Художник Владимир Яковлев. Часть III

Воспоминания С.Т.Никольской и Сони Никольской, основанные на дневниковых
   записях авторов о 10-ти годах, проведенных рядом с художником.
                Часть III

На странице – иллюстрация картины Владимира Яковлева "Композиция" (1960) из коллекции поэта Геннадия Айги.

   Приближался день, когда Володе должны были делать операцию в институте Микрохирургии глаза. Назначено было на февраль-март 1992 года. И вот позвонила Ольга Игоревна и сообщила, что Володю уже перевезли к Святославу Федорову. Через несколько дней я поехала его навестить.
   От метро Петровско-Разумовская автобусоми 167 и 114 я доехала до Центра. Когда я вошла, мне показалось, что я попала в «земной рай». Таких больниц я еще никогда не видела. Светло, красиво, уютно, широкие коридоры, а лифты! И вот нужный номер комнаты. Я вошла, но это оказалась не комната, а целая двухкомнатная квартира, светлая и чистая. Навстречу мне вышла женщина, она оказалась сиделкой и жила при Володе в отдельной комнате. Услышав, что к нему пришли, Володя вскочил с кровати и выбежал ко мне. Мы поцеловались. Он сказал, что операцию на один глаз уже сделали, что он рисует, и подвел меня к огромному мольберту. Володя, который всегда рисовал на столе, чуть ли не на краешке стола, теперь имел мольберт! К нему приезжали телевизионщики, снимали. В общем, переполох!..
   В дверь постучали, приветливый официант ввез сервировочный столик. Чего тут только не было: и два первых блюда, столько же вторых и третьих, фрукты, салаты. Володя наспех кушал, угощал меня, но я согласилась только попробовать. Все было очень и очень вкусно, я даже удивилась. А сиделка мне объяснила, что все готовится из самых свежих продуктов, так как Центр Святослава Федорова располагает своими садами, полями, огородами, птицефермой и коровником.
   Вскоре пришел врач-психиатр Борис Иванович Воинов, он наблюдал Яковлева (в дальнейшем мы часто общались с доктором по телефону). Борис Иванович поинтересовался самочувствием Володи, расспросил что и как, немного посидел с нами и ушел. Я тоже начала собираться домой. А перед уходом крепко обняла Володю, и сказала, что я очень рада за него – первая операция прошла благополучно, живет он в шикарных апартаментах, и уход за ним самый лучший. А он мне вдруг говорит: «Я хочу в интернат».

