Сашин двор

Постепенно Саша привыкал к новому двору, его огромным тополям, лавочкам со столиком в самом дальнем и тихом углу, пенсионерам, отдыхавшим там в рабочее время, и к громким стукам доминошников в послерабочее время.  Они, отец и мачеха, и Саша,  въехали в квартиру длинного дома в четыре подъезда и пять этажей, одновременно с родителями мачехи, и мачехиным сыном. Это был уже не пригород, где Саша проживал в последнее время, а настоящий город, с улицей, по которой ходили синие трамваи, иногда искрили колёсами осенью, когда мокрая листва попадала на рельсы, иногда искрили верхней дугой, по которой шёл ток. Двор был новый, недавно посадили кустарники и молодые деревья по краю подъездной дороги, защитив их палисадником. А тополя  остались от прежних времён, давая тень летом, усеивая своим белым пушком землю в конце весны. Дом своим фасадом выходил на Дзержинскую улицу, а в подъезды входили со двора, минуя чугунные ворота с вечно открытой дверцей, проходя под аркой, куда иногда с трудом, маневрируя, въезжали грузовые машины, и привозили, или вывозили чьи-то вещи. Значит, кто-то обновлял свою мебель, либо уезжал насовсем. Или приезжал. Детям всегда было интересно наблюдать, как такое огромное количество вещей влезало в небольшой кузов, и их потом часами заносили в дом. Либо наоборот, выносили из дома. Подъездная асфальтированная дорога проходила в полутора метрах от подъездов, а между домом и дорогой был узкий тротуар, тоже ухоженный, асфальтированный, где по большей части и играли дети этого двора. В глубине двора параллельно дому проходила «Великая Китайская Стена», отделявшая свой двор от чужого. Высотой в два с половиной метра, эта стена в кирпич толщиной создавала впечатление уютности, защищённости Двора. В Стене, прямо напротив арочного входа во Двор, были вечно закрытые ворота во двор дома, выходившего на улицу Сумскую, тогда считавшуяся главной улицей Харькова. А на Сумской, конечно же, жили сплошные небожители, крупные военные, важные партийные и хозяйственные чиновники города. Дом, где жил Саша, был от завода ФЭД, производившего фотоаппараты, и многое другое, поэтому во Дворе был вечно пьяный дворник Степанов, жалкое жилище которого барачного типа притулилось как раз к Стене. И рабочий завода Андрей Керемет, вечный сборщик бутылок, у которого был ножной протез, и одна здоровая нога, и держал он свою положенную ему, как инвалиду, машину «Москвич» в гараже, примыкавшем к Стене между вечно закрытыми воротами во двор «небожителей», и бараком дворника. Керемет возил на машине пустые бутылки, которые он собирал в парке Горького. Во всём доме были уже все удобства, а рыжий дворник Степанов носил ведром холодную воду из пожарного крана, и один бог знает, куда он, его жена, и рыжие дети, сын Боря и дочь Вера, ходили в туалет. 
Саша появился во дворе зимой, снега было так много, что кучи его, наваленные за палисадником на спланированную недавно площадку перед бараком Степанова, не таяли аж до середины апреля того далёкого теперь, 1959 года. Когда холодно, полно снега во дворе, и каникулы в школе, дети разных возрастов все стремятся проложить свои следы на чистой холодной целине. Мамы выносят саночки, папы показывают малышам, как играть в снежки, катать шары для снежных баб, одним словом, околоновогодняя кутерьма в любом дворе города кипела, разогревала щёки детишек, их пап и мам. Кто-то даже вынес пару игрушек, и поцепил их на ветвях молодых деревец. Мальчиков сашиного возраста было немного, они уже были знакомы друг с другом, и теперь настороженно поглядывали на Сашу, одиноко переступавшего возле своего второго подъезда. Один из них с улыбкой на лице, приоткрыв полные красные губы, подошёл к Саше, и спросил:

-Ты из девятнадцатой квартиры, правда? Меня звать Витя, а тебя?-

-Меня звать Саша, я только вчера приехал из деревни, там столько снега навалило, мы еле до станции дошли,-

ответил Саша, ёжась от холода, уже начавшего заползать в ботинки, и щиплющего кончик носа и подбородок.

