Записки Разгундяя. Роман-эссэ. 14 - 27

                14

                О  Р Е Л И Г И И
 
  « Ныне отпущаеши раба  Твоего, Владыко…! «
  Я стою на мокром промозглом ветру семилукского кладбища, где в могилу опускают тело моего отца.
Я надеюсь, что это только его оболочка, что где - то он,  по - прежнему живой и молодой, пребывает сейчас и с улыбкой взирает на всё происходящее.  А если я ошибаюсь,  выдаю желаемое за действительное? Что, если нет никакого Рая и Ада? Что, если с нашим уходом кончается всё, просто подводится некая черта, « итого «?
Я часто задаю себе этот вопрос, Я - из категории  «сомневающихся», эдакий  «Фома Неверующий»,  вечно ищущий ответа. Хотя знаю, что его, однозначного, нет и не будет. Ужасно завидую людям, у которых всё предельно ясно, у которых нет никаких сомнений. Это - люди верующие, воцерквлённые.
Они сейчас, стоя  со мной у края этой могилы, успокаивают меня, и пытаются убедить меня в том, что существует какая  - то некая бессмертная душа, которой теперь хорошо, покойно и светло.
Но я не могу притворяться, заставить поверить себя, что всё происходящее приводит к естественному хорошему или плохому переходу, переходу от разгульной и весёлой жизни к чему - то упорядоченному и естественному.
 Я думаю о том, сколько миллиардов, триллионов, людей, вот так же, стоя над могилами своих усопших родственников, искали правду, простую правду - есть или нет жизни « за гробом «, принимать или не принимать на веру то, что одним кажется очевидным, у других же вызывает сомнения и споры. Я стою, и не знаю, что мне делать, к какому  лагерю « качнуться «. Просто ужасно хочется, чтобы он где - то был, остался. Чтоб с его кончиной не кончалось его бытие, его нарочито - грубоватый голос, его хитроватая улыбка, манера образно и цветасто изъясняться с окружающими - чтобы всё это где - то осталось, задержалось, в чём - то воплотилось и отпечаталось.
Сколько помню себя, я всегда живо интересовался этим вопросом.  Мои родные бабушки Наташа и Феклуша   убеждали меня, что всё «ЭТО»  есть. С детства по ТВ, из книг, в школе и институте на уроках философии говорилось другое - что всего «ЭТОГО»  нет, что, как это не печально, но после нашей кончины всё обрывается. Единственное, что хоть немного остаётся от нас - это сходство наших детей с нами,  ушедшими. 
Какими цветущими, полными надежд, входили мы в этот мир!
Со временем мы «пожухли и потускнели», как какие - то витиеватые и красивые  бронзовые ручки на входных дверях какого - ни будь храма или музея. Теперь мы «захватанные» и покрытые патиной несвежести, налётом чего - то житейского и обыденного. Это когда - то мы «блестели и завораживали», а  стены нашего «храма»  были оштукатурены и выкрашены. Теперь всё это потеряло лоск, праздничность. Зато мы приобрели житейский опыт, знаем теперь, «какая дорога ведёт к храму»,  хотя это знание ничего нам практически не даёт, так - мелочёвка. Все эти « деланья  карьеры «, житейские успехи и неуспехи, все лавры (кому они были предназначены!) остались позади. Теперь нас даже всерьёз не рассматривают, как кандидатов на какие - то должности - старенькие стали, не интересные. А, скорее -  «бесперспективные» …

