Тётя Олёна

                http://www.proza.ru/2009/12/25/1159
               
       К осени 46-го продукты всё ещё были по карточкам, и питались мы с мамой впроголодь. Правда в коммерческих магазинах можно было купить всё и сколько угодно, но это было не для нас. Мы были «прикреплены» для отоваривания карточек к магазину «водников» на углу Кирочной и Чернышевского, а Измайловы - к Елисеевскому. Иногда мы у них пробовали, так любимый мною, чуть солоноватый американский лярд (перетопленное свиное сало) - видимо, из старых ещё "лендлизовских" запасов. И - кое-что из неизвестной мне еды: какие-то «сёмгу», «вырезку» и витую булку, посыпанную маком, со странным названием «хала». И у них же я впервые попробовал удивительно вкусные шоколадные конфеты «ассорти» в большущей красивой коробке. А на туалетном столике у тёти Оли стояло тоже своеобразное «ассорти» - туалетный набор «Красная Москва»; даже коробка его была чем-то похожа на коробку того, шоколадного.

       Это туалетное ассорти резко и красиво пахло: и духи, и мыло, и одеколон – всё пахло одинаково. И сама тётя Олёна красиво пахла и была чуть-чуть благожелательнее, снисходительнее, как бы, даже благороднее мамы. Всегда одетая по моде, она ходила какой-то особой летящей походкой, не такой, как у мамы. У неё было красивое, в талию, зимнее пальто с широким, отороченным мехом, подолом, большими меховыми манжетами и воротником, очень похожее на пальто нашей англичанки. Может быть, это был даже не воротник, а «лиса», причём не обычная рыжая, а «чернобурка».
        Иногда вместо этого пальто тётя Оля надевала широкую и длинную шубу из чёрного котика. Дамы в подобных котиковых шубах временами встречались на улицах. Однажды я ехал на Лазаретный - к тёте Наташе - на троллейбусе, а недалеко от меня сидела дама в такой котиковой шубе и с большой модной диагонально-полосатой сумкой на коленях. На остановке «пять углов» вдруг вошла в троллейбус ещё одна дама в такой же шубе. Смешно, но и сумка у неё, и даже шляпка на голове были в точности такими же, как у первой дамы. Не говоря ни слова и не изменившись в лице, первая дама немедленно встала, вышла из троллейбуса и тут же остановилась в ожидании следующего!
        Интересно, что подобные дамы обращались к другим женщинам примерно с такими словами: «дама, где Вы брали эти огурцы?»…
 
        А у мамы была всё та же, повидавшая виды зелёно-защитного цвета шуба с шалевым цигейковым воротником. Пошитая задолго до войны, мама ездила в ней к папе ещё в Витебск и в Полоцк; шуба эта прошла с мамой через Блокаду и эвакуацию, давно выцвела, мех воротника свалялся и местами вытерся. Новое зимнее пальто, далеко не такое, конечно, как у тёти Оли, появилось у мамы зимой, и в нём она сразу как-то помолодела.

      Надо отдать должное тёте Олёне: прибранная и ухоженная квартира Измайловых всегда  просто блестела. Готовила тётя Оля чудесно, вкусно и разнообразно, дети её, Женька и Ирка тоже были чистые и ухоженные. И очень послушные. Неизменно доброжелательный дядя Андрюша всегда чем-то был занят: то копался в радиоприёмнике (тоже недосягаемый для нас с мамой предмет роскоши!), то подтачивал напильником какую-то деталюшку у себя на письменном столе. Очень, очень редко я слышал его чуть повышенный, возражающий жене, голос, который вскоре затихал, заглушаемый ровным и тихим голосом Олёны.

      Война закончилась уже полтора года назад, пост начальника МПВО района потерял своё значение, и, хотя дядя Андрюша уже не был замом председателя райисполкома (и тётя Оля роптала на то, что его не избрали снова, ужасно возмущалась!), его всё же ещё раз избрали районным депутатом. У него была хорошая библиотека, собранная в двадцатые годы. В журналах «Следопыт» и «Вокруг света» я обнаружил много интересного - почти как в «Ниве» доктора Кауфмана в Касимове. Встретились в ней также неизвестные мне ранее романы Жюля Верна и Беляева. Поразили две небольшого формата книжки какого-то Огнева – «Дневник Кости Рябцева» и «Исход Никпетожа» о жизни мальчишек-школьников в двадцатые годы после гражданской войны; язык лирического героя в них был необычен, явно молодёжный и не совсем непонятный, но всё равно книжки обе мне очень понравились. Позже я узнал, что этот писатель, причисленный к троцкистам, был репрессирован.

        С некоторых пор дядя Андрюша каждый день, возвращаясь с работы, стал приносить домой всё новые и новые одинаково оформленные книги. Это была только что открывшаяся серия «Библиотека школьника»; первыми в ней были выпущенны «Оливер Твист» и «Давид Копперфильд». Диккенс мне показался очень скучным.
        Но, тогда же я обратил внимание на радиопостановку по этому  «Оливеру Твисту»; в ней один из персонажей, ругая Оливера, приговаривал: «О, гузи-бузи! Кости мои, скелет мой!». Сразу вспомнилось, как Витька Цветов у нас в классе  бесится на переменах!
      
                http://www.proza.ru/2009/12/28/437