Тлен

 Сценарий к\м фильма


Она шла по улице с ведром мусора и не знала, куда его деть. Выбрасывать не хотелось, ведь в нем было так много, о чем хотелось рассказать. Но встретить кого-нибудь, кому можно поведать о своем мусоре даже в большом городе непросто.
Может быть, как раз потому, что город большой.
Мимо проходили люди и некоторым было невозможно предложить посмотреть, что у нее в ведре, некоторые, словно заранее ее обходили, другие терялись, когда она к ним обращалась, мялись и спешили пройти дальше. Она по-разному обращалась к людям.
Она говорила: « Можно я вам покажу свой мусор?», она произносила: « Я бы хотела рассказать о себе»,  протягивала ведро.
У нее еще были слова: «Посмотрите, какой я была недавно".
Трудно удержать людей, предлагая себя на улице. Предложение слишком велико и невыносимо, чтобы его можно было принять походя. Если же ты предлагаешь свое прошлое это выглядит еще ужаснее.
Твое непрожитое время не может выглядеть по-иному, иначе, чем мусор. И печально видеть, когда в мусоре так много еще жизни. Это твое одиночество обживает мусор собой.
Но девушка не отчаивается, она надеется на то, что кто-то появится у нее сквозь мусор, придет к ней из прошлого. Она надеется на то, что сможет отделить себя от своего мусора, уйти от него, освободиться. Ей кажется, что можно сделать так, что ее мусор будет просто мусором, а не  ею - не будет пачкать ее.
Но для этого не надо торопиться от него избавиться. Ведь тогда ей будет нечем доказать то, что она была. А ей не хочется рождаться заново, ей хочется появляться из того, что уже было.
Ведь неизвестно, что будет выброшено в итоге, а что останется. Может то, что кажется нам вокруг незыблемым и вечным - тоже в скором будущем всего лишь мусор? И надо торопиться его выбрасывать, мусор.
Надо спешить принять его, наполнить собой, вернуть ему утраченное время. То, что пахнет не так, как умирает, а так, как живет и есть живоподобный мусор. Мусор с историей, с обликом, тот, кому не стыдно становиться прошлым. Ведь мусор тоже нуждается в человеке, как человек в боге.
И вот девушка рассыпает свое ведро перед очередным прохожим, почти молит его: «Понюхайте, как пахнет. Это поможет мне увидеть, как пахну я»
Встреченный ею молодой человек игрив,  у него есть время и настроение, а это уж немало: « Вы не так плохо выглядите, чтобы так плохо пахнуть, как ваш мусор».
Но девушка не настроена принимать шутки: « Я не хочу выглядеть, я хочу глядеть. Вот смотрите - мои глаза. Эту чашку я разбила позавчера и у меня было плохое настроение: видите осколки еще хмурятся. А это вчера колготки почти новые неожиданно порвались. Их еще можно носить, но я надрываюсь -носить рваные вещи. Мне кажется, что я рвусь вслед за ними. А вот чайные пакетики, к ним все время все прилипает, но мне кажется они видят сны - так они крепко зажмуриваются. Это все - мои глаза, они не столь глядят, сколько могут касаться. Касания - их пища, их надо кормить, кормить и кормить руками».
Прохожему уже не до шуток, он неловко обходит ее, будто она - нечто неприятно разлитое прямо на тротуаре.
Девушка видит, что ее обращения уходят впустую, но ей трудно остановиться сразу, собрать свое рассыпанное. Слезы наворачиваются у нее на глаза, она берет один из своих пакетиков и начинает жевать его. Испитый чай рассыпается у нее на зубах, окрашивая губы в темное.
Девушка жует тщательно и испуганно. Она делает судорожное глотательное движение и чайный пакетик исчезает где-то в глубине ее, чтобы уже не появиться никогда.