                15

 
И вот, как только ты поймёшь, почувствуешь это - начинается. Ты беспомощно и со страхом оглядываешься по сторонам, мечешься и взываешь - « Люди! Да это же я! Я же был такой востребованный, так умён и оборотист, меня так любили девушки и давали в долг друзья, я же был вам так нужен! «
Молчание. Никто не отзывается, люди начинают вами манкировать, люди начинают вам врать и стыдливо отводить глаза, а по большей части - просто молчать.      
И тут ты понимаешь - вот «оно», подкралась твоя старость. А готов ли ты встретить её? Открыто ли твоё « забрало «? Вот тут - то в полный рост перед тобой встаёт вопрос Веры в Бога. Ты понимаешь, что именно Он вдруг стал последней инстанцией, которой ты ещё как - то интересен. Со временем это «как - то» уходит и для многих твоя интересность превращается в твой стержень последней надежды. Надежды на то, что однажды вдруг свершиться чудо и ты (нет, не станешь вновь молодым и полным надежд, второго шанса прожить не даётся никому, это слишком «по - сказочному!») хоть кому - то вновь будешь интересен, хоть кто - то обратит на тебя внимание.
И тут ты начинаешь догадываться, отчего так много пожилых и « в возрасте « людей ходят в храмы, отчего так много старушек и мало молодых людей. Им, молодым, кажется, что впереди светлая дорога, что мир для того и создан, чтобы приветствовать их приход, чтобы этот мир вращался только ради них и вокруг их. Что когда ты молод и свеж, что Бог не особо нужен, что если тебя « это « и ждёт, то в отдалённой перспективе. Настолько отдалённой, что об этом не хочется даже и думать.
Вот также было и со мной. В свои 35 лет я стал петь в церковном хоре. Пел, не особо вдумываясь, что я пою. Просто зарабатывал деньги для семьи. Потом пение стало потребностью. Потом в стране наступила « перестройка «, сменился  настоятель храма, где я пел. И деньги вообще перестали платить. Удивительно, но я продолжал ходить в поредевший хор, такого от себя я просто не ожидал - чтобы такой меркантильный мужик, как я, и вдруг….Толи, понимание пришло, толи я, наконец, повзрослел и стал соображать, что не всё на этом свете продаётся за деньги - не знаю, спросите что полегче. Видимо, что - то тут связанное с совестью.
Одно зрелище поразило меня.   
Я уже пропел в хоре 3 года, видел всякое. Неожиданно моё внимание привлёк один из прихожан, переползающий (именно не переходящий, а ползущий, бьющий поклоны и беспрестанно молящийся) на коленях от иконы к иконе. Ещё больше я удивился, когда он поднял голову и в нём я узнал бывшего заведующего идеологическим отделом горкома партии тов. Решетилова. О нём поговаривали в городе, что он неизлечимо болен и ему немного осталось. Но поразил меня не вид больного и старого кающегося человека, а одно событие, свидетелем которого я стал ещё 5 - 6 лет назад. На закрытой партконференции он с пеной у рта доказывал залу, что Бога нет, что, если кто будет пойман крестящим своего ребёнка в церкви, то того ждёт всеобщее призрение коммунистов и исключение их рядов партии.
И, вот теперь - это зрелище: одинокий, старый, никому не нужный человек, просит о милости Того, Кого он ещё 5 - 6 лет назад поносил и низвергал.
Злорадства не было. Была жалость к этому человеку, желание подойти, как - то подбодрить и вселить надежду, но только не злорадство (…а, мол, теперь спохватился!?),  ничего этого не было.