   И вот Володя снова в Психоневрологическом интернате № 30. Теперь у него отдельная комната, а не палата на 5-6 человек. Комната, правда, угловая, но с большими окнами. Чуть позже Володе подселили соседа, он оказался хорошим человеком, взял Володю «под свою опеку» – присматривал и защищал его. Возобновились и мои поездки с блинами да прогулками, и потекла потихоньку жизнь…
   Володя много рисовал. В основном это были его причудливые цветы, цветы в горшке, цветы с яблоком, а также много портретов. Часто он оставлял на них забавные надписи: «Между небом и землей жаворонок вьется. Алябьев. Соня придет ко мне. Яковлев», «Соне от Яковлева. От скалы до солнца», «… Тэтэльбаум. В.Яковлев» (так Володя писал свою «вторую фамилию» – фамилию матери, в девичестве Тейтельбаум – Прим. авторов), «Светлана Тимофеевна возьми меня домой», «Посвящаю 2000 году, человечеству. В.Яковлев». Еще были рисунки с рыбами, пейзажи и даже скульптурки из пластилина. Когда я увидела эти скульптурки, то буквально онемела от той экспрессии и пронзительного ощущения вселенской скорби и одиночества. Вот «Сидящий Яковлев» – на тумбочке-табурете сидит фигурка в болезненной позе со скрюченными ножками и скорбным искривленным в плаче лицом. Другая скульптурка «Голова» похожа на бюст Чайковского. Третья тоже «Голова» – с одним ухом, обреченно склоненная к полу голова, испуганно заглядывает в бездну, а само тело с больными ножками сжато в комочек.
   Летом 1992 года по ходатайству друзей Яковлева и при поддержке американского фонда Джексона Поллака Володю на целый месяц устраивают в пансионат Ветеранов Академии наук СССР. Эту замечательную новость нам сообщила Ольга Игоревна. Мы с Сонечкой очень обрадовались, ведь пансионат находится недалеко от нашего дома, полчаса ходу через лес, близ Коньково, прямо у родника и часовенки св. Сергия Радонежского.
   На следующий день мы уже шли знакомой дорогой через лес, и вот сквозь вековые сосны проглядывает светлое кирпичное здание. Мы вошли в пансионат. Дежурная назвала нам номер комнаты Володи, и пояснила как пройти. Поднялись на второй этаж, постучали, дверь была не заперта, Володя лежал на кровати. Увидев нас, он тут же вскочил, лицо его просияло. Как гостеприимный хозяин, он угостил нас чаем, и с радостью показывал свои владения. Это была уютная однокомнатная квартирка с большой лоджией, отдельным туалетом и душем. Теперь к Володе мы приходили каждый день. Поначалу он только спал и сытно наедался в «академической» столовой. Потом художники принесли ему листы ватмана, краски, кисти, мелки, фломастеры и даже мольберт. Чувствуя себя как дома, Володя оживился, стал улыбаться, больше разговаривать, чем прежде, и, конечно, много рисовал. Однажды мы приходим, а он такой радостный держит под мышкой альбомчик и говорит: «Это я для вас рисовал, это мой подарок». Рисунки в альбоме были прекрасны. Мы восхищались каждой страницей! Немного посидев, мы вышли на балкон. Лето стояло жаркое. Воздух сухой, с пьянящим запахом сосен, цветов и трав. Мы долго говорили и, разомлев от солнца, вернулись в прохладную комнату. Володя сел на кровать, опустив голову, и молча курил. Потом вдруг обратился ко мне: «Пусть Соня почитает свои стихи». Мы переглянулись с дочкой, она улыбнулась, а я подошла к Володе и села рядом ним.

     мне хорошо
в тумане ночь пришла
блажен грядущий сон
дымит сигара
чайник вскипячен
и дует ветер от окна
     как просто
в полутемноте
журчит струя в фарфор
и взгляд ласкается к стене
и свет в ночи окон

«А ты о Ван Гоге ему почитай» – вспомнила я. А Володя добавил: «Я еще Зверева люблю…»

     Винсент Ван Гог
Маслом сотканный холст
Кровью выжженный снег
Целомудренных глаз
Растворенное "я"
в "лучшем из миров"
Просветленная мысль
о людях бытия
     Винсент Ван Гог
Поглощенный стезей
уходящего путника
в бесконечную даль;
одинокий, больной
средь олив и цветов
его выдул мистраль,
его дух над землей

«…мистраль…» – повторил Володя. – «Еще, еще почитай».

Венок из свеч горящих
Летящее серсо
Гранатовый браслет
На призрачном
Запястье
В пространстве аудио

Влекомый линий
Начертаньем не то пера
Не то ветвей вмерзающие
Длани
В кристаллы льда

Не то над маковкой церквушки
Зеркальной гладию пруда
Взметнулась стая диких уток
Сплелась с рукой рука