Девушка быстро успокаивается, поднимается и сгребает свой мусор обратно в ведро. Она не обращает внимания на прохожих, широко обходящих ее. Движения ее стали размашисты, шершавы, неопределенны. Она не знает, куда ей идти, к кому обратиться. Шаги ее наполнены шумом и шорохом, гомоном мелкого. Вся она - птичья стая прожитого, не знающая, куда ей вырваться.
И ее вырывает на прохожего, рвота ее почти набрасывается на проходящего, не желая принадлежать пустому.
Ее тошнит почти бесследно - бесцветной слизью. Обхваченный ею прохожий не вырывается, ждет, когда девушку отпустит. Она выплевывает из себя остатки недавно прожеванного чая и смотрит на человека светло и обнадежено.
Ведро она так и не выпустила и протягивает его перед собой вместо объяснения.
Но человек не спешит принять дар, он чуть отстраняется и осматривает поврежденные участки своего костюма, свежелоснящиеся на солнце.
Ему хочется отойти от нежданно экспрессивной девицы, чтобы хотя бы начать оттираться.
Она чувствует, что он может оставить ее и говорит осипше: «Извините, я испачкала ваш костюм. Хотите, я все это вылижу?».
Прохожий заворожено вглядывается в ее мокрый рот и отрицательно качает головой. Но уйти теперь ему труднее. Девушка чувствует его зыбкую привязанность и с облегчением вываливает перед ним свой мусор.
«Смотрите», - почти хрипит она, - «Меня нет нигде: ни здесь, ни там. Если вы увидите меня «там», я смогу появиться и «здесь». Вы меня будете смотреть?»
Она почти хрипит, но он слушает ее внимательно. Зрелище перед ним отталкивающее - рассыпанные чайные пакеты, бумаги, салфетки, обертки, что-то слипшееся.
Трудно во всем этом увидеть человека. Но ему нравится необратимость предложения, жалкая, но устойчивая твердость присутствия.Он присаживается перед рассыпанным.
Ей не хочется быть ему ровней, и она остается стоять: « Самое тяжелое, - говорит она небрежно и с вызовом, - чтобы то, что вижу я, видело и меня. И к мусору это относится особо. Скажите, он меня видит?»
Прохожий смотрит на нее как-то сквозь: "А ему нечего видеть".
Ей нравится такой ответ, интересен конфликт и она поднимает подошву своих туфель и толкает прохожего в лицо: « А теперь ему есть, что видеть?"
Тот с трудом удерживается на корточках и тяжело задумывается,удержавшись от удара. На его щеке темнеет пятно следа. Кровь приливает к коже его лица, но он продолжает перебирать мусор.
Он осторожно разминает рваные колготки, тяжело сплевывает в них и, поднявшись, вкладывает их  за ворот ее платья: "Вот теперь ему есть что видеть".
Он говорит почти спокойно, говорит и уходит.
Она торопится догнать его: «Спасибо вам большое, я теперь, как метрополитен - меня не видно, но я двигаюсь. Я, в самом деле, испортила вам костюм. Давайте переоденемся и я вам завтра верну его чистым».
Она говорит почти спокойно, невзирая на его молчаливое и возрастающее удивление, пустое мусорное ведро - у нее в руке.
«Вы на меня не смотрите так. Представьте, что я - ваше зеркало, а вы - мое отражение. И вам станет легче. Мне кажется, что я как-нибудь погибну, если вы меня оставите. Что-то умрет во мне, не будет продолжено, Я понимаю, вам непросто принять мое предложение, но я хочу быть внутри вас, я так устала быть снаружи всего».
Прохожий раздражен, но шутить ему хочется по-прежнему: «Как правило, считается наоборот - мужчина стремиться вовнутрь женщины».
Она пытается кокетничать с ним, говорит загадочно: « Вам же не нравится мой мусор». Видя его недоуменное лицо, поясняет: « А я это - он. Мне кажется, вы -мое будущее и если мы переоденемся, мне не надо будет больше вспоминать мой мусор»».
