Глава 21. Первая цель - достигнута!

           За время путешествия Константин и Теофилия стали настолько доверять друг другу, что, казалось, - вернулось детство. Глаза обоих сияли и лица часто озарялись светлыми улыбками, хотя об этом не было сказано ни слова. Они много играли в шахматы, во время остановок, и даже поздними вечерами. Божие благословение осеняло их до поры. Боялись они только одного – потерять это!
         Обратимся теперь к конечной точке их маршрута.
          В последний день их путешествия они уже довольно ехали по солончаковой пустыни, мимо каких-то полуразрушенных купален с лечебной водой, об этих источниках им было известно заранее – именно они и оповещали о близкой цели их путешествия.
         Вот уже дальние горы стали приближаться, расти, и справа показался огромный скол горы, весь усеянный круглыми отверстиями, словно гнездами птиц.
          Это и был монастырь Вардзия.         
         Дорога проходила у его подножия и была опасна камнепадами с этой крутизны. На вершину горы действительно невозможно было взглянуть, не уронив шапки.
         Путешествие оказалось на редкость благополучным и продуманным. И вот - зримый конец – и начало неизвестного решения, предназначенного Константину его отцом.
        Старцу-настоятелю уже было около девяноста лет. Он был достаточно бодр для своего возраста и совершенно в здравом разуме.
         Сразу к нему Константина не пустили - опасались такой неожиданной радостью убить его. На третий день старик укорил игумена своей прозорливой фразой: "Дай мне встретиться с любимым сыном, пока Господь не призвал меня. Я столько ждал его". Тогда Константина пустили к старику.
          Игумен этого монастыря дал и Константину три дня на подготовку к исповеди.
         Слезы, которыми Константин встретил старика, были прекрасными – его высохшая за жизнь душа – проливала эти потоки слез, чтобы оживить Константина и принести ему благодатное решение его дальнейшей судьбы.
         Старик легкой походкой вышел в другую келью и принес шкатулку: "Здесь завещание твоего отца, письма твоей матери и медальон. Я не могу тебе ничего отдать. Таков наказ твоего отца. А почему – ты прочтешь в его завещании. Единственное, что ты можешь сделать – это переписать его и сделать рисунок".
        Константин стоял за маленьким амвоном, на который старик положил документы (стола в келье не было) и с закрытыми глазами гладил старые листы. Ему не хотелось заканчивать эту жизнь на таком интересном и трогательном моменте. Он вспомнил, что однажды его жизнь уже оборвалась из-за его происхождения. Драка вырвала его из одной реальности и надолго закрутила в совершенно другую. Сейчас он, кажется, так реально вернулся "на круги своя" и – что же? Что определит ему его нереальный отец? Какой, выдуманный этой гениальной головой, поворот он предложит своему потомку? И надо ли этому потомку быть столь послушным и примерным? Ведь и сам отец нарушал бесконечно все правила и условности.
              Прочитав это завещание, Константин получит лишь единственный путь. Сейчас у него их множество. Эта неизвестность судьбы и есть свобода. Завещание может вычеркнуть из его жизни Теофилию во второй раз – с удивлением и страхом отметил Константин.
             Теофилию?.. Но врать себе в таком месте было стыдно. Да, ему страшно было: во второй раз отрывать от себя этого человека. (Заменил он слово "женщина", которое никак не принимала его душа в "тайное тайных").
           Этот же страх и дал ему стряхнуть с себя оцепенение.
Он открыл глаза и начал читать. Ему пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем приступить к письмам матери и своим собственным запискам, сохраненным настоятелем. Но именно их он решил прочесть пока, чтобы успокоиться…
             Он нашел свои юношеские рассуждения о монастыре:
"Современный монастырь - это такое загадочное учреждение, равного которому нет и быть не может. Никакое "тайное отделение полиции" по дисциплине, многослойности и успешности никогда не сравниться с этим устройством человеческого общежития.
            Если попробовать найти принципы его построения, хотя бы для искреннего подражания, то окажется, что это невозможно, потому что они построены на личных качествах каждого отдельного насельника. Умирает исполнитель какого-нибудь отдельного поручения - и все меняется. Его обязанности вовсе не передаются случайному последователю. Вновь пришедший изучается и награждается совершенно иными обязанностями, основанными на его собственных недостатках.»
