно. Он изо всех сил старался что-то придумать, чтобы помочь, но у него не получалось. А тут ещё братец Эсмеральды крутился под ногами, пока Яго, оставленный под его присмотром, наевшись, спал. Ваня был лишён возможности напрямую общаться с этим бесталанным тараканом. Однако, учитывая продолжительность знакомства, они в основном понимали друг друга.
        Братец переживал. Эсмеральда напоследок, когда убегала с Мартином, сказала ему, что уходит искать Ассоль, и это может быть опасно и надолго. А пока она просила брата «выручить любящую его сестру» и побыть с Яго, который всё ещё оставался маленьким и в определённой степени беспомощным. Яго по-прежнему любил поесть, однако рос не толстым, но многообещающе крепким.
        Глядя на братца, Ваня вдруг придумал! Его озарило! У него родилась идея, подразумевающая исключительно активные действия, и в ней заглавная роль отводилась брату Эсмеральды.
        Последний в ответ на «красноречивые» взгляды Вани, улыбался усами и решительно тряс кобурой на поясе.
        Суровый боец, который до конца доверял только своему пистолету, удивляясь сам себе, был готов слепо довериться человеку. И не надо про естественный отбор и память предков! Предки бы на такое перевернулись в своих маленьких гробах, а их души от возмущения вывернулись бы из бабочек наизнанку. Человек-кормилец был для тараканов полубогом. Но боги бывают разные. Полубоги – тем более. И тараканы перефразировали известное изречение так: «На человека надейся, но ему не доверяй!» Ведь самые лучшие, самые «чистые» представители человечества – дети, завидев таракана, радостно смеются, показывают пальчиком и бегут за ним, а потом, догнав, наступают – топают, чтобы послушать звук… Ничего личного! Как у кота к мышонку, если кот не голоден, но перегрызает сухожилия жертвы, просто играясь. А таракан, который не уберёгся – может быть, он и не прятался вовсе, а хотел поиграть с человечьим детёнышем в догонялки, как котёнок или щенок. Вот.
        …Крохотный, но прочный парашют Ваня скроил из шелкового белоснежного дамского платочка, приобретённого по случаю. Лямочки и стропы, сработанные из шёлковых ниток, обеспечивали надёжное крепление и даже некоторую управляемость парашютом в полёте. Не было только механизма раскрытия купола с кольцом. Но это было совсем не нужно, потому что десантироваться предстояло из Ваниных рук.   Испытания снаряжения прошли успешно. Братец с пониманием отдавался в Ванины заботливые руки, когда тот закреплял парашютные лямки, а потом «сбрасывал» братца с высокой стремянки, приставленной к стене лаборатории. Первые прыжки были без оружия, но потом братец нацепил свою кобуру с тяжелым пистолетом – скорость падения увеличилась, и прыгун, приземляясь, ощутимо шмякнулся об пол. Однако Ваня не стал ничего менять – ни облегчать оснастку, ни увеличивать площадь купола, ибо неизвестно, что ожидает отважного бойца там, куда Ваня попытается его отправить – прямёхонько в звёздное царство. Вдруг там, как и у нас, дуют ветры?
        Ваня, покормил Яго аппетитными крошками в присутствии его дядюшки, тем самым давая понять, что не бросит мальца. Затем «взял в охапку» братца, рассовавшего по карманам горсть запасных патронов и фляжечку с пивом, и потащил на задний двор – прямёхонько к таинственному сараю. Отперев замок на двери ключиком Поликарпыча, который взял на прокат за пол-литра огуречного рассола, Ваня стащил с горловины колодца деревянный круг, мысленно перекрестился, аккуратно расправил парашютик, загодя прикреплённый к братцу, и сбросил всё хозяйство вниз… А сам сел поодаль – на старинную скрипучую табуреточку – и стал терпеливо ждать, благо, сегодня был выходной.
        Через какое-то время из горловины вертикально вверх – потом Ваня готов был поклясться, что это сопровождалось чьим-то издевательским свистом – вылетел сначала братец, за ним Мартин, Эсмеральда и кувыркавшаяся в воздухе Ассоль. А следом – скомканный, вывалянный в песке парашют и горстка пистолетных патронов, высыпавшихся из карманов бойца (фляжки с пивом не было). Тот мир отторг всё чужеродное, обидевшись, что рыжие гости не оценили прелестей беззаботного растительного существования и безупречной красоты местных бабочек – вместилищ благолепных душ.