Прохожий не хочет идти навстречу девушке в ее просьбе, но заинтригованный, не уходит: « Ну, у вас уже нет мусора, ведро-то пустое».
Она пытается улыбнуться: "Видите ли, мусор не только то, что в ведре. Мусор то, что не имеет будущего. А вы посмотрите вокруг - почти все, что нас окружает не имеет будущего".
К прохожему возвращается раздражение: «Ну, а я то, что могу поделать? Я и так терпел вас достаточно. Я могу просто идти?»,
Девушка почти встала на носки от внутреннего волнения: «Вы, конечно, можете идти. Но, если вы уйдете, то ничто не будет гарантировать вам, что, встретив кого-либо, вы не встретите мусор вместо человека. И тут важно, встретить свой мусор, а не чужой. Одев ваш костюм, я буду вашим мусором, одев мое платье, вы - моим. Мы будем мусором друг друга снаружи, но внутри мы будем чистыми, вот как это ведро, освободившимися, перебранными и запомненными».
Прохожему уже неловко, что он так долго слушает, по всей видимости, обыкновенную городскую сумасшедшую, он растерянно озирается и улыбается кисло.
Ему почти скучно: «По- вашему, если мы переоденемся, то очистимся?»
Его легкий смешок разрезает теплый летний воздух вокруг них. Но девушка не намерена отступать: «Если вы будет идти, как женщина, то я, как мужчина, буду лучше доверять вам».
Прохожий, убедившись, что за ними не наблюдает, проявляет заинтересованность и деловитость: "Если я сейчас переоденусь в ваше платье, когда я вас встречу в своем костюме?»
Девушке не хочется, чтобы разговор приобретал столь конкретный характер и ей приходиться отвечать загадкой: «Неожиданность не может быть связана со временем».
Прозрачные, бесцветные глаза прохожего наливаются интересом:
«Девушка, я не очень понимаю ваши слова, но я могу предложить более компактное решение. Мы можем поменяться нашим бельем, Это и будет признаком доверия и, в каком-то роде, обменом нашим мусором».
Девушка замешкалась, смущенная извилистостью своего избранника: «Хорошо, я понимаю, что вы не желаете принадлежать  тому, что вас окружает. Вы желаете принадлежать только себе. Как не жаль, даже лучший из мужчин - всего лишь мужчина. Мне страшно, я вам уже слишком доверилась. Давайте переоденемся на какой-нибудь крыше, я чувствую себя слишком беззащитной в этом городе. Вы думаете только о себе, не замечая, что так появляется необязательность. А это тоже мусор. А от мусора я очень устала, он гложет меня давно».
Прохожий улыбается как-то бессильно, он тоже устал спорить, равнодушно пожимает плечами, ему уже жаль своего траченного времени.
Однако, уйти сейчас означало бы слишком быстро признать ошибочность своей участливости в судьбе девушки. И прохожий идет вслед за ней в ближайший двор.
Они поднимаются по узкой лестнице вместе и молчат. Каждый шаг девушки делает ее все менее обременительной для себя и окружающего, каждый шаг недавнего еще прохожего, наоборот, делает его все более обязательным по отношению к ней, к тому, что вокруг.
Они поднялись на крышу, прохожий уже давно нервничает, пугающая определенность происходящего тревожит его. Девушка же чувствует себя легко и прощально. Мусорное ведро бьет ее по ногам, болтается перед лицом прохожего, будто дразнит его, Когда они выходят на крышу, девушка ставит ведро на кровлю, и оно тут же скатывается по ней, падает вниз.
Прохожий криво улыбается, все продолжает быть нелепым. Девушка нагибается, вытягивает из-под платья трусы и кидает их прохожему. Тот даже не успевает потянуться к ним, как их куда-то вбок уже относит ветер. Прохожий удручен, говорит поспешно и виновато: «Я побегу вниз, найду их, и потом поднимусь к вам».