   Володя встал, подошел к Соне, и поцеловал ее руку. Потом мы еще долго сидели, пили чай, перебрасывались фразами, смеялись. В этот момент кто-то постучал в дверь. Пришел его знакомый художник. Теперь к нему уже многие приезжали в гости. Ну, а мы собрались, попрощались и ушли.
   Когда в следующий раз мы пришли к Володе, он показывал нам новые рисунки. Он много рисовал и для Сонечки и для меня. Здесь были и наши портреты, пейзажи, кораблик, портрет с яблоком, грибы, парусник, оранжевый цветок, изогнутый цветок, еще один кораблик. Я сказала ему, глядя на последний рисунок: «Ой, кораблик, я так люблю кораблики…», а Яковлев ответил: «Да… это – парус надежды». Так он и подписал этот рисунок.
   В другой наш приход, Володя протягивает мне два огромных листа ватмана и говорит: «Это тебе». Я разворачиваю, а там: на одном – мой портрет по пояс обнаженный и на груди крест, а на другом – тоже самое, но на груди звезда. Я, конечно, была смущена и слегка пожурила его. В таких благоприятных условиях Володя «почувствовал вкус к жизни» и стал немного «хулиганить». В общем, отдых удался, Володя был доволен.
   Прошло два месяца, и вот он снова в пансионате. И в один из приездов к нему, 31 октября, Соня решила нарисовать его портрет. В комнате у Володи было все необходимое: мольберт, ватман, гуашь, кисти. И через каких-то полчаса «историческое событие» свершилось. Володе портрет не понравился. «Неужели я так уродлив? Кто меня таким полюбит?» – читалось на его лице. Зато Соня портретом была довольна. В нем отразилось воплощенное одиночество, страдание и горе…

   Шел 1993 год. Накануне 15 марта, дня рождения Володи, Михаил Михайлович Фотиев организовал настоящий праздник, забрав Володю из психоневрологического интерната домой. Приехали друзья, знакомые, нас тоже пригласили. Володя принимал поздравления, подарки и был очень доволен. Нас фотографировали за праздничным столом. Было шумно, весело, говорили о Володе, вспоминали разные случаи из жизни. Михаил Михайлович показывал Володины рисунки, сам был так счастлив, что подарил одну «Рыбу» Соне.

   Не могу обойти стороной один трагический эпизод, связанный с психиатрической больницей им. П.П.Кащенко (с 1994 года «имени Н.А. Алексеева»). О том, что Володя лежал там, знали только несколько семей из окружения Яковлева. Такое неожиданное состояние Володи объяснялось, прежде всего, сильным эмоциональным переутомлением, связанным с частыми приездами к нему знакомых и незнакомых ему людей не ради помощи, а в основном ради картин и рисунков, которые Володя должен был по их просьбе рисовать, хотел он этого или не хотел. Кроме того, художники, приезжая к Яковлеву, устраивали застолья со спиртными напитками. А Володе категорически воспрещалось пить. И летом 1994 года его отвозят в отделение для «буйных». Ольга Игоревна мне сразу позвонила, для нас это было потрясением, и в ближайший выходной день мы с дочерью отправились к Володе.
   Через пропускную будку мы вошли на территорию больницы. Как ни странно, она была ухожена: кругом клумбы, цветы, дорожки – все это походило больше на парк. Вдали – корпуса, тоже в хорошем состоянии, покрашенные, чистенькие. По дорожкам гуляют больные в халатах, погода была теплая, но у меня почему-то пробежал холодок по спине. Мы долго не могли найти нужный корпус. И, наконец, медсестра подсказала: идите, идите, вон там «буйное». Двери были наглухо закрыты. Я подошла к заднему входу. Позвонила. Вышла дежурная, предложила подняться наверх. Комната, в которой мы оказались, была мрачной и пустой, с решеткой на дверях. Вскоре в окошке показалось лицо медсестры, она открыла замок, спросила к кому мы и проверила наши сумки. «Папиросы нельзя», – сказала она, и пошла за Володей. Сердце мое сильно забилось, я вдруг испугалась. И вот входит Володя. Дверь за ним закрыли, но дежурная продолжала стоять. Не буду описывать его внешний вид, лучше не знать. «Володичка, это я – Света» – и обняла его. Мы посидели, я взяла его руки в свои, помолчали. Прошло несколько минут, и Володя сказал, что ему пора возвращаться. Мы обнялись, я поцеловала его, и он ушел. Я вышла из корпуса и бежала, бежала до проходной, ничего не соображая, забыв даже о дочери. И только миновав проходную, я вздохнула и присела на скамеечку у остановки трамвая…
   Во второй приезд в «Кащенко», мы нашли Володю уже подлечившимся, в другом отделении, можно сказать – профилактическом. Он уже выходил из палаты (она была очень уютная и обстановка в ней царила какая-то домашняя), общался с больными и по долгу с нами гулял. В общем, состояние его приближалось к «нормальному», если можно так сказать. И через некоторое время его перевели обратно в интернат.