                16

И вдруг я поймал себя на мысли, что, и я со временем стал другим. Я, который от рождения только и слышал, что «Бога нет, что Гагарин летал - Ангелов не видел». Я, который ещё мальчишкой выступал перед отсталыми бабушками и убеждал их откачнуться от векового мракобесия и сектантства. Я - вдруг с охотой и радостью, даже с каким - то упоением, теперь ставлю свечки перед иконами, и убеждаю своих учеников, хоть раз, но сходить в Храм. Да что это со мной? Когда это пришло в меня? Что подтолкнуло меня?
Ответа я не знаю до сих пор…
И уж если быть предельно откровенным - я далеко не самый истовый христианин на свете! Я не могу себя назвать до конца человеком воцерквлённым. Я остаюсь мирянином до мозга костей, я по-прежнему с ленцой посещаю Храм. Стараюсь переложить даже элементарные требы и послушания на плечи других, в частности, моей жены - благо, та поёт в церковном хоре. Вот я и прошу её помолиться о моём здравии (!), в чём мне (надо отдать ей должное) мне никогда не было отказано.
Возвращаясь к потрясшему меня зрелищу, ещё скажу - ничего,  кроме жалости, я не испытал. Да ничего другого и не может вызывать фигура жалкого согбенного человека, больного, который ничего, кроме сочувствия и неловкости не вызывает.
А как, должно быть, легко и мужественно должен войти человек в Храм, размашисто перекреститься, пройти к самому иконостасу, стать напротив Царских Врат, и про себя прошептать: « Господи! Узри раба твоего! Наверно, я не самый послушный из Твоих сыновей. И грешил, и падал, и вставал я много больше, чем хотелось бы. Теперь мне немного осталось - детей я воспитал, дерево посадил, дом построил. Казалось бы - что ещё человеку надо? Выходит - надо. Надо, чтоб в душе наступил покой и порядок, чтоб она, душа, зажила с миром и Богом в согласии. Не по принципу» как хочу», а « как надо». Вразуми, Господи и направь дитя  Твое неразумное!»
А что вместо этого? Зрелище покаяния, от которого становится не по себе.
О себе скажу так - храмы не взрывал, иконы не сжигал, никого не подсиживал. Грешил? Да, и много! Но не подличал и не продажничал никогда.
 « Се я, Господи…!».
               
               
          ЖИЗНЬ - КОРОБКА КОНФЕТ

         На нашей улице жил Ромка.
«Ромка - изобретатель «, такую кличку мы ему придумали. Наверно,  в детстве каждого был такой вот «Ромка». Он очень отличался от нас, мальчишек той поры. Он не совершал с нами набегов на соседские сады, не участвовал в наших частых вылазках на городскую свалку, презрительно отзывался о наших магазинных кражах (да, было и такое!) Он почти никогда не убегал с нами купаться на Дон.


                17


 Он даже не был замечен в наших опасных «плаваниях»  на досчатых секциях заборов по котлованам под фундаменты будущих «пятиэтажек»,  которые частые весенние дожди и стекающая вода от таяния снега превращали в некое подобие Великих озёр. А сколько трагедий видели эти озёра, сколько адреналина, сколько падений и купаний в грязной воде!
Ничего этого наш Ромка не делал, он был знаменит другим - он изобретал.
Вот лишь некоторые его « перлы «…
Как - то весь наш двор облетела новость - Ромка сделал гигантскую рогатку и сегодня вечером будет её опробовать. Побросав все свои срочные дела, мы всей гурьбой отправились на берег Дона, где намечались испытания.
На откосе было выбрано подходящее дерево с раздвоенными сучьями, эдакая большая рогатка. Полный достоинства и сознания своего отличия от нас, « беспортошных «, Ромка,  в тишине обступившей его ватаги пацанов, молча привязывал концы резиновых жгутов, поминутно подтыкая очки на прыщавом носу.
« Рома, а до Воронежа долетит?» - спросил чей - то деликатный голос из толпы робко жавшихся мальчишек. Ответом было холодное  и презрительное молчание. Ромка продолжал привязывать резинки к дереву. Мы тихо переговаривались, рассуждая - «… долетит, или не долетит груз до Дона и в каком районе посёлка Придонского следует ожидать наиболее сильных разрушений от его падения»
« Так, отошли!» - наконец сквозь зубы процедил новоявленный Кулибин - « А вы, четверо, начинайте натягивать резинку!»
Четверо добровольцев с радостью взялись за резинки и начали оттягивать их. Резинки растянулись метров на сорок. Ромка встал чуть впереди рогатки и сделал руку « козырьком», глядя, куда упадёт груз. Роль груза играл здоровенный огнеупорный кирпич, который подобрали тут же.
« Отпускай!» - последовала команда и отмашка рукой, как в кино про войну.
Потом никто ничего толком не понял. Раздалось свирепое фырчанье и резкий звук « плюх!».
Вместо того, чтобы выбросить груз, резинки, почувствовав свободу, тут - же свились в клубок и вся это резиновая «путанка», утяжелённая кирпичом, отпружинила со всего размаху и врезала всей своей массой прямо по умной голове своего изобретателя, стоящего ближе всех к своему детищу. Очки разлетелись на  мелкие стекляшки. Сам Ромка упал и остался неподвижно лежать рядом.
Его обступили, стали приводить в чувство. Кирпич, вывалясь из резинок, валялся в двух шагах рядом. Когда к Ромке вернулся дар речи, то первое, что он спросил - « Что это было?».
Затем он спросил, как   далеко улетел кирпич. Кирпич, пользуясь тем, что Ромка лежит и ничего не видит, тут же отфутболили подальше в траву. Ромке же было сказано, что многочисленные свидетели своими глазами видели, как он упал где - то далеко за Доном, в поле. Малый и так понёс ощутимый физический урон, да ещё очки были разбиты вдребезги. А если бы он ещё узнал правду, то ужасно бы расстроился!


