Доказательство Бога

 Лёжа на кровати с закрытыми глазами, через открытую папой дверь я слушал фонограмму, под которую пройдёт моё первое рабочее утро. Ничего особенного в ней не было: в зале катались по ковру и глухо стучали друг о друга папины 5-ти килограммовые гантели, кабельное радио на кухне вещало свои сизифовы новости, струя воды прерывисто била в дно ванной, умывая лицо кого-то из домашних. Какой урон сегодня нанесёт мне раннее пробуждение? Утро нечасто меня освежало. Почти всегда оно было страшной пробоиной, которая топила меня после обеда, глубоким подкопом, который обрушивал меня посреди дня, после чего мне приходилось заново выстраивать себя из груды рук, ног, живота, рёбер и скрученной проволоки позвоночника. 
 Впрочем, для окончательного пробуждения мне ещё предстояло проделать некоторую внутреннюю работу. Сон, смертельно раненый папой, всё же продолжать угрожать  хронологии утренних событий. После отцовской побудки, я на некоторое время обнаруживал себя плывущим в бульоне, состоящем из обрывков реальности и коротких периодов беспамятства. И хотя этот бульон был прохладным и неуютным, я продолжал оставаться в нём, надеясь, что плавное шевеление конечностями и естественные течения, наверняка существующие в бульоне, вынесут меня на пологий песчаный берег. Тогда медленно, на животе, как первое земноводное я выползу на почву действительности и постараюсь безболезненно эволюционировать если не до homo sapiens, то хотя бы до какой-нибудь белковой формы, которая сможет позавтракать и залезть в автобус. Разумеется, всё это было возможно при условии, что Дарвин прав. Но сколько я себя помнил, плавного, безболезненного перехода у меня никогда не получалось. Почти всегда мне недоставало какого-нибудь звена. Я вдруг обнаруживал себя на прямых ногах и даже с какой-то палкой в руке, ничего не помня о секундном прошлом. Так неужели… Неужели мои мучительные подъёмы были ежедневным доказательством Божественного Творения?