Герой на все времена

1

Сергей стоял у окна в красивых голубых плавках. Было утро, ласково светило солнце, на кухне Маша готовила к завтраку оладьи с клубничным вареньем. Старший сын Гоша, который вчера вернулся подозрительно поздно, еще спал, а младший Ник тискал кошку, с трудом дождавшуюся его пробуждения.
Был самый обычный воскресный день. Кто знает, думала потом иногда Маша, может, ничего не случилось бы, если бы Сергей не подошел к окну? И не выглянул из него? И не увидел женщину, которая стояла внизу и махала рукой? Правда, сначала ему показалось, что она обращается к кому-то другому, потому что он видел ее впервые. Однако вид ее почему-то взволновал его, хотя она не была ни молода, ни красива.
Сергей открыл дверь и вышел на балкон. Женщина подняла голову, а он наклонился, вглядываясь с не очень большой высоты второго этажа. Она была высокая, тонкая, с загорелым или просто смуглым лицом и совершенно седыми волосами, уложенными в кокетливую прическу. Одежду ее составляли длинное темно-синее платье и серебряные туфли.
Сергей громко спросил:
- Кто вам нужен?
Услышав его голос, Маша непроизвольно подошла к окну и очень хорошо разглядела незнакомку. Та что-то ответила Сергею – сквозь стекло Маша не разобрала слов – и сделала приглашающий жест рукой.
- Я? Зачем? – удивленно спросил Сергей.
Оладьи, как известно, требуют постоянного внимания, и Маша вернулась к плите.
- Хорошо, хорошо, сейчас, только оденусь, - донесся до нее голос мужа.
Через минуту он заглянул на кухню. На нем были вылинявшие джинсы и клетчатая домашняя рубашка с короткими рукавами. Застегивая ее, он подошел к жене, втянул носом аппетитный запах, восхищенно закатил глаза и сказал:
- Оладьи? М-м-м, блеск! Я сейчас, на минуту.
- Кто это? – спросила Маша.
Остановившись на мгновенье на пороге, он пожал плечами. Светлые брови сошлись к переносице, точно он пытался вспомнить что-то или поймать ускользающую мысль. Таким он и заполнился Маше – растрепанные золотистые волосы, остановившийся синий взгляд, закушенная нижняя губа. Он не успел побриться, и выступающие скулы за ночь покрылись чуть заметным налетом рыжеватой щетины.
Он перевел взгляд на свои ноги в домашних тапочках и махнул рукой – дескать, чего там, не стоит переобуваться. И вышел. Недавно ему исполнилось 32 года, и он был самый замечательный муж на свете.
Хлопнула входная дверь, отсекая Сергея от Маши на целые долгие десять лет. В голубых джинсах, домашней рубашке и тапочках он спустился во двор к незнакомой женщине, которая позвала его, и не вернулся.

2.

За эти годы произошло многое. Маша прошла через все стадии надежды и отчаяния, но постепенно свыклась с мыслью о том, что Сергей не вернется никогда. Долгое время при воспоминании о нем слезы наворачивались на глаза, потом и это прошло. В душе поселилась пустота и странная тревога, она пугалась всего неожиданного – телеграммы, ошибочных телефонных звонков и даже выигрыша в лотерею. Сыновья, подрастая, становились все более чужими. Жизнь незаметно превратилась в бесконечную поездку по кольцевой линии метро, дни текли безрадостно и тускло.
Она похудела, подурнела и стала легко раздражаться по пустякам. Однажды ей пришло в голову, что муж вовсе не погиб, как она предполагала до сих пор, а просто бросил ее. Ушел к другой женщине, не посчитав нужным даже объясниться. Мысль очевидно нелепая, но от нее в душе осталась обида, горький привкус которой Маша ощущала теперь во всем.
Старший сын Гоша окончил институт, занялся бизнесом, женился на дочери начальника, обзавелся роскошной квартирой и успешно делал карьеру. Он редко бывал дома и еще реже приглашал к себе мать.
Младший, Ник, с грехом пополам заканчивал школу. Внешне он очень походил на Сергея, но, в отличие от него, разговаривал с матерью тоном легкого превосходства, граничащего с хамством. Вечерами пропадал неизвестно где, на вопросы лишь улыбался и непонятно острил. Занятая своими переживаниями в связи с исчезновением Сергея, Маша, наверно, упустила то время, когда можно было установить с ним контакт, а теперь было слишком поздно. Оставалось молить Бога, чтобы Ник не пошел по дурной дорожке, и облегченно вздыхать, обнаруживая в его карманах всего-навсего презервативы, а не наркотики.
В общем, у Маши была не очень веселая, но вполне сносная жизнь. Оглядываясь на своих подруг, одна из которых мучилась с пьяницей-мужем, а другая безумно растолстела, заимела камни в желчном пузыре, много чего еще и не вылезала из больниц, Маша приходила к выводу, что все у нее могло быть гораздо хуже.
Однажды вечером она сидела перед телевизором, с беспокойством поглядывая на часы, потому что Ника еще не было дома. Наконец, в дверь позвонили, она вскочила и кинулась открывать. Явился, свиненок, подумала она! Неужели трудно было хотя бы позвонить матери?
Слова замерли у нее на губах, когда дверь распахнулась. Это был не сын. На пороге стоял Сергей, она сразу же узнала его.

3.

Она сразу же узнала его, хотя он очень изменился. Постарел, похудел, волосы поредели, в них появилась седина, так же как в курчавой сивой бороде. Одет он был странно – белый халат в пятнах, рваные тренировочные брюки и красные лодочки, как позднее разглядела Маша, женские. На плече висел пыльный серый мешок, в котором что-то шевелилось. Когда Сергей говорил, щека у него подергивалась, выцветшие голубые глаза смотрели ласково и виновато.
- Здравствуй, Маша, - просто сказал он. – Вот я и вернулся.
Она закрыла рот ладонью, чтобы не закричать, и отступила в глубину коридора, не сводя с него взгляда. Значит, он и в самом деле бросил ее? Однако слова застряли в горле, таким жалким выглядел стоящий перед ней человек.
В этот момент на лестнице послышались быстрые шаги.
- Привет, маманя, - нахально и весело сказал Ник, входя в квартиру.
Тут он заметил отца. И надо же! Тоже сразу узнал его, хотя ему было всего шесть лет, когда тот исчез.
- Никак батя объявился? – спросил он, удивленно разглядывая отца.
- Это кто?
Сергей испуганно уставился на него.
- Вот тебе на! – развязно ответил Ник. – Родного сына не признаешь?
- Сын? Такой большой? Ах, ну да, конечно!
Теперь взгляд Сергея был восторженно прикован к Нику.
- Да, помяло тебя изрядно, ничего не скажешь, - скептически оглядев отца, подвел итог наблюдений Ник. – Ну что, так и будем тут стоять? Я жрать хочу.
Он повернулся и затопал на кухню.
- Сейчас, сейчас… - забормотала Маша, чувствуя, как все внутри дрожит мелкой дрожью. – А вы… то есть, я хотела сказать, ты… наверно, тоже есть хочешь? Да положи ты свой дурацкий мешок! – вдруг истерично выкрикнула она.
Он осторожно стянул с плеча свою ношу, прижал к груди обеими руками и сказал шепотом, наклонившись к Маше:
- Что ты, как можно? Там моя дорогая мамочка.
И только тут Маша поняла все.