Он торопливо спешит с крыши, надеясь больше не вернуться сюда. Девушка даже не спешит его задерживать, ей важнее ждать его, чем догонять. Но ей хочется залога - его обещанных ей трусов, и она останавливает его: «Пока вы будете искать мои - вы можете мне оставить свои трусы?».
И ему приходиться отворачиваться, стягивать с себя штаны, аккуратно раскладывать их, чтобы потом на них встать. Прохожий смущается, он снимает свои трусы, торопиться натянуть брюки, чтобы протянуть их девушке: "Я все равно поднимусь, дождись меня". И то, что он стал называть незнакомку на "ты" как-то гарантировало его возвращение.
Девушка сноровисто подняв платье, натягивает отданные ей трусы и мягко улыбается прохожему, ничего не говоря ему. Она готова его ждать и ему надо просто торопиться, чтобы она не была долго одной. Прохожий спешит надеть брюки на голое тело и уйти с крыши.
Во дворе уже темно, только белеют свежие кучки мусора, равномерно рассыпанные по двору. Прохожий ползает среди них, пытаясь нащупать мякоть унесенных ветром трусов. Но слишком темно и он досадливо поднимается с колен, чтобы раздраженно поспешить отсюда.
Он и так слишком долго копался в чужом мусоре. Засыпающий город неподвижен и нелепо ждать шевелений от него, человеческой встречности. Прохожий идет по улицам и они кажутся ему слишком пустыми, малознакомыми.
Его шатает, будто он плохо видит, иногда он идет наощупь, шарит по стенам, падает и запинается.
А девушка на крыше уже не ждет его, она сидит на кровле и ее рука у нее под платьем. Глаза ее полуприкрыты, она взволнована и кажется, что она тоже ищет что-то в себе: настойчиво и страстно, слепо. Она ищет и находит, и губы ее расплываются в улыбке.
Город не бывает расслабленным, в нем не растянуться траве, не оглянуться ветру, сквозь него не пробраться свету. Только мусор может чувствовать себя в городе спокойно, он лучше всего заменяет отсутствующую жизнь. Он шелестит, колышется, лениво шевелится. Если у тебя в руках мусорное ведро, ты собрался выйти - наполнить город стихией безлюдности. Идти обратно нужно с пустым ведром, иначе тебе незачем возвращаться.
Ты можешь забыть, где твой дом и тогда тебе будет незачем высыпать свой мусор потому, что тебе будет незачем возвращаться. Пустое мусорное ведро означает точное знание своего адреса, хорошую ориентацию, быстроту реакции. Однако, эта быстрота реакции наполняет чужую органику - органику мусора, лишая человека своей.
Поэтому прохожий бредет по улице с ведром мусора. Здесь его некуда выкинуть, да он и не ищет, как ему побыстрее избавиться от содержимого своего ведра. Он ищет, к кому обратиться.
Вот он останавливается возле женщины, та готова его выслушать, наверное, это ненадолго. Прохожий мямлит - не бережет чужое время: « Вы знаете, я живу один. Мне недавно что-то стало трудно просто так выносить мусор после одной встречи, не подумайте, я не ищу встреч с мусорным ведром в руках. Мне кажется, я кого-то обкрадываю, вот так, просто выкидывая его. Наверное, это заразно».
Женщина энергично мотает головой, словно отгоняя невидимых мух, и торопится пройти. Прохожий не преследует ее, он ищет кого-то еще.
Вот он устремляется к проходящей мимо девушке, та не столь терпелива, чтобы останавливаться рядом. Она только чуть сбавляет свой шаг.
Прохожему приходиться идти рядом, но это его не сильно смущает, он продолжает:   « Мне недавно тоже так говорили, но только теперь я понял, что мне говорили, может и вы поймете. Мне хочется сделать вашу жизнь полнее, чище. Я прошу вас, положите, пожалуйста, в мое ведро свои трусы. Это сделает мой мусор живее и я уже буду выбрасывать не просто мусор, а выбрасывать живое и тогда для следующего живого будет больше места».