-Пойдём к пацанам, поиграем в снежки, и согреемся,-

сказал Витя уже на ходу, проходя через вход в палисаднике, где рыжий дворник только что огромной снеговой лопатой почистил дорожку, и подошёл к группе мальчиков в середине двора. Быстро перезнакомились, так как Саша был уже как бы под защитой Вити, да и между пацанами со двора ещё не успели сложиться прочные отношения. Так быстро и без напряжения Саша узнал Юру Пахомова, Мишку Яловенко, Сашку Керемета, Вальку Филатова – единственного, который носил очки, и Славку Мирера. А у Вити была фамилия Радченко, он жил с матерью, отчимом и полубратом. Отчима с его полубратом Витя тут же показал, маленький мужчина со злыми глазами вёз на санках семилетнего мальчика, бледного, худого, плаксиво требующего что-то от отца. Витька радостно поведал Саше, что отчим лупит его немилосердно, один раз уже отбил ему почки, и Витя должен был лежать в больнице почти год, но болезнь осталась, нефрит называется, когда кровь в моче, и человек медленно умирает. Саше была знакома эта тема, и он рассказал о своём отце, в своё время тоже «отправившем» его в больницу, а затем в санаторий с тем же диагнозом, и с такой же предысторией. От остальных мальчиков они постепенно обособились, и спохватились, когда те позвали их штурмовать крепость. Поделившись на команды по три пацана в каждой, они вначале соорудили вал из снега, а затем стали обстреливать засевшую в крепости команду. После того, как нападение было успешно отражено, поменялись местами, и теперь на команду, где были Саша, Витя и Юра, нападали Мишка, Сашка Керемет и Валя Филатов. Снежком защитники разбили Вале очки, игра прекратилась, и пацаны срочно разбежались, чтобы избегнуть праведного гнева родителей потерпевшего Вальки. Промокший Саша пришёл домой, где уже были  перемены: приехала с родины бабушки Насти, из деревни Износково няня для Вовы, мачехиного сына. Няню звали Катя, ей было 19 лет. Была она некрасива, мала ростом, груба голосом, но добра и терпелива, Сашу не шпыняла, даром, что он был в этой семье чужой, его связывала с людьми из этой квартиры тонкая ниточка брака Лилии, его мачехи, с его отцом Вадимом. Мачеха не скрывала дома, что Саша – чужая кровь, волчонок приблудный, правда, при отце Саши язык не распускала, зато на кухне со своей матерью Настей говорила, не особенно-то приглушая голос, так, чтобы ненавистный пасынок услыхал:

-Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит.-

Катя отлично поняла расстановку сил в доме, где отец Саши был зятем, почти пустым местом, взят в дом за то, что прикрыл грех дочери хозяйки Насти, и её мужа Романа. Но к Саше няня Вовы всегда была милосердна. Работы у Кати оказалось много: Настя ещё работала железнодорожным кассиром, Роман тоже, Вадим с Лилией в институте, а мальчика Вову жалели все, такой он был болезненный, бледный, и в садик его не отдали, потому Катя и оказалась нужна позарез. Квартира была двухкомнатная, потолки были уже не такие высокие, как в «сталинках», но всё же за три метра. В комнатах были паркетные полы, в большой жили Роман с Настей, и на диване спала Катя, а в маленькой комнатке с балконом жили остальные четверо: Лилия с Вадимом, Вова и Саша. Поскольку народу было много, то «молодые», Лиля с Вадимом, стали на расширение в своём институте, и им обещали (если хорошо себя будут вести) дать отдельную квартиру через несколько лет. А пока необходимо было мирно сосуществовать двум семьям, и примкнувшей к ним Кате, в одном жилище. Старый диван с высокой деревянной спинкой, обтянутый чёрной кожей, служил и местом для сидения, когда смотрели телевизор с линзой «рыбий глаз». Кому на диване места не хватало, сидел на стульях. На узкой верхней полочке дивана стояли слоники из слоновой кости, числом семь, и разного роста. Саша иногда гладил их  полированные бока, чуть пожелтевшие от времени. Эти слоники как бы примиряли его с этой чужой семьёй, были «своими ребятами». Ещё в большой комнате стоял высокий шкаф Романа и Насти, и их же кровать, а также буфет, где  Роман припрятывал от Насти заветные чекушки водочки, из которых после работы наливал себе 30-50 грамм для аппетита. Попытка его вовлечь в эту весёлую игру Вадима, после того, как последний неожиданно вошёл в комнату родителей Лили, и сконфузил Романа, оказалась безуспешной. Вадим не пил даже по праздникам. И Роман понял, что его зять просто цепко держится за своё «непитие», как за одну из последних своих добродетелей, как горькие пьяницы в периоды между запоями.
Во время отдыха, в выходные дни Настя мирно читала что-то из классики, или стояла у плиты. Ей помогала при готовке Лиля, а когда Вова спал, и Катя. Саша учился в недалеко расположенной школе, а когда не учился, и не делал уроки, и не гонял на улице, то стоял в очередях за хлебом, маслом, молоком, изредка покупал картошку на Сумском рынке. Очень редко, два-три раза в год, на праздники, все вместе ходили гулять в парк Горького, где чинно ходили по дорожкам, покупали мороженое, катались на детской железной дороге. Редко фотографировал всех Вадим своим стареньким фотоаппаратом ФЭД. Саша в это время пристрастился к чтению, читал много детской литературы, сказок, приключенческой и фантастической литературы, и не мог себя заставить читать классическую русскую литературу, которую ему настоятельно рекомендовали в детско-юношеской библиотеке им. Горького, расположенной по соседству. Он воображал себя ловким шпионом, которому нельзя фотографироваться, чтобы не оставлять никаких «следов». Отцу приходилось долго уговаривать его сняться вместе со всеми, и у Саши остался всего один снимок, на котором он сфотографирован был с Вовой в парке Горького. Да и не чувствовал Саша большого желания Лили, быть снятым с ним на одном снимке, и не мог отделаться от мысли, что семья эта – не его, чужая. В новой школе Саша, пусть и не сразу, завоевал себе неплохую репутацию, которую, впрочем, разрушали Вадим с Лилей своей жадностью, не одевая Сашу, экономя на его еде в школе, не покупая ему тёплую зимнюю одежду. Поэтому его уважали за знания, но в «благородном» обществе детей инженеров, военных, чиновников для него места не было. Поэтому для Саши оставался один его двор, где его принимали, каким он был,  за постоянную готовность играть в футбол во дворе, желание быть в коллективе, умение выслушивать исповеди товарищей.