         Вечером Эсмеральда, обнявшись с Ассоль, смотрела на звезды. Дамы успокаивали себя, что мудрые звёзды не могли обидеться на них, уважая свободу выбора.
         Звёзды не обиделись. Они продолжали всё также приветливо мерцать и дарить незабываемые минуты виртуального полёта, похожего на головокружительное падение вверх. Но теперь, у тех, чья душа по доброте звёзд сподобилась витать в Магеллановых облаках, был реальный опыт полёта бренного тела из райских кущ домой на грешную землю, подтверждённый совсем не виртуальными синяками. При этом, почему-то звезды были снизу, словно отражение в воде на глубине заколдованного колодца, а земля сверху. Впрочем, какая разница. И вы можете попробовать. Для этого надо всего лишь прыгнуть с крыши вниз головой.

        …Ваня едва оттащил обрадованного Яго от родителей, дядюшки и сестрёнки Ассоль, которых Яго искренне, но пребольно обнимал, сжимая неожиданно крепкими мускулами. Ассоль не преминула ехидно припомнить Шекспира, смешливо радуясь, что обвивший её шею – всего лишь Яго, а не Отелло!

        Ну а, в «вяло текущем» Раю чуть раньше приключилось следующее.
Когда дядюшка-парашютист тюкнулся в клумбу незабудок, Ассоль проснулась, от радости подпрыгнула кверху и… зависла в воздухе. Её пришлось тащить вниз.
        Очень скоро, в результате экспериментов, проделанных над собой пытливыми путешественниками, связавшимися, как альпинисты, длинными стропами, была установлена любопытнейшая аномалия законов физики в «райском саде». По мере подъема над «землёй» объекта, обладающего конечной массой, сила тяготения быстро ослабевала. Уже на небольшой высоте вектор этой силы, стянувшись в точку (объект в это время зависал), вдруг менял своё направление на противоположное и с продолжением подъема быстро рос, толкая тело кверху. А проявлялось это так.  Слабенькое подпрыгивание заканчивалось классическим падением назад в клумбу. Подпрыгивание посильнее – как это было у Ассоль – позволяло зависнуть над поверхностью в состоянии невесомости. Но прыжок кверху «что есть силы» позволял перевалить точку неустойчивого равновесия и отправиться вверх, постепенно ускоряясь – примерно, как начальная фаза полёта на воздушном шаре. При всём этом, как смог спуститься сверху братец, и каким образом падали с неба крошки – было непонятно. Но здорово!
        Остальное было делом техники…
        Неизвестно только, кто подмог «подпрыгнуть» следом за остальными лёгонькому шёлковому парашютику, валявшемуся в песке. Не иначе – звёзды-звёздочки-шутницы.
       …Через какое-то время свободного падения в сторону далёких звезд, над головами рыжего десанта – прямо среди чёрного неба – неожиданно, из ничего нарисовался ярким пятном просвет горловины колодца, и прыгуны повыскакивали прочь из портала, словно пробки из шампанского, рискуя расплющиться о потолок сарая.    Там их ждал Ваня.
        А Ваня уже привык ждать. И радоваться их счастливым возвращениям. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!

_________________________________________________
* Информация не претендует на абсолютную достоверность. Здесь и далее описание событий, связанных с «Институтом прикладной экзофизики», заимствовано (цитируется) из описания ролевой игры «Эра Водолея», а также других свободных источников: http://lilu.bestpersons.ru/feed/post6970432 ;  http://adelhaid.borda.ru/?1-7-0-00000001-000-0-0-1173452220 ; http://ryovod.narod.ru/Institut.html.