4.

Конечно, он сбежал из сумасшедшего дома. Как он там оказался? Ничего толкового объяснить по этому поводу он не мог, да она особенно и не приставала к нему с расспросами. Вот почему от него все эти годы не было никаких известий. По этой же причине он явился в таком странном одеянии, наверно, стянул вещи у какой-нибудь медсестры.
Тогда, десять лет назад, рассуждала Маша, он ушел из дома без документов. Допустим, его сбила машина, или произошло еще что-то в этом роде, он ударился головой и все забыл. Кто он, где живет – вообще все. Установив это, врачи поместили его в дурдом. Так прошли долгие годы. Постепенно память и разум стали возвращаться, однако, видимо, не настолько, чтобы медики сочли возможным отпустить его. Пришлось ему, бедолаге, сбежать, чтобы обрести желанную свободу.
Сердце Маши до краев переполняла жалость, которая, как известно, бывает сильнее самой романтической любви. Этот немолодой, изуродованной болезнью человек лишь отдаленно напоминал прежнего Сергея, но он не был ей чужим. Он прошел через то, чего не пожелаешь и врагу, и вернулся к ней, точно раненый зверь, который из последних сил ползет в свое логово.
Странный, наверно, у них был сумасшедший дом. Маша и прежде не слышала об этих заведениях ничего хорошего, а в тот вечер, помогая Сергею мыться, просто дрожала от негодования. Начать с того, что грязь с него отваливалась кусками, как штукатурка. Его, видимо, заставляли делать тяжелую физическую работу – мышцы рук оказались очень сильно развиты, а на ногах, словно веревки, повылезали синие вены. Пятки покрылись роговыми мозолями, ногти отросли и были частично обломаны, точно их не стригли все десять лет, под ними накопилась въевшаяся в кожу странная синяя грязь.
Все тело покрывали шрамы, рваные, уродливые, точно его раны никто не лечил, предоставляя им заживать, как придется. На плечах и шее со стороны спины обнаружились ужасные, чуть поджившие потертости, как будто его запрягали, точно коня, или заставляли таскать тяжести, как, типа, бурлака прежних времен. Когда вода попала на эти воспаленные места, он зашипел и сморщился от боли, а у Маши брызнули из глаз слезы.
- Не плачь, Маша, - успокаивал он ее. – Что поделаешь? Служба у меня была такая.
Служба, надо же! Ему, бедному дурачку, наверно, представлялось, что все шло, как надо, но Машу просто трясло от гнева. Если бы не страх, что его снова могут упрятать под замок, она не поленилась бы, разыскала то место, где над ним так измывались, даже если для этого пришлось бы обойти все сумасшедшие дома, сколько их ни понастроено на белом свете. И добилась бы, чтобы негодяи в белых халатах понесли заслуженное наказание.
Отдирая комья грязи с тела мужа, Маша заметила еще одну чисто анатомическую метаморфозу, которая произошла с ним, а точнее, с органом, считающимся признаком мужской доблести. Он оказался настолько мал и хил, что поначалу ей померещилось, будто его и вовсе нет.
- Что это с твоей морковкой случилось? – не удержавшись, со смешком спросила она.
- Усохла, видать, - со смущенной улыбкой ответил он. – За ненадобностью…
В его голосе даже не слышалось сожаления. Бедный, бедный! Сквозь облик измочаленного, узловатого тела на мгновенье проступило видение другого – молодого, полного сил и страсти. В прежние времена даже случайное его прикосновение приводило Машу в трепет. Да и он, бывало, стоило ему заметить в ее глазах особенный, зовущий блеск, мгновенно вспыхивал, точно порох. День ли, ночь ли – ему было все едино!
Эх, ни к чему даже думать об этом, бередить душу. Теперь от мужика осталось почти одно воспоминание. С его возвращением постель Маши не стала теплее, он, похоже, и думать забыл о таких вещах. Что же удивительного? Железо без употребления и то сначала ржавеет, а потом превращается в труху, что уж говорить о теле человеческом.

5.