С какого-то времени к мальчикам стали в их прогулках во дворе присоединяться девочки. Всем этим верховодила Ляля Ковалёва, рано развившаяся, и потянувшаяся к мальчикам за признанием. Заневестилась и Наташа, жившая дверь в дверь с Сашей, и попыталась «по-соседски» его охмурить, а после неудачи перекинулась на Юру, который ответил ей, и они вместе часто стояли у батареи в подъезде, глядя друг на друга, стремясь друг к другу, и пытаясь отпрянуть, когда кто-то поднимался по лестнице. Вера Степанова тоже стала подходить к компании мальчиков. Дело шло к зиме, и у девочек возникла идея, устроить пионерскую комнату в бараке, где пустовали помещения. Удалось договориться с домовым комитетом целой делегации школьников двора, они получили ключ от комнаты, и в присутствии члена домкома смогли зимой собираться в закрытом помещении. Школьники, успевавшие в учёбе, играли в шашки, шахматы, лото, и просто сидели, беседовали. Даже дневники первое время показывали. Но каждое начинание имеет и своё окончание. Так случилось и в этих зимних встречах. Зима прошла, настали тёплые дни, все силы теперь отнимал футбол, и сидеть хотелось в тени тополей, на лавочке за столом. Играли и в прятки, и однажды Саша, пытаясь спрятаться под лестницей первого этажа в нишу, перепутал подъезды, и скатился вниз по лестнице в подвал. Ниша под лестницей была в первом подъезде, а во втором – вход в подвал, где были кладовки жильцов для старых вещей. Но для него всё обошлось, травм не было. А девочки продолжали нагонять любовного дурмана на мальчиков, им непременно нужно было стать любимой тут же, в седьмом классе. Стала выходить во двор и Лара с красивым кукольным личиком, и тоненькими ножками. Старшие мальчики, Сашка Керемет и Мишка Яловенко, пропадали в других компаниях, говаривали даже, то были бандитские, воровские шайки. Славик Мирер поменял фамилию, взяв материнскую Бубнов. Папы его мы никогда не видели, они жили втроём, Слава, его мать, и дедушка, отец его матери. Он всё чаще курил, ходил сверху по Стене на спор, и не падал с неё, никто из пацанов Двора этого повторить не мог. И тоже, как и Мишка с Сашкой Кереметом, где-то всё время пропадал. Он был хороший пацан, но страстно желал выделиться хоть чем-то. А возможностей для этого оставалось всё меньше, уроки он запускал, дома не появлялся до вечера. И в конце концов во дворе стало известно, что Славка «сел». Вот так от когда-то большой компании, в которую входил Саша, оставалось всё меньше парней. 
Весь первый этаж этого дома занимала художественная мастерская, помещения её почти всё время пустовали, а из высоких окон выглядывали картины, скульптуры и головы-копии эллинских героев из гипса. Неугомонная Ляля Ковалёва решила «свою» группу просветить, и начала переговоры с руководством мастерской, чтобы им устроили экскурсию. И однажды группа в неполном составе проникла в святая святых дома – в мастерскую. Ребята походили, с любопытством разглядывали скульптуры и картины. На окнах осела пыль и паутина, гипсовые фигуры при близком рассмотрении оказались тоже пыльными. Ребята поглазели, поскучали и разочаровались. А так как ни у одного не было тяги к художеству, то интерес к мастерской  пропал. Больше приглашений прийти мальчики и девочки не получали.
В седьмом классе Саше и его компании стал тесен их двор. Теперь, если они играли в прятки, могли перелезть через забор Стены в один из трёх примыкающих дворов, и прятаться там. А как-то Витя Радченко привёл Сашу в обход в соседний двор, и подвёл к балкону на втором этаже, где мечтательно стояла красивая девушка, в красивом платье. Витя сказал вполголоса Саше, что это Леся, что он в неё влюбился, и хочет познакомиться с ней поближе. Витя обратился к ней:
-Здравствуй, Леся!-
Девушка поглядела на него, улыбнулась, и убежала в комнату. Подождав ещё немного, мальчики пошли обратно в свой Двор. Саша иногда ходил через соседний двор в магазины на Сумской, и каждый раз, проходя под балконом, где когда-то стояла Леся, вспоминал о красивой мечтательной девушке, но больше её не видел. В это же время в своём классе Саша обратил внимание на одноклассницу Милочку, уговорил себя, что влюбился, так как это стало модным в классе и во Дворе, и стал посещать её двор, маленький и узкий, где стоял теннистый стол, и местные пацаны играли в пинг-понг. Ожидая выхода своей Милы, Саша тоже по очереди играл в настольный теннис с местными парнями, которые над ним добродушно подтрунивали. Неожиданно для себя, Саша увлёкся настольным теннисом, и даже когда Мила с родителями переехала в новую отдельную квартиру на Московском проспекте, и Сашин интерес к ней угас, он всё ещё приходил в бывший милын двор поиграть в пинг-понг.