   В 1995 году Володе предложили сделать вторую операцию, на другой глаз. Борис Иванович Воинов, врач-психиатр Центра «Микрохирургии глаза», позвонил мне и спросил, могла бы я на две недели поселиться вместе с Володей на время его операции и восстановительного периода. Но, к сожалению, это было невозможно, так как у меня оставался год до пенсии, к тому же я только что перешла на более оплачиваемую работу, поэтому взять отпуск я не могла. Но, слава Богу, все уладилось благодаря Наташе Шмельковой. Все эти дни она была с Володей, операция прошла благополучно, приезжали с телевидения, даже сняли небольшой сюжет. И Володя вновь вернулся в психоневрологический интернат № 30. Он много рисовал, в основном цветы: цветок, цветок в стакане, розу, цветы у окна, портрет у окна с цветком, пейзаж, лодку, птицу.

   Приближалось 60-летие Володи. И вдруг мне звонит моя давняя приятельница, бывшая сокурсница по институту (впоследствии она стала художницей) и рассказывает, что была вчера на открытии выставки Володи Яковлева в Третьяковской галерее. С удовольствием описывала, какое торжество устроили организаторы выставки, что был Володя, художники, искусствоведы, друзья и т.д. Я ее спросила, почему же она мне не позвонила? Она не ответила и, сказав несколько деликатных слов, распрощалась. Мне было очень обидно. А спустя 4 года, когда умер Володя, лично я ей сразу сообщила о его смерти, и сказала, когда и где будет отпевание и похороны.
   Странно, конечно, что никто не позвонил, как будто бы все о нас забыли. И на следующий день мы с Сонечкой поехали на Крымский вал. Выставка нас поразила своей масштабностью. Представленные из частных собраний работы Яковлева охватывали период с конца 50-х до 90-х годов. В этот день на выставке был художник Михаил Шемякин со своей спутницей (его появление тоже оказалось своего рода событием). Иногда он долго стоял перед картинами, внимательно вглядываясь, и потом с восторгом говорил: «Гениально, это – гениально».
   Несмотря на то, что выставка нам очень понравилась, приобрести каталог не удалось, он был распродан в первый же день. Домой мы вернулись немного грустные. Я позвонила Ольге Игоревне, сказала, что нам никто не сообщил о выставке, а на второй день, когда мы приехали, каталога в продаже уже не было. Она просила нас не расстраиваться и пообещала подарить один экземпляр. На следующий день Соня привезла заветный каталог. Оформлен он был очень скромно, иллюстраций картин Яковлева оказалось мало, и выставку они не отражали. Зато фотографий Володи было много (он, кстати, очень фотогеничный), а также интересных статей искусствоведов и художников.
   Каталог мы смотрели по нескольку раз, и вдруг среди фотографий увидели одну (№ 8), сделанную на дне рождения Володи 15 марта в 1993 году, где слева направо за праздничным столом сидела я, ко мне прижалась Сонечка, потом сидел М.М.Фотиев, дальше Володя, неизвестный нам мужчина и дочь Фотиева. И вот, наконец, мы узнали, что фотографировал нас тогда Лев Мелихов. Фотография хотя и небольшая, но в ней было что-то трогательное и красивое. И я подумала, надо же, мы 10 лет навещали Володю, но ни разу не пришла мысль сфотографироваться с ним на память. И вот теперь у нас появилась единственная фотография, да еще в юбилейном каталоге. Я позвонила своей приятельнице-художнице и рассказала, что в каталоге оказалась наша фотография, и какой это для нас с Сонечкой подарок! Она была так поражена, что, бросив трубку, побежала смотреть каталог и, вернувшись к разговору, еле промолвила: «да, действительно, надо же…».
   Надо сказать, мы вели очень уединенный образ жизни: церковь, работа, поездки к Володе, поэтому о выставках, которые устраивались за эти годы, узнавали в последнюю очередь, и были рады памятным для нас буклетами, подаренные Ольгой Игоревной. Но вернусь к каталогу. Читая статью художника Эдуарда Штейнберга, я наткнулась на строчки: «После смерти родителей Володя попал в психиатрическую лечебницу на постоянное место жительство. Эти страницы биографии Владимира Яковлева не мне описывать». Не знаю, писал ли кто-либо еще об этой стороне жизни Яковлева, но удивительно, что Штейнберг предугадал события будущем. И эту работу по мере своих сил мы с дочерью выполнили.