Она постелила ему в бывшей Гошиной комнате. От еды и купания он совсем разомлел, но, прежде чем лечь спать, попросил поставить около постели блюдце с молоком.
- Для мамочки, - пояснил он.
Кошка у него, что ли, сидела в мешке?
Маша плохо спала в ту ночь, но под утро ей приснилось что-то очень приятное, и открыла глаза она с ощущением счастья, которого не испытывала уже давно. В квартире было тихо. Сын отбыл в школу, а ей, слава Богу, можно было не торопиться, сегодня она работала во вторую смену.
Дверь в комнату мужа была закрыта, оттуда не доносилось ни звука. Умаялся, бедный, подумала она и отправилась готовить завтрак. И вдруг отчетливо вспомнила тот далекий летний день, его золотисто-розовый цвет и горьковатый, аппетитный запах. Что она готовила тогда? Ах да, конечно, оладьи. Сергей очень любил их с домашним вареньем. Надо думать, его нечасто баловали ими в том ужасном месте, откуда он прибыл.
И она решила нажарить оладий снова. Сказано – сделано. Руки ее сновали быстро, ловко, успевая одновременно переделать множество хозяйственных дел. Квартира наполнилась ароматом разогретого подсолнечного масла, ванили и сдобы, горка оладий на блюде росла.
Время от времени Маша на цыпочках выходила в коридор, но в комнате Сергея по-прежнему было тихо. Под конец это начало беспокоить ее, и, нажарив оладий, она подошла вплотную к его двери. Ей послышалось шуршание, а потом как будто стон. Да, да, в самом деле! Мучительный, долгий стон, от которого она похолодела. И распахнула дверь.
Постель была нетронута, а поверх нее лежала свернутая кольцами пестрая лента… нет, не лента, а огромная, в коричневых, желтых, зеленых пятнах… змея! Ноги Маши словно приросли к полу, горло перехватило. Первым желанием было – выскочить за дверь и плотно закрыть ее за собой, но удержала мысль о муже. Где он? Что эта жуткая змея сделала с ним?
Маша отступила к двери, готовая в любое мгновенье оказаться за ней, и оглядела комнату, краем глаза наблюдая за змеей, которая пока не шевелилась. И тут Маше во второй раз за это утро чуть ни стало плохо.
Сергей стоял между шкафом и окном, вот почему она не сразу заметила его. Он был совершенно гол, руки подняты вверх и сомкнуты на затылке, голова свешивается на грудь, глаза закрыты. Полная неподвижность и мертвенный, землистый цвет кожи делали его похожим на статую, хотя вряд ли какому-нибудь скульптору могла придти в голову мысль запечатлеть в камне невысокого человека средних лет с неестественно мощными мышцами руки и ног, выступающими ребрами, узловатыми коленями, дубленой, иссеченной шрамами кожей и неопрятно торчащими сивыми волосами.
Забыв даже о змее, Маша бросилась к мужу.
- Сережа, что с тобой? – закричала она, встряхивая его.
Голова его безвольно мотнулась, сцепленные пальцы разжались, руки упали вдоль тела. Он сморщился («Слава Богу, живой!» - подумала Маша), чихнул и открыл осоловевшие глаза с покрасневшими, воспаленными веками.
- Что это? – Он потянул носом воздух. – Чем пахнет, а?
- Сережа, что ты тут делаешь? Почему не ложился? Из-за нее, да?
Маша обернулась к постели, и в то же мгновенье из ее груди вырвался душераздирающий вопль. Огромная змея, плавно соскальзывая на пол, ползла прямо по направлению к ним, подняв сравнительно маленькую головку со сверкающими, злобными глазками и время от времени выстреливая из пасти раздвоенным красным языком.
Вот это был визг! Даже у самой Маши после него долго звенело в ушах.
- Маша, Маша, успокойся! – Дошло, наконец, до ее сознания сказанное Сергеем. – Ты что, змей не видела?
Она ощутила на плече теплую, сильную ладонь, замолчала и открыла глаза. Сергей стоял рядом, заботливо вглядываясь в ее лицо. Змея оплетала одну его руку, шею и свешивалась на грудь, морда ее находилась как раз напротив Машиного лица. Физиономия Сергея лучилась от удовольствия, пальцы, соскользнув с Машиного плеча, переместились на толстое, как полено, чешуйчатое тело и ласково поглаживали его.
- Мамочка у нас красавица, правда? – с гордостью сказал он. – Не бойся ее, Маша. Она мне жизнь не раз спасала, без нее я бы пропал. Правда, мамулечка?
Он прижался щекой к отвратительной змеиной морде, которая, как назло, высунула в этот момент свой мерзкий алый язык. Машу передернуло.
- Она замечательная, - продолжал заходиться от восторга Сергей. – Она такая умная, как… как десять профессоров, вместе взятых. Уверен, ты тоже полюбишь ее, Маша.
- Тьфу! – плюнула та, отступая с брезгливой гримасой. – Ты что, с ума…
И осеклась, залившись краской. Он, казалось, ничего не заметил, продолжая нежничать со змеей. Господи, со стыдом подумала Маша, ну, что я от него хочу? Да, он сумасшедший, хотя иногда говорит вполне здраво. Однако что-то, похоже, навсегда сломалось в бедной его голове. Вот почему он спит стоя и змею называет мамочкой. Это факт, и к нему придется привыкать.
Она вздохнула и сказала, бочком пробираясь к двери:
- Пошли завтракать, я оладьи пожарила.
- То-то я чувствую – пахнет вкусно, - ответил Сергей. – И мамочка перекусит с нами, хорошо? Думаю, оладьи ей понравятся.
Однако на кухню он пришел, к радости Маши, один. С деловым видом налил в блюдце молока и отложил на тарелку несколько оладий.
- Мамочка не хочет тебя пугать, - объяснил он с виноватым видом. – Она поест в комнате.

6.