Далее шло подробное описание жизни в монастыре. Но, поскольку оно состояло из полудетских и излишне самоуверенных страниц, то Костантин их пропустил.
А вот страницы почти дневниковые. Их было больно читать.
«Никакое дело, даже война и смерть – не вправе оторвать мать от ребенка» - так нужна мать своему сыну и так плохо ему без нее! Что он готов последовать за нею не то, что на край света, НО И – ЗА КРАЙ! Отсутствие матери в жизни ребенка рождает страх, что его не любят, что он совсем никому не нужен и незачем ему… Прости, Боже! Люби меня Господи! Я – не могу без Твоей Любви! Люби меня больше всех других, ведь у меня нет и не было мамы!
У меня нет сил и никаких желаний! Я – брошенная тряпка! Любая лягушка имеет свою мать, а – я нет!»
А отец? Вряд ли ему было понятно то, что он со мной сотворил! 
«Если бы не монастырь, то…» дальше он ничего не писал. Нот эта фраза была написана столько раз, что Константин понял, что он выражал через нее все мыслимые и немыслимые оттенки чувств и размышлений. 
Потом шли страницы о настоятеле.      
            « Игумен - это понятие у меня есть давно, со времени изучения и попытки понимания своего настоятеля – архимандрита.
           Вначале он был обыкновенным семейным батюшкой в Московском приходе в Хамовниках. Имел двоих детей и очень властную мать. Из-за этой властности и произошли некоторые печальные события в его и моей жизни. Умерла его жена-матушка. И он стал монахом.            
          Дальнейшая борьба была столь серьезна, сколь и опасна, даже для выживания. За его популярность среди молодежи его высылают из Москвы, без каких-либо возможностей возражения – "так благословил владыка", а эти выводы остаются его частными рассуждениями. 
               Но жизнь оказывается перелопаченной. Дети, либо должны оставаться одни, либо лишаться школ, институтов, не говоря уже о друзьях.
             А у него начинаются новые и многочисленные обязанности: строительство нескольких покоев в монастыре, издательство религиозной литературы, воспитание своих крестников и создание вокруг монастыря терпимой, если не мирной обстановки.
          Забор вокруг монастыря - кажется несущественный момент. Что изменится, если его вовсе нет?
         Соседние хозяева по десяточку метров отрезают себе: просто пропахав землю... Школа отрезает себе - на детский стадион... А губернское руководство никогда не поддерживало монастыри. И что же вы будете делать в такой шахматной ситуации? Ведь стоит отнять именно землю у монастыря - и монахи не выживут. 
           Хотя вокруг пропадающей земли множество - ведь полная бесхозяйственность... но отрезать все желают именно от монастырских... По нескольким причинам: они уже ухоженные, удобные и приятно поддразнить этих "иных" и уколоть их за... что? Естественно, за собственные прегрешения и грязное внутреннее недостоинство. А чуть они рассердятся - еще раз уколоть: "А вот вы какие, божии цветочки"?!
           Потому и уходили первые создатели монастырей от деревень подальше... А потом деревни опять селились вокруг монастырей, а потом опять их раздражала эта другая жизнь... Поэтому не однажды монахи собирали свои небольшие узелки и уходили в леса и горы.
           Перед этим они разыскивали в этих горах или лесах очень неплохую и достаточную по размерам долину с речкой... Но чтобы вокруг нельзя было построить ни деревни, ни городка. С другой стороны, они понимали, что, чтобы выжить, им надо было принимать паломников, а чтобы принимать паломников, надо иметь ценную святыню, а чтобы иметь ценную святыню? Видимо, надо быть угодными Богу.
           Или послать гонца в Византию, как Евфросиния Полоцкая, или отправиться туда самой, как княгиня Ольга... Или усиленно молить Бога спасти место сие и защитить его своим знамением, тогда икона приплывет сама по реке, как написано в святых книгах... Или отыскать ее в какой-нибудь горной пещере, как испанцы в монастыре Монтсеррат...