Теперь, когда Двор уже не привлекал так сильно, как прежде, Саша нашёл себе приятеля из его же класса, которого звали Юра. Сблизился Саша с ним на почве занятий  спортивной гимнастикой. На занятиях спортом настоял отец Саши, предложив ему заниматься тем же, чем и сам когда-то увлекался, а именно, спортивной гимнастикой. Кольца, брусья, перекладина, «конь» - всё это было не для него, Саши, он это чувствовал, но пошёл в гимнастический зал «Динамо» в парке Горького, записался в секцию, и промучился там год без особого успеха. Только и результатов было, что теперь он в школе на гимнастике был не хуже многих. Юра Трушников учился в другом классе, его отец был тренером по спортгимнастике, и у Юры всё получалось в секции. Там-то и познакомился Саша с Юрой, которым восхищался: Юра уже был перворазрядником, в то время, как Саша не мог осилить и последнего разряда. В зале длинный Юра отлично смотрелся на перекладине, «коне», кольцах, и Саша, понимая, что такие успехи, как у Юры, не светят ему, завидовал, и в тоже время радовался за своего приятеля, даже гордился им.
В своём дворе Саша продолжал иногда встречать своих товарищей, но теперь он спешил то в школу, то на секцию. После неудачи в гимнастической секции Саша пошёл заниматься лёгкой атлетикой. Во дворе запретили играть в футбол, после того, как однажды мяч попал в стекло третьего этажа. Хорошо, хоть не разбилось стекло, но жалобы хозяев привели к прекращению игр во дворе. Жильцам давно досаждали любители выпить на скамейках в углу двора, да и по столу стучали «козлисты», как оглашенные. Вначале их начали прогонять, запрещать громкие игры. Тогда временно «власть» над столом захватила сашина группа, там они сидели весною, летом и осенью до холодов, играли в карты часами. Но и это увлечение прошло. Да и стол со скамейками вскоре убрали. Так мальчишек выживали со двора.
В четырнадцать лет к Саше стали приходить странные, будоражащие сны. В этих снах ему являлся женский образ, либо женские обнажённые тела, такие, как в художественной мастерской на первом этаже, что были выполнены из гипса. Хотелось гладить эти внезапно появлявшиеся, вращающиеся тела, хотелось к ним приникнуть, и не отпускать. После моментов радостного возбуждения, томной неги наступал глубокий сон, наутро Саша улавливал лишь обрывки этих сновидений, которые таяли при свете дня, казались мороком, миражом. Утром, вставая, через какое-то время он обнаружил на своих трусах белые пятнышки, но не придавал этому значения, пока отец, заметив белые  пятна на сашиных чёрных сатиновых трусах, не стал высмеивать ничего не понимавшего Сашу.
В это же время, выходя в редкие часы досуга во двор, и встречаясь со своей кликой, слушая сладко вещавшую Лялю Ковалёву, Саша начинал мечтать о девочке, которая непременно когда-нибудь появится в его жизни. Однажды зимой, когда вышел наконец долго болевший Витя Радченко, вхожий и в кружок девочек, помимо их пацанячьего, он рассказал только вышедшему на прогулку Саше, что длинная Анька из сашиного подъезда в него, Сашу, влюбилась. Он рассказывал, захлёбываясь словами, его полные красные губы двигались, казалось, независимо от слов Витьки. Неизвестно откуда взялся Мишка Яловенко, и стоял, и слушал, а девочек в этот момент не было рядом, они уже все разошлись. Аня не нравилась Саше, она была длинная, тощая и нескладная, но всё равно это польстило Саше, и с этих пор иногда ему снилась Анька, голая, и теперь в его сне её тело вращалось, и приближалось, и удалялось, и прижималось… А через несколько дней, когда Саша вечером вышел во двор, его поймал Витька, и пообещал, что он сейчас позовёт к нему Аньку. Хотя Саша слабо отнекивался, Витька тут же поднялся на второй этаж, позвонил Ане в дверь, и вскоре Саша, застывший в дверях подъезда, наблюдал, как Аня, накинув пальто, поспешно вышла из дверей своей квартиры и, что-то крикнув на прощанье своей матери, стала спускаться вниз по лестнице. На нижней ступеньке стоял Витька и, когда Аня поравнялась с ним, вдуг грубо схватил её за руки, а внезапно выскочивший с подвальной лестницы Мишка ухватился за корпус Ани, и вдвоём, Витька и Мишка, потащили Аню вниз по лестнице, в подвал. Аня боялась громко кричать, и только тихо звала:

-Саша, Саша, Саша.-

 А Витька и Мишка, как два волчонка, возились с Аней, пытаясь сорвать пальто, на полу подвала, и Аня по-прежнему звала Сашу, который почувствовал сырую тяжесть в ногах, и висел на перилах подвальной лестницы, и уговаривал:

-Ребята, отпустите её, ну, пожалуйста, отпустите её.-

Но вот открылась дверь, мать Ани стояла на пороге в чёрном пальто, полная, седая, высокая и бледная, громко позвала:

-Аня, Анечка, где ты,-

и стала спускаться по лестнице. Возня в подвале прекратилась, Витька с Мишкой убежали по проходу в третий подъезд, Аня, растрёпанная, на ходу поправляя одежду, поднялась по лестнице, прошла мимо Саши, не глядя на него, подошла к матери, спустившейся с пролёта, и они обе, понурившись, поднялись на свой этаж, открыли дверь, и вошли в свою квартиру.
После этого события Саша невзлюбил Двор, и гулял только по улицам: вдоль Дзержинской до улицы Правды, затем до улицы Сумской, по Сумской до парка Горького, и обратно по Сумской до улицы Маяковского, и домой. Или ходил на кладбище на улице Артёма, и там гулял между могил, мимо церкви, мимо памятников героям войны и труда.
До девятого класса жил Саша в этом доме, но старался чаще бывать в библиотеке, и редко видел своих одногодков со двора. В девятом классе, образованном из новых учеников, вместе с ним училось двое человек из их Двора, Игорь и Ксана. Для него теперь важны были новые товарищи, с которыми он учился в одном классе, и редко-редко видал он ребят со Двора. А в середине девятого класса его отец с женой получили квартиру на Павловом поле, и переехали туда, прихватив с собой Сашу, и оставив сына Вову у бабушки и дедушки. Катя уже давно не жила в квартире Насти и Романа, работала на стройке, и вначале получила место в общежитии, а затем вышла замуж, родила подряд пятерых детей, получила большую квартиру, затем развелась с мужем-пропойцем, и одна поднимала детей. И осталась такой же благожелательной к Саше, это он чувствовал при их случайных встречах в городе.
Через несколько лет Саша, встретив Вадика, более старшего, чем он, парня из прежнего двора, узнал, что Витька Радченко умер, Мишка Яловенко «сел», и почти все ребята и девочки сашиного возраста разъехались кто куда. Ничего в душе Саши не шевельнулось, когда он услыхал о смерти Витьки, перед ним лишь проплыло белое лицо Ани, и её матери там, в подъезде вечность тому назад.

А двор остался, и Саша посещал его трижды, через годы, когда вначале хоронили Настю, умершую от рака, затем по той же дороге проводили Романа через три года. И каждый раз были заметны перемены во дворе. Исчез барак дворника Степанова, затем разрушили «Великую Китайскую Стену», разделявшую соседние дворы. Вова, сын жены отца Саши, теперь женился, и дружил семьями с Валькой Филатовым, так и оставшимся жить во дворе.  Третий раз Сашу позвали в этот дом на поминки, когда хоронили Лилю, его мачеху. Двор был в грязи, мусорные кучи лежали  на площадке для игр, палисадника не было. Чужая жизнь настороженно выглядывала из немытых окон. Здесь, в этом дворе, больше не оставалось узнаваемых лиц. На этот раз Саша ушёл отсюда навсегда.

27 декабря 2009 г.