Несмотря на отдельные заскоки, в целом с Сергеем не было никаких хлопот. Ел он на удивление мало, не брал в рот ни мяса, ни рыбы, ни даже яиц. Не употреблял алкоголя и не курил. Одежда раздражала его, и если он не ходил совсем нагишом, то лишь потому, что не хотел огорчать Машу. К вещам, которые он в силу необходимости надевал, был совершенно равнодушен.
Он починил старенький телевизор, тот, что пылился в кладовке – вот тебе и сумасшедший! – и установил его на полу в своей комнате. Для мамочки, пояснил он – нет, все же совсем нормальным он, конечно, не был. По его словам, она очень интересовалась современной жизнью, в особенности, обожала фигурное катание и всяческие викторины.
Он утверждал, что она отгадывала большинство вопросов, которые в них задавали, и однажды даже послал на телевидение письмо с ее ответами. Однако, как человек честный, признался, что проявил эрудицию не он лично, а живущая с ним на правах члена семьи питониха по имени Кармона, названная так в честь города в Испании, где прошла ее молодость. Хорошо еще, что он опустил пикантную подробность о своем мнимом родстве с означенной змеей. Но ответа все равно не получил.
Возможно, от противоестественного увлечения телевизором у змеи испортилось зрение; так, по крайней мере, казалось Маше. Сам Сергей считал, что это у нее возрастное, и собственными руками изготовил для «мамочки» небольшие очки. Подобрал стекла, искусно обточил их. Из тонкой медной пластины вырезал оправу, закрепил в ней стекла. Дужки как таковые отсутствовали, поскольку крепить их было не на чем. Вместо них он соединил края оправы крепкой проволокой, обшив ее шелковой тканью. Чтобы мамочке не терло! Теперь, изредка оказываясь в его комнате, куда в принципе старалась не заходить, Маша вздрагивала, увидев на ковре огромную, свернувшуюся кольцами змею с высоко поднятой, украшенной очками головой, а напротив нее работающий телевизор.
И дело не в том, что Маша боялась ее. Нет, страх постепенно прошел, тем более, что змея на выказывала враждебности и была, судя по всему, совершенно безвредна. Но осталось чувство брезгливости, и справиться с ним оказалось гораздо труднее. К тому же нелепые очки, делавшие змею похожей на персонаж волшебного мультфильма, не давали забыть о том, что с Сергеем не все в порядке, и это причиняло боль.
Хорошо еще, что змея больше не претендовала на постель, однако это вовсе не означало, что Сергей спал как все люди. Нет, он по-прежнему проводил ночи, стоя на полюбившемся ему месте у окна, но иногда, чаще днем и ненадолго, все же ложился отдохнуть на постель. Привыкал понемногу, и Машу это, конечно, радовало.
Он безумно боялся кошек и грозы. Последнее еще можно было понять – разбушевавшаяся стихия даже на многих здоровых людей производит тягостное впечатление. Он закрывал двери и окна, выключал свет и сидел в обнимку со своей Кармоной на ковре, втягивая голову в плечи при каждом раскате грома.
Но что ему сделали безобидные кошки?
Когда он впервые после возвращения увидел в подъезде одну из них, тощую и грязную, то замер на месте, издав придушенный всхлип. Лицо его побелело, глаза выпучились.
- Кто это? – затравленным шепотом спросил он, прижимаясь к стене. – Почему? Откуда?
- Успокойся, Сереженька, ничего страшного. – Маша погладила его по плечу. – Это просто кошка, ты что, забыл?
- Как ты сказала – кошка? Ну да, конечно, кошка… - как будто согласился он, но по его неуверенному тону Маша поняла, что ему все еще страшно. – Маленькая какая… - удивленно продолжал он, разглядывая кошку, которая, не обращая на него внимания, вылизывала шелудивую шкуру. – Зачем она здесь? А крылья где? Не подходи! – закричал он, когда Маша сделала шаг в сторону животного.
То ли кошачий облик начисто выветрился у него из памяти, то ли трансформировался в больной голове во что-то пугающее, кто знает? Сильный, крепкий мужик дрожал при виде кошки, которую при желании мог убить ударом ноги. Вот что может произойти с человеком, если у него мозги набекрень!
- Брысь! Пошла вон! – крикнула Маша.
Кошка убежала, издав хриплое мяуканье, от которого Сергей чуть ни свалился в обморок, и только после этого он двинулся дальше.
Постепенно все же он стал реагировать на кошек спокойнее, однако долго еще при виде них внутренне подбирался, что было заметно по его напряженному лицу, и обходил их стороной. Однако и тут прогресс был налицо, что тоже радовало Машу.
Что ее не только радовало, но даже поражало, это отношение Сергея к Нику. Он улыбался каждой шутке сына, не обращая внимания на иронию, которой они были приправлены. Разинув рот, слушал пустые разглагольствования, с помощью которых юнцы так любят производить впечатление на окружающих. Чистил ему одежду и обувь. Никогда не раздражался, слыша врубленную на полную громкость музыку. Напротив, уговаривал Машу не сердиться и потерпеть, раз «мальчику нравится».
Он готов был часами колесить по городу и толкаться в магазинах, которые в принципе терпеть не мог, лишь бы выполнить любое, даже самое пустячное желание сына. А тот, бессовестный, еще фыркал – угодить ему было не так-то просто. Вообще мальчишка в последнее время страшно распустился, чуть что взрывался, хлопал дверью и хамил. Домой приходил поздно, а однажды явился в разорванной куртке и с огромным синяком под глазом.
Отец – ни слова упрека.
- Господи, что с ним творится? – беспокоилась Маша. – Допрыгается, когда-нибудь его прирежут в темном переулке.
- Не волнуйся так, Машенька, - успокаивал ее муж и добавлял одну из своих загадочных фраз, родившихся в поврежденном мозгу. – Сейчас, слава Богу, не зима.
Ну, что с него возьмешь?

7.