Девушка шумно фыркает, делает большие глаза, кривит рот в интенсивной усмешке и не может сдержать гогот, звучащий несколько натянуто. Поэтому ей приходиться компенсировать нехватку естественности и она переходит почти на бег. Девушка убегает, делая чрезмерно удивленное лицо, словно она рассчитывает на какую-то невидимую публику. Она убегает и оглядывается.
Но прохожий не смотрит ей вслед, он находит почти девочку и ему трудно к ней подойти. Девочка видит его затруднение и подходит к нему сама.
Прохожему приходиться говорить: «Извини меня, мне не надо больше ничего. Не могла бы ты положить свои трусы в мое ведро. Так надо потому, что людей слишком мало, а мусора много. И людям больше неоткуда появиться, как не среди мусора. Понимаешь, они будут мягче, если будут появляться из мусора, светлее, я это уже понял, меня недавно научила одна девушка. Я не сам все придумал. Людям надо расти, а расти здесь можно только отсюда».
И прохожий виновато указывает на свое ведро. Девочка слушает его внимательно и прохожий воодушевляется: « Тебе не надо будет ничего делать, не бойся. Мы только зайдем во двор, в какой-нибудь подъезд. Ты дашь мне свои трусы и все. Я тогда смогу выкинуть свое ведро. Оно станет как будто пустым, а ты станешь полнее. Ты сможешь появляться не только из себя».
Девочка слушает его заворожено и уже готова идти за ним. Прохожий ласково улыбается ей, чтобы она не боялась идти за ним во двор. Девочка идет за ним все дальше, ей кажется, что она не делает ничего плохого.
Они заходят в подъезд и девочка ждет, что скажет ей дальше взрослый. Прохожему в подъезде как-то неловко и он говорит: «Давай мы пойдем на крышу, там как-то свободнее».
Пока они идут наверх, ему вдруг приходит в голову, что это не он ведет ее на крышу, а она. Но он только улыбается нелепости этой мысли. На крыше он оборачивается к девочке и та  поднимает свое платье, ей хочется поскорее покончить с непонятной чужой игрой.
Она поднимает платье и тут же слышит сдавленный стон. Девочка торопится опустить на себе платье и видит пред собой искаженное удивлением лицо прохожего, он тяжело шепчет: «У тебя мужские трусы?"
Девочка спокойно отвечает: «Это трусы моего старшего брата. Я иногда их одеваю, у меня немного своих». Прохожий садится на горячую крышу, ему трудно справиться с волнением. Девочка склоняется над ним, говорит четко и раздельно: "Так вам нужны мои трусы?».
Прохожий кивает, словно в забытьи. Он уже не смотрит, как девочка отворачивается, как она стягивает с себя трусы и отдает ему. Он растерянно мнет ненужную ткань, не зная, что ему делать дальше. Девочка неспешно, осторожно ступая по крыше, уходит.
Летом ночи липки и жадно, словно чей-то беззубый рот втягивают в себя прошедшую сладость дня. Прохожий все так же потерянно сидит на крыше, он ошарашен случившимся. Ему страшно от того, что он что-то напутал, его пугает надвигающаяся необратимость происходящего. По его лицу крупно текут слезы. Рядом с ним по-прежнему стоит мусорное ведро.
Правда, мусора в нем поубавилось. Прохожий время от времени запускает в ведро руку и вынимает из него что-нибудь, чтобы отправить это в рот и начать жевать. Он жует трудно и жует давно. Перед ним тщательно расстелены подростковые трусы. Прохожий смотрит на них, не отрываясь, будто ждет, когда они начнут шевелиться. Но пока шевелятся лишь его челюсти, заставляя иногда делать глотательные движения, чтобы съесть прожеванное.
Сквозь ночь пробивается уже зыбкий утренний свет и непонятно, чего становится больше – прохожего или наступающего дня. Им уже не разойтись.