   В 1997 году Володя упал и сломал тазобедренную косточку. Его увезли в 1-ую Градскую больницу, где он находился около месяца. Я приезжала к нему и удивлялась, как смешили его все эти приспособления, связанные с переломом. Он был возбужден, просил купить еще чего-нибудь покушать, и я выбегала на Ленинский проспект, и чуть ли ни у метро Октябрьская покупала ему пончики, посыпанные сахарной пудрой и пирожки. Как только стало возможным вернуть его в интернат, Володе подарили кресло-каталку, в котором он беспрепятственно и легко передвигался. Володя, как маленький ребенок, гонял на этом кресле-каталке по коридорам интерната и громко смеялся. И все же, как он оправился после такой травмы – одному Богу известно.
   И вот наступила осень 1998 года, в корпусах интерната было очень холодно, и Володя простудился. Началось тяжелое воспаление легких, его срочно перевезли в больницу № 7 (м. Каширская), и там, в 3 часа утра 10 октября на 65-ом году жизни наш Володя Яковлев скончался…
   Невозможно представить, какой страдальческий путь прошел этот гениальный художник, совершенно одинокий и больной человек. Ведь Володя, не имея никакого образования, закончив только 4 класса начальной школы, почти слепой, постоянно находившийся на лечении в психиатрической больнице им. П.Б.Ганушкина, и только благодаря своим родителям: маме, Вере Александровне и папе, Игорю Михайловичу – вечная им память за тот тяжелый крест, который они несли всю свою жизнь, он периодически мог находиться дома и рисовать, рисовать, рисовать. Последние 14 лет после смерти родителей он оказался на вечном поселении в психоневрологическом интернате. Страшно подумать – более 50 лет такой жизни! Поистине можно сказать, что Володя обладал необыкновенным физическим здоровьем и мощной энергетикой, приспособившись к тем условиям, которые так безжалостно предоставила ему судьба. И он жил, он очень хотел жить, и он продолжал жить в этих тяжелых обстоятельствах, казалось бы, совершенно невозможных для жизни обычного человека.
   Мы спасали друг друга как могли. Володя ушел от нас в вечную жизнь, где уже не будет страданий, болезней, жестокой несправедливости, не будет больше слез и плача, а только свет, радость, бесконечное блаженство и вечная любовь. Прощай, наш Володичка…

   Отпевание проходило в церкви Святителя Николая в Пыжах на Большой Ордынке 13 октября в 13 часов. Похоронили Володю Яковлева на Хованском кладбище.
Шел дождь…


2008 – 2009 гг.





Незарегистрированным читателям Прозы.ру предлагаю пройтись по ссылкам, чтобы прочитать произведение полностью:

Художник Владимир Яковлев. Предисловие http://www.proza.ru/2009/12/13/1157
Художник Владимир Яковлев. Часть I http://www.proza.ru/2009/12/13/1164
Художник Владимир Яковлев. Часть II http://www.proza.ru/2009/12/20/1504
Художник Владимир Яковлев. Часть III http://www.proza.ru/2009/12/27/921


Также рекомендую прочитать небольшую миниатюру-репортаж Сони Никольской "Художник Владимир Яковлев. Интервью с его ученицей" http://www.proza.ru/2010/05/02/1305