Казалось, его кротость лишь еще больше раздражала Ника. Сергей никогда не называл место, где провел все эти годы, ни больницей, ни, тем более, сумасшедшим домом. Он всегда говорил:
- У нас там…
От этих совершенно безобидных слов Ник просто взрывался. Как-то в начале зимы, когда они сидели за общим ужином, Сергей заметил, поежившись:
- Отвык я от холода. У нас там зимы не было…
- Надо же, - хмыкнул Ник. – Прямо курорт! Фрукты, овощи круглый год, да?
Сергей, не уловив подвоха, закивал с серьезным видом.
- Ну, не курорт, конечно. Грозы там очень сильные и туманы такие… просто ужас! – Он передернулся и продолжал простодушно. – Фрукты, конечно, бывали… иногда… но больше ягоды. Подумай сам – много ли можно в клюве унести?
Маша предостерегающе глянула на Ника. Тот отвел взгляд.
- Надоел ты со своим «у нас там», - буркнул он, не в силах сдержаться. – Сказал бы по-человечески – у нас, в дурдоме.
- Ник! – гневно крикнула Маша, но его уже понесло.
- Что – Ник? Правда глаза колет, да? Может, я вру? Всем известно, что у него крыша поехала, чего же притворяться? Эх! – Он с досадой махнул рукой. – У всех родители как родители… в случае чего помогут… а вы… а от вас… Одна всю жизнь горбатится за гроши… Другой и вовсе… Почему это, интересно, он у нас на шее сидит? Вон, в овощном магазине требуется грузчик, для этого ума не нужно.
Обычно, наговорив грубостей, Ник вскакивал и уходил в свою комнату. То же самое он намеревался сделать и сейчас, но Машино терпение лопнуло.
- Сядь, негодяй! – закричала она не своим голосом, и Ник, почувствовав, что хватил через край, покраснел и опустился на стул. – Как ты смеешь так разговаривать с отцом? Он же тебе только что ноги не моет! Ах, ты…
Она замахнулась, но Сергей удержал ее руку.
- Ну, что ты, Маша? – сказал он. – Что ты, милая? Разве не видишь? У мальчика неприятности. Он нервничает, вот и сорвался, правда, сынок? Расскажи нам, в чем дело. Кто тебе поможет, если не мы?
- От вас дождешься, как же… - продолжал хорохориться Ник, с опаской косясь на мать. – У самих ломаного гроша за душой нет.
И только тут до Маши дошло, что ее безумный муж прав. Вдвоем они насели на Ника и постепенно вытянули из него, что произошло. История выглядела бы совершенно банальной, если бы не одна зловещая деталь. Ник проиграл в карты случайному знакомому не такую уж большую сумму денег, которые надеялся в ближайшее время вернуть, продав кое-какие книги, музыкальные диски и вещи. Однако на следующий день после проигрыша к нему явился посланец от этого самого знакомого и с милой улыбкой напомнил о долге.
- Отдам, пусть не волнуется… - буркнул Ник.
- Отдашь, конечно, куда ты денешься? Только учти – мы ставим тебя на счетчик. Знаешь, с чем это едят? Каждый день долг будет возрастать, сечешь?
- Мы так не договаривались! – попробовал возразить Ник, в глубине души с ужасом осознавая бесполезность споров.
- Вы, может, и не договаривались, - нагло продолжал паясничать посланец, - зато мы договаривались. Так что не тяни, голубь, а то мы можем тебя и на булавку наколоть. Для коллекции, понял?
Гнусно хихикая, он сунул Нику под нос кулак. Ник понимал, что влип, но смириться с такой несправедливостью не мог. Ведь ни о чем подобном и в самом деле уговора не было! Он попытался найти знакомого и вернуть ему проигрыш, но из этого ничего не вышло.
Кто-то где-то, по-видимому, продолжал отсчитывать его нарастающий долг, потому что когда на днях трое парней подкараулили его вечером во дворе, они исполнили вокруг идиотский танец, выкрикивая число, до которого возросла сумма долга. Совершенно безумное число! И с каждым выкриком кто-нибудь из подонков бил его – ногой, кулаком или железным прутом, кому как сподручнее.
- Сколько ты им должен, сынок? – спросил Сергей, сочувственно мигая светлыми ресницами.
Ник дернул плечом.
- У вас все равно столько не наберется…
- Отвечай, когда спрашивают! – закричала Маша. – Дурак! Все продадим, если понадобится! Или ты хочешь, чтобы они прикончили тебя?
- Не надо ничего продавать, Маша, - сказал Сергей и посмотрел на Ника. – Сколько?
Сумма, в самом деле, накопилась изрядная. Маша схватилась за голову.
- Если я тебе эти деньги дам, Ник, ты пообещаешь нам с матерью, что никогда больше не будешь играть на деньги? – спросил Сергей. - И вообще будешь осторожен… в знакомствах? Знаю, ты сдержишь слово.
Изумленно вытаращив глаза, Ник только кивнул. Отец встал, вышел в свою комнату и тут же вернулся с пачкой купюр в руках.
- Здесь чуть больше, чем нужно, - сказал он, протягивая деньги сыну. – На остальное купи матери подарок ко дню рождения.
- Сережа, откуда? – вырвалось у Маши. – Ты… ты…
- Это мои деньги, Машенька, я заработал их честным трудом, не волнуйся, - проницательно ответил ее сумасшедший муж. – Иди, верни деньги, сынок, и держись от тех парней подальше, ладно? Ты у нас умница, зачем тебе такие приятели? Хотя, - в глазах его снова появился безумный блеск, он нахмурился и скорбно покачал головой, - зима еще только началась…
Ник убежал, впервые за много дней ощутив, что с его души свалился огромный камень, а Маша, не выдержав, расплакалась. Сергей обхватил ее за плечи, успокаивал, шептал нежные слова.
- Ты ведь все понимаешь лучше здорового, правда? – рыдала Маша. – Бедный, хороший мой! Ты такой, такой… Не растратил деньги попусту, не пропил их, как некоторые. Не пожалел для Ника. И никогда не обижаешься, хотя он тебе и грубит.
- Маша, к чему обижаться-то? А тем более сердиться? От этого еще никто лучше не становился. И потом, как я могу злиться на него? – сказал Сергей, вытирая повлажневшие глаза. – Ведь я ЗНАЮ, что его ожидает. Зима… это случится зимой… только когда? Зим впереди много.
При этих словах вид у него сделался совершенно безумный, и это отрезвило Машу. Кто знает, вдруг от волнения ему станет хуже?
- Все, хватит об этом, - оборвала она его бессмысленное бормотание, тут же взяв себя в руки. – Ты у меня молодец, все теперь будет хорошо. Знаешь что? Давай-ка чайку попьем. У меня и баночка клубничного варенья есть, твоего любимого.
Сергей, однако, не слушал ее.
- Надо постараться… - шептал он, глядя перед собой остановившимся взглядом. – Быть с ним всегда рядом, встречать, провожать… Только бы не пропустить момент! Ну ничего, ничего, я буду начеку… Все, Маша, все уже прошло, - продолжал он, заметив испуганный взгляд жены и с трудом, но все же возвращаясь в реальность из мира своих запутанных фантазий. – Клубничное, говоришь? Отлично. Знаешь, Маша, а Ник-то наш прав – хватит мне без дела сидеть. Ты согласна?
Она пожала плечами и с облегчением улыбнулась ему.

8.