           Или найти что-нибудь очень древнее: мощи, кусочки древа, чашу для причастия, остатки креста, - ведь таких знаков по всей Земле неисчислимое множество. Или еще лучше останки святого человека... Чтобы стекались к монастырю паломники. "И нечестивые к Тебе обратятся".
        Но зачем паломники, если смысл монастыря в моно - то есть: в одиночестве?
          Паломники нужны для коррекции. Одиночество рождает силу духа, а ее надо кому-то передавать. И сравнивать с кем-то. Потому, что монастырь не самодостаточная единица, а центр и тайна спасения... Не только человека, а и - всей планеты Земля.  "Безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси..."
Константин успокоился. Удивился своей несдержанности. И почти равнодушно открыл другую папку.
В ней было рукой настоятеля написано: Это – предистория. Я должен тебе сообщить, сейчас все обстоятельства, даже если ты уже и знаком с ними.
P. S. Условия сохранения этого завещания таковы: не выносить его из монастыря ПОКА существует сам монастырь, а давать переписывать наследникам, получая от наследников взамен - их собственные мемуары, копии которых должны быть пересланы в указанный банк для получения дедовского вознаграждения и сохранения духа авантюризма и высокого романтизма!
Вот что написал великий путешественник и великий литератор о том, почему он доверил тебя нам: "Духовенство – единственное сословие, которое сопротивлялось разъединяющим силам тирании, много лет подряд, сменяя друг друга, господствовавшей над Россией. Благодаря своей сплоченности оно устояло, сохранило силу и национальный дух среди всеобщей продажности. Благочестие – это особая атмосфера, отличающая духовенство от других сословий, она заставляет жить, следуя долгу и сохраняя веру; только духовенство противостоит предательству в стране, сопротивляется нашествию иноземцев, только одно оно, его герои и мученики, утверждают ту великую социальную истину, что никакая борьба партий и каст не может поколебать дух религиозной общины". (стр. 151 т3)
В монастыре он оставил изрядную сумму, дорогое оружие, купленное им уже в России, несколько ящиков ценных книг, составивших хорошую библиотеку, причем тех, которые только что были переведены на французский, и составляли зависть просвещенной публики даже в Европе.
И еще он написал длинное завещание, передав его мне со всеми, свойственными ему, таинственными и изобретательными условиями:
 P. S. Условия сохранения этого завещания таковы: не выносить его из монастыря ПОКА существует сам монастырь, а давать переписывать наследникам, получая от наследников взамен - их собственные мемуары, копии которых должны быть пересланы в указанный банк для получения дедовского вознаграждения и сохранения духа авантюризма и высокого романтизма!
Завещание:
Я, граф Монте-Кристо, он же Александр Дюма, находясь в трезвом рассудке и здравой памяти…

"Дорогой мой сын!…Я смею тебя так называть! Мало того, ты еще и мой воспреемник!
Я оставляю здесь свое завещание! Я дарю тебе свою РОДОСЛОВНУЮ! Я – граф Монте-Кристо! Деньги - ничто перед этим подарком. Она пригодится не только тебе самому, но поднимет на ноги и несколько твоих поколений! Вы будете значительны и великолепны. Вы будете пробиваться сами и достигать бессмертия, но не так, как сделал это Эдмон Дантес. Это бессмертие гораздо больше, чем бессмертие царей и патриархов. Литература легко перешагивает через преграды смерти. Это бессмертие, которое невозможно купить за деньги и невозможно уничтожить деньгами. Главное, чтобы ты сумел вырасти и получить в свои руки это завещание! А дальше? Дальше я расскажу об этом там и тому, кто в этом нуждается и заслуживает. Первая ниточка – монахи. У них все хранится гораздо надежнее, чем в царских архивах и донесениях полиции.
Вторая ниточка – семья. На протяжении всего великолепного путешествия по России сердце у меня сжималось только дважды – при двух прощаниях. Пусть ты - милый младенец, возьмешь на себя одно из них, а у той, у которой есть память – возьмет на себя другое. Мужчины могут быть оценены и передаваемы мужчинами, но они должны быть всегда рассказываемы женщинами. Я уверен, что именно эта женщина тебе обо мне расскажет именно так, что и ты и я будем довольны.