Насколько близко к сердцу Сергей принимал все, что касалось Ника, настолько он, удивительное дело, был равнодушен к Гоше. Никогда не расспрашивал о его делах, не выражал желания встретиться. Узнав, что объявился отец, тот, в конце концов, сам пожелал увидеться с ним. И что же? Сергей заявил Маше, что она, конечно, вольна приглашать в гости кого угодно, но он из своей комнаты не выйдет. Странно и обидно было слышать это, пришлось Маше напомнить себе о его состоянии.
- Как же так, Сережа? – все же не удержалась она, надеясь пробиться к тому, что в нем было здорового. – Ведь Гоша, как-никак, тоже твой сын.
Он вскинул голову, глаза его вспыхнули, щека снова задергалась.
- Ну, какой он мне сын, Маша? – ответил он, пристально глядя на нее. – Тебе ли говорить такие слова?
Как он узнал, в смятении подумала она? Откуда ему может быть известно то, о чем, кроме нее, никто даже не подозревал? Все это было так давно, и ТОТ человек так мало значил в ее жизни, что она и сама забыла обо всем этом. Да, она поступила подло, не признавшись Сергею, что беременна, когда они начали встречаться. Но он был так мил, а ее измученное сердце, только что пережившее бурю, так нуждалось в ласке, что язык не повернулся разрушить то хорошее, что возникало между ними. А потом уже было слишком поздно.
Да и какое все это имело значение? То есть, конечно, имело бы, если бы выяснилось, что Гоша не его сын, но ему это и в голову не приходило. Он тогда был наверху блаженства и никакими подсчетами не занимался. Как он радовался рождению Гоши!
В первое мгновенье Маша растерялась, потом щеки ее заполыхали, а в глазах зажегся сердитый огонь. Она следовала заповеди всех женщин – ни в коем случае не признаваться и сама почти верила в то, что ей не в чем себя винить. Тем более – прошло столько нет! Сергей просто НЕ МОГ ничего узнать.
Он и не знал, внезапно догадалась она! Просто совершенно случайно одна из его болезненных фантазий совпала с действительностью… Все сердитые, злые слова, которые она готова была выплеснуть на него в свое оправдание, застряли у нее в горле. К чему они? Что можно объяснить сумасшедшему?
- Думай, что угодно, - поджав губы, с обидой сказала она, - но пойми, Гоша-то об этих твоих глупостях ничего не знает. Для него ты отец, и точка.
Сергей хитро улыбнулся и покрутил пальцем у виска.
- Я же с приветом, Маша, ты что, забыла? Какой с меня спрос? Скажешь, уперся, мол, старый хрыч, и ни в какую. Да и не огорчится он вовсе. Ему, Маша, никто не нужен.
И опять она подивилась его проницательности. Вот уж правду говорят – нищим духом открыто то, что простым смертным неведомо. Гоша начисто был лишен родственных чувств и никогда даже не тщился их изображать. Сейчас им двигало простое любопытство, а также желание забрать свою заграничную пишущую машинку. Вообще-то она на фиг была ему не нужна; наверно, просто боялся, как бы опустившийся отец ни пропил ее.
Маша, конечно, наготовила всего, даже бутылку хорошего вина купила. Посидели, поговорили… неплохо, в общем.
- Что же, я так и не увижу отца? – ближе к концу спросил Гоша. – И змею его знаменитую… Удивляюсь я тебе, мать. Как только ты терпишь в квартире такую пакость? Пошли, все равно моя машинка у него стоит.
Он решительно поднялся и направился к двери в свою бывшую комнату.
- Зачем, Гоша? – попыталась удержать его Маша. – Он человек больной. Раз не вышел, значит, плохо себя чувствует.
- Да что я, съем его?
Гоша, не постучавшись, толкнул дверь. И что же? Комната оказалась пуста! Даже Кармоны нигде не было видно, под кровать забралась, что ли? Надо же, какой упрямый, подумала про мужа Маша. Наверно, когда мы сидели за столом, он потихоньку оделся и вышел.
- Фу, ну и амбре! – Гоша потянул носом воздух, презрительно скривив губы, хотя Маша ничего такого особенного не чувствовала. – Улизнул папаша? А ты говоришь – больной…
- Может, прогуляться пошел? Ты не сердись, Гоша, у него в голове иногда все путается. Он не хотел тебя обидеть, - извиняющимся тоном сказала Маша.
- Вот еще, обижаться на него… - буркнул он, но она видела, что это неправда. – Я на твоем месте сто раз подумал бы, прежде чем соглашаться жить бок о бок с чокнутым. Откуда ты знаешь, что ему в голову взбредет? Да, а змея-то где? С собой он ее, что ли, на прогулку прихватил? В кошелке? Нет, что ни говори, каждый получает в этой жизни по заслугам. Вот СО МНОЙ такого, как с отцом, никогда не случится. Здесь, - он самодовольно постучал пальцем по лбу, - сидит механизм, которому износу нет, скажу без ложной скромности. Мы на днях с Горбатых такую штуку провернули – наши конкуренты головы сломают, прежде чем поймут, где тут собака зарыта…
Маша согласно кивала, не очень-то вслушиваясь в его слова. Говорить о своих делах Гоша мог сколько угодно, и мать в качестве слушателя его вполне устраивала. Она не критиковала и не давала советов, а лишь удивлялась и восхищалась, что и требовалось.
Машинка в футляре стояла на столе.
Об отце в тот вечер больше не было сказано ни слова.

9.

Время шло, Сергей постепенно приходил в себя. Зажили ужасные рубцы, кожа разгладилась, помолодела. Он сбрил бороду, освоился с одеждой, вот только кошек по-прежнему обходил стороной, хотя и не вздрагивал больше при виде них. Конечно, временами он заговаривался, но все реже и почти не вспоминал о том, что было «у нас там».
Закончилась безо всяких происшествий зима, на смену ей пришла бурная, голубая, овеянная влажными, свежими ветрами весна. Это и само по себе было славно, вдобавок Сергей, у которого в мозгу, как пуля, засела больная мысль о несчастье, подстерегающем Ника именно зимой, успокоился и повеселел.
Но и это было еще не все, весна оказалась щедра на подарки.
Однажды Маша, вернувшись с работы, еще в прихожей услыхала незнакомый женский голос. Недоумевая, кто бы это мог быть, она вошла в комнату и удивилась еще больше. Даже испугалась в первый момент, хотя тут же поняла, что зря.
Не мгновенье ей почудилось, что сидящая за столом женщина – та самая, которая много лет назад заманила ее мужа в пропасть безумия. Но нет, сходства между ними не было никакого, разве только то, что возраст этой гостьи так же трудно поддавался определению.
Она казалась не молодой и не старой. Не красавица, но и не уродина. Бледная – а та была смуглая, это Маша помнила точно! С пышными черными волосами – а у той они отливали серебром, как и ее туфельки. Ни грамма косметики, хорошая фигура, платье густого вишневого цвета и босоножки в тон.
Охватив все это единым емким женским взглядом, Маша пришла к выводу, что ее можно было бы назвать интересной. Правда, нос немного длинноват, а черные глаза сильно разнесены к вискам, что выглядело странно.
Лицо женщины почему-то будило тревогу, хотя губы улыбались. Может, потому, что взгляд ее казался темным и непонятным, как… как у безумной? Уж не сумасшедший ли дом свел вместе Сергея и эту женщину, имени которой Маша так и не узнала?
Увидев хозяйку, она встала.
- Ну, мне пора, - сказала она мелодичным, нежным голосом. – Теперь я за тебя спокойна, Сереженька. Все будет хорошо. И не забудь, что я тебе советовала. Зачем же иметь, если не пользоваться? – непонятно добавила она со смешком.
Сергей выглядел очень взволнованным, лицо покрылось багровыми пятнами, руки дрожали. Все вновь обретенные навыки общения вылетели у него из головы. Он их даже не познакомил! И на столе не было никакого угощения!
- Разве так встречают гостей, Сергей? – укорила его Маша. – Сейчас чайку поставим, я как раз тортик по дороге купила.
- Нет, нет, ничего не надо, спасибо, - ответила странная гостья, обладающая правом давать советы ее мужу. – Мне на самом деле пора. Поезд ждать не станет…
Точно сказав что-то остроумное, она рассмеялась молодым смехом.
Сергей вскочил.
- Я тебя провожу! – воскликнул он, глядя на нее так, точно с жизнью прощался.
- Только до дверей, Сереженька, только до дверей. Вон и жена твоя беспокоится, - проницательно добавила женщина и неожиданно протянула Маше маленькую, крепкую, теплую руку. – Не волнуйтесь, милая, больше его от вас никто не уведет.
Машу от этих слов бросило в жар.
- Не скучай, Сереженька, - продолжала женщина. – Увидимся еще, не сомневайся. Ты уж постарайся, дружок, приготовь к моему возвращению подарок. Помнишь, о чем я говорю?
Она снова засмеялась и шутливо погрозила ему пальцем, но в последний момент голос ее дрогнул и стал едва слышен. На Сергея же страшно было смотреть. По щекам катились крупные слезы, и вдруг ни с того, ни с сего он бухнулся на пол и поцеловал край вишневого платья.
Маша резко повернулась и вышла – пусть прощаются без помех. Странное дело, ревность не мучила ее, хотя казалось несомненным, что этих двоих связывала любовь. И не какая-нибудь мимолетная, а такая, воспоминание о которой остается на всю жизнь.
Хлопнула дверь, затихли шаги и голоса. Сергей прошел к себе, и Маша не стала тревожить его. Занялась домашними делами, и постепенно впечатление, произведенное неожиданной гостьей, рассеялось. Из комнаты мужа не доносилось ни звука, даже телевизор он для своей Кармоны не включал, вот как расстроился.
Наконец, не выдержав, Маша осторожно постучалась и, не получив ответа, вошла. В комнате было темно, лишь лунный свет, точно кисея, слабо мерцал в воздухе.
- Сережа? – позвала она.
- Не зажигай огня, - ответил он тихим, но спокойным голосом, и у нее сразу отлегло от сердца. – Иди сюда.
Тут Маша разглядела его – темную глыбу, ссутулившуюся на постели. Она села рядом, он обхватил ее за плечи и грустно сказал:
- Уехала мамочка…
- Как?! Больше нет этой твоей Кармоны? – воскликнула Маша, ничуть не огорченная таким сообщением.
Интересно, куда он ее дел, подумала она? В зоопарк отнес, что ли? Но тут другое ощущение, гораздо более сильное и волнующее, приковало ее внимание. Сергей обнимал ее, но совсем, совсем НЕ ТАК, как это бывало до сих пор.
- Маша… - шептал он. – Маша, Маша, Маша…
Его руки, сделавшиеся вдруг ощутимо горячими, ласкали ее, попутно освобождая от одежды. Он целовал ее в губы, в шею, в грудь. Он… Ах, это было прекрасно!

10.

Для очень многих женщин физическая близость означает несравненно больше, чем для мужчин. Она создает массу обманчивых иллюзий – что лежащий рядом человек ПО-НАСТОЯЩЕМУ близок, что он прекрасен, умен и способен все понять. Женщина предается ему не только телом, но и душой, в то время как мужчина испытывает, прежде всего, чувство самодовольной сытости, не затрагивающее душу. Остается, правда, открытым вопрос – а есть ли вообще что затрагивать у сильного пола в этом смысле?
- Как же так, Сереженька? – лепетала Маша, купаясь в волнах давно забытого блаженства. – Ведь ты же… Ведь у тебя же…
- Это все мамочка, - растроганно ответил он. – Она меня надоумила… как женщина, понимаешь? Что ты, сказала, ушами-то хлопаешь? У тебя такая чудесная жена, а ты…
В другое время эти слова отозвались бы в Машиной душе тягостным напоминанием о явной ущербности мужа, но сейчас на нее внезапно снизошло озарение. Словно яркий свет вспыхнул в глубине сознания, по-новому высветив и лежащего рядом мужчину, и все остальное.
- Сережа, расскажи мне ВСЕ, - попросила она с замиранием сердца.
Он засмеялся.
- Ты же и так все знаешь. Я был в сумасшедшем доме.
- Нет, расскажи мне правду, - настойчиво повторила она.
Что-то в Машином голосе насторожило его, он наклонился, вглядываясь в ее лицо.
- Ты не поверишь, - тихо ответил он после минутного молчания. – В это трудно… даже невозможно поверить.
- Расскажи!
- Хорошо, - сказал он и нежно поцеловал ее в волосы. – Тогда слушай, только не перебивай меня. Представь себе земной шар. Что находится вокруг него? Правильно, воздух, но не только. Я видел его со стороны. Вокруг Земли клубятся волны темной энергии, пытаясь уничтожить, сломить, раздавить ее… Все эти войны, землетрясения, ураганы… думаешь, они возникают сами по себе? Их порождают черные силы, питающиеся злобой и страданиями самих людей. Ах, Маша, если бы ты видела! Наша Земля такая голубая, золотая, зеленая, а вокруг нее бушует тьма, пронизанная фиолетовыми молниями.
- Эти силы постоянно стремятся просочиться на Землю, - продолжал он, и Машу поразили не только его слова, но звенящий голос и уверенная, по-новому звучащая речь. – Даже простое скопление их над каким-нибудь местом вызывает тысячи жертв здесь, у нас. Страшно представить себе, что случилось бы, имей они свободный доступ на Землю, но они, слава Богу, его не имеют. Земля также окружена… как бы тебе объяснить… чем-то вроде хрустальной сферы, сверкающей и прозрачной. Она создана и поддерживается другими силами, от которых изливаются на землю добро, любовь, забота… все хорошее, одним словом. Зло не может пробиться через эту сферу – за исключением одного-единственного места.
- Я не могу объяснить тебе, Маша, где оно, хотя именно там я провел все эти годы. Оттуда все выглядит иначе. Я не знаю также, почему нельзя сделать сферу непроницаемой везде. Дело тут в свободе воли, так мне толковали, в том, что, в конечном счете, все зависит от нас самих… Я могу только описать, как все это выглядело для меня.
- Над бескрайним морем выдавался мрачный скалистый утес, на котором я стоял, а сверху, казалось, из ничего, нависала надо мной низкая плита густо-синего цвета… Нет, не так! Какая плита? Больше всего это походило на край гигантского стакана, перевернутого вверх дном. Я видел лишь незначительную его часть, расположенную прямо надо мной, остальное тонуло в дымном, клубящемся мареве, сквозь которое не проглядывали ни солнце, ни луна, ни звезды. Это и был край, но не стакана, конечно, а той самой охранительной сферы, и я, стоя на утесе, десять лет держал его на своих плечах.
- Ты?! – вырвалось у Маши.
- Если бы я отпустил его хотя бы на мгновенье, темные силы тут же хлынули бы на Землю. Ох, и тяжко было, Маша! Я стоял, а вокруг, насколько хватало глаз, простиралось море, над которым носились черные вихри. Иногда они принимали понятную форму, такую страшную, что у меня темнело в глазах, но по большей части просто стремительно мчались, точно воронки бешеного урагана, кружась и обрушиваясь на меня. Вспыхивали ослепительные молнии, ударяя в скалу прямо у моих ног, я глох от грома. Казалось, рушится сама земля подо мною и вокруг.
- Что только ни делал ОН… я так понимаю, по нашему, человеческому разумению, глава этих темных сил, Дьявол… чтобы заставить меня отпустить мою ношу. И пугал, и заманивал, обещая золотые горы. Иногда тучи передо мной расходились, и я видел Землю. Отчетливо, как будто на огромном экране. Я видел вас, Маша. И этого видел… инженера, с которым у тебя был роман лет пять назад. Нет, я тебя не осуждаю, Маша, не подумай! Ты – живой человек, я все понимаю. Я говорю это просто для того, чтобы ты представила, что со мной происходило.
- ОН показывал мне разные картинки из вашей жизни и шептал: ради чего ты стараешься? Мальчик, которого ты так любил, на самом деле тебе чужой, жена изменяет, а тот сын, который твой, все равно погибнет в расцвете сил. ЕМУ доступно все, и прошлое, и будущее. ОН даже показал мне, что именно произойдет с Ником. Но и здесь ОН остался верен себе и позаботился о том, чтобы я унес эту муку сюда, На Землю. Я знаю, что может случиться, но не знаю точно, в какую из зим. Я видел все это своими глазами, Маша! Ужасно…