Но  прошу всю семью я вот о чем: каждый из вас должен написать свои мемуары. Написать и передать сюда. Чтобы род, к которому имею отношение я – литератор, остался не погребенным под обломками времени и не сожженным в пожарах войн и катастроф. И именно за это вы- потомки мои (даже не по крови, а родству душ) будете вознаграждены. Я оставлю для вас неприкосновенным наследство, как бы ни пошла далее моя материальная жизнь, указанный Швейцарский банк рассмотрит ваши мемуары и вы получите вознаграждение и за свою жизнь и за свои литературные опусы.
И третья – моя самая главная и сокровенная просьба: никогда и никому не мсти! Человек участвует в двух пластах жизни: личной и всемирной. Сохранить или переделать личную жизнь можно еще попытаться, но переделать всемирную?
Пытаясь мстить – ты тянешь на себя огромного спрута: вот, сейчас я вытащу эту длинную змею–причину и отрублю ее. – Но нет! – за нею вытянется тело – а за ним еще семь таких же змей, которые задушат тебя. А вместе с тобой они уничтожат и твою семью, и твое благополучие.  Месть – это превышение собственных возможностей. Это – самообман. Не думаешь ли ты, что этот спрут единственный? – О нет! У него есть сообщество: банки, войска, полиция, законы, наконец! И только не участвуя в этих внешних играх, ты сможешь остаться трезв.
Наши грехи и болезни – это отрезвление от самомнения. Обиды и обманы – это отрезвление от самомнения. Я чувствую, мой сын, как все в тебе сопротивляется! Как ты не можешь с этим согласиться! Как каждая твоя клеточка вопит "от обиды и несправедливости"! – Это только подтверждает мою правоту.
Это сообщает тебе – насколько ты можешь быть заражен той же болезнью, что и окружающее тебя общество: завистью и ревностью.
"Почему он обманул меня?- думаешь ты.
Хочешь, я  отвечу вместо тебя и через все эти века: - Потому что ты чище него. Не все клетки твоего тела заражены обманом и они не среагировали на эту подлую возможность.
- Он радостно потирает руки и думает, что ты глуп – а тебя это унижает и злит?
Ты хочешь быть умнее него? – То есть, ты хочешь быть более ловким обманщиком?
"Я только один раз обману, убью – а потом буду чист и прекрасен?" – Он точно так думал.
"Я только один раз отомщу – а потом буду чист и прекрасен" – думал Эдмон Дантес.
Он развлекал тебя своей несчастной жизнью. Но ты не заметил, наверно не заметил, что он сражался со всем обществом сразу: с прокурором – как с представителем закона, с военным – как представителем государства, с банкиром – как представителем денег. Разве у него осталась хоть малейшая возможность жить дальше в этом обществе? Ведь общество осталось тем же. Оно состоит из банкиров, военных и прокуроров. Какой другой прокурор примет у себя графа Монте-Кристо? Он победил – и разорился. Он отдал все монастырские деньги врагам и на врагов.
Ему один путь – в отшельничество. Ему путь в горькую молитву. Но при этом, его душа сожжена местью. Месть – это уничтожение собственной благодати и защиты Божьей!
Любая историческая картина гораздо ценнее мгновенных современных фантазий, ничего не выражающих, кроме апломба модного живописца.  Но и историческая картина расскажет меньше, нежели едва уловимые тени, предстающие перед его взором, когда сгущаются сумерки и наступает ночь. Тогда эти воображаемые поэтом тени становятся призраками исторических лиц, воссоздающих ежедневно, в час, когда  они происходили в действительности, те события, следы которых ищет поэт.
 Дело в том, что для исторического поэта нет ничего бесчувственного и неодушевленного. То, что ему подсказывает воображение, отражается на предметах, видевших реальные события, и придает им особую прелесть. Поэт ищет и, в конце концов, находит вокруг себя следы минувших событий, следы, которые, быть может, и не существуют, но представляются ему зримыми и красноречивыми»
Я бы хотел нарисовать еще одного героя – такого, который не мстит, а любит всех и всякого. Конечно, его могут назвать "идиотом", но именно он и является истинным человеком. Надеюсь, кто-нибудь из моих потомков напишет о таком".
                Граф Монте-Кристо, собственноручно.