- Не понимаю, о чем ты, - жалобно сказала она. – Ник погибнет? Совсем молодым? Нет, нет, нет!
- Успокойся, успокойся, Маша. Все предсказания верны лишь наполовину. Они указывают на то, что МОЖЕТ произойти, но это вовсе не значит, что так обязательно и случится. Обещаю тебе, с Ником все будет в порядке. Я охраняю его, у меня есть средство. Ты веришь мне? Ну-ну, не дрожи так, не бойся. Просто это был еще один дьявольский способ растравить мне душу, лишить сил, заставить отступить.
- Иногда из тьмы появлялись ужасные твари, которых тоже насылал ОН. Больше всего они походили на огромных черных кошек со светящимися красными глазами и перепончатыми крыльями, как у летучих мышей. Из распахнутых пастей текла пена, они рычали и бросались на меня. А я не мог даже драться с ними как следует, лишь совсем на короткое время удавалось пустить в ход руки, переложив груз на шею. Очень ненадолго, она быстро уставала. Я лягался, душил их, и все это, к тому же, с закрытыми глазами, потому что встретиться с ними взглядом означало пережить чувство такого смертельного, леденящего ужаса, что я застывал, словно каменный. Когда эти жуткие создания исчезали, я был весь залит кровью, но раны заживали удивительно быстро. Я так понимаю – убить меня они не могли, лишь терзали и мучили… Это тоже было частью дьявольского плана.
- Не надо об этом, Сережа! – прервала его Маша, почувствовав, что он дрожит. – Я вот чего не понимаю – как же ты не умер с голоду? И главное – почему именно ты попал туда?
- Иногда ко мне прилетали птицы и приносили в клювах то веточку винограда, то еще какую-нибудь ягоду. Это и была вся моя еда. Но пить, как страшно хотелось пить! Потом, правда, это прошло, со временем у меня пропали все желания, я точно одеревенел… Не знаю, откуда прилетали птицы, и кто посылал их. Не знаю, как я все это выдержал, но все время чувствовал – умереть я не могу. Пока стою и держу – буду жив.
- Почему именно я? Тоже не знаю, сам удивляюсь. Мне известно только, что где-то там, наверху, раз в десять лет собираются на совет те, кто создал охранную сферу, кто прикладывает все силы, чтобы помочь нам, людям. Собираются и решают, кого именно из всего человечества назначить на следующий срок. В тот раз выбор пал на меня.
- Они послали за мной… мою мамочку, как я ее называю, хотя физически она, конечно, не моя родная мать или, вернее, она мне мать лишь отчасти. Знаешь, Маша, я ведь простой человек, многое, что я там видел, оказалось очень сложным для меня. Я и сам не во всем разобрался, а объяснить и вовсе нелегко. Земля, и небо, и сфера, которую я держал, и зловещая тьма вокруг нее – это лишь малая часть того, что нас окружает. Вокруг Земли и даже на ней самой есть другие миры и миры. В них живут существа, в чем-то похожие на людей, но во многом совсем иные. Удивительные, прекрасные, разные… Некоторые из них тоже помогают нам. И они, так или иначе, связаны с каждым из нас. Человек, живущий на Земле, имеет отражение в одном из тех миров, а иногда и в нескольких. И вот там Кармона приходится мне, а вернее сказать, мне отраженному, настоящей матерью.
- Она и есть моя настоящая мать, если брать по душе, понимаешь? Я, как тебе известно, своей родной матери не знал, вырос в приюте, а ее сын в том, другом мире, погиб еще маленьким… И мы оба были счастливы, что судьба свела нас. Все эти десять лет она помогала мне, была неотлучно рядом. Утешала, когда становилось совсем плохо. От одного ее прикосновения из тела уходила боль, веришь ли? Она даже рассказывала мне сказки, чтобы время тянулось не так медленно. В общем, делала все, что могла, и даже больше… Потом, когда все кончилась, она отправилась вместе со мной на Землю. Беспокоилась, как меня тут встретят. Она ведь не была знакома с тобой, понимаешь? Здесь ей трудно долго сохранять свой настоящий облик, такой, какой ты видела сегодня, и поэтому она приняла вид… змеи. Так ей было легче, а для меня это не имело значения. Я люблю ее и буду любить всегда, как бы она ни выглядела.
- Ну, хватит о грустном, - продолжал он после долгого молчания. – Она обещала, что вернется, значит, так и будет… Знаешь, за свой труд я ведь получил награду. Когда моя служба подошла к концу, мне сообщили об этом. Три желания, понимаешь? Три мои любые желания исполнятся здесь, на Земле.
- Ник? – догадалась Маша. – Тогда с деньгами, да?
- Именно. Это было первое желание. Остальные я решил поберечь, из-за мальчика, ведь я знаю, что ему грозит опасность. Да и вообще, мало ли что может случиться, правда? Но мамочка вправила мне мозги, и теперь я сам удивляюсь, как раньше до этого не додумался. Наверно, просто забыл…
Он протянул руку, коснулся Маши, и снова по всему ее телу пробежал трепетный огонь.
- Для Ника я оставил последнее желание, так что с ним все будет в порядке… Иди ко мне, Маша, - горячо и нежно шептал он, обнимая ее.
И мир исчез. Растворился в серебряном лунном свете, в громкой, победной музыке любви.

11.

Следующей весной у Маши родилась дочь. Сергей был на седьмом небе от счастья. Он радовался еще и потому, что исполнилось желание мамочки. Покидая Землю, она сказала, что мечтает о внучке и непременно вернется, чтобы повидать ее.

Сб. «Маленькие летние каникулы», изд-во «Терра», 1996г.