                18

Вновь о себе наш изобретатель напомнил через полгода, когда собрался прыгнуть с парашютом со второго этажа своего дома. Причём, роль парашюта исполнял единственный в нашем городе огромный соломенный китайский зонтик, который с гордостью носила мама Ромки, местный врач - гинеколог.
Я вспоминаю, вот такие зонты, китайские термосы, автомобили « Победа» и непременные пижамы - отличительные предметы того времени.
Вот с таким « отличительным предметом быта» Ромка стоял на краю крыши. На голову его были надеты защитные сварочные очки, за спиной был рюкзак - для солидности. С земли в это время раздавались разные возгласы; более молодая аудитория с жаром подбадривала и восхищалась им, заключались пари - «слабо» или «не слабо» Ромке сигануть с такой высоты?
Более пожилая часть зрителей скептически относилась к его попытке. Апофеозом негативного отношения взрослых к предстоящему полёту, стала фраза сантехника дяди Миши, звучавшая примерно так: «…некому тебя драть, малый! И мне некогда…»
Всё кончилось гораздо быстрее,  чем мы ожидали.
Ромка, наконец, набрался смелости и сиганул в пространство. Зонт, должный нести нашего героя по воздуху и плавно опустить его на землю, вместо этого повёл себя коварно и просто предательски.
Уже где - то на уровне второго этажа напором воздуха всю китайскую красоту разорвало. Спицы повыпремлялись и повылезали, зонт стал похож на простой веник. Ромка всей тушей, задрав толстые белые ляжки, рухну в крапиву.
Зрелище всего этого безобразия длилось пару секунд, а вот визжал и божился Ромка почти полчаса, пока его пороли родители. Ему припомнили всё.… И безнадёжно поломанный зонтик, и разбитые очки соседа - сварщика, и крапиву под окном, которую теперь уже не нужно косить. И,  не известно к чему, припомнившихся братьев Черепановых, изобретателей первого русского паровоза.
Словом, попало Ромке!
Последнее, что я услышал о его «подвигах» - это съезд вниз по длиннющей лестнице, ведущей к городскому пляжу, на велосипеде.
И если в истории с зонтом его били родители, то здесь его била целая толпа рассерженных  граждан. Избиение началось сразу, что называется, «не отходя от кассы»
Били его все!
В избиении принимала участие и психованная молодая мамаша, чью коляску с младенцем он перевернул в самом начале. И толстая потная тётка, шедшая с пляжа и не успевшая уступить ему дорогу - не очень проворная оказалась. И, наконец, продавщица из киоска с газ - водой, куда он, после всех злоключений, врезался со своим велосипедом. Были и  ещё какие - то разъярённые граждане, но это так, по  мелочи.
Не помню уже, что стало потом с Ромкой. Просто, по-моему, на этом моё детство кончилось!

                19

                МИФОТВОРЧЕСТВО В РОДНЫХ СЕМИЛУКАХ

Как город, Семилуки появился на картах Воронежской области в начале 60-х годов.
 До этого, с 29-го года, Семилуки - рабочий посёлок городского типа, в центре которого находился ОН, рассадник силикоза, проклятье и судьба многих поколений семилукцев - завод огнеупорного кирпича (будь он неладен!). А, так как в 30-е годы на строительство завода и города съехались люди со всех концов страны, то население города было самое разношерстное.
Были у нас и  свои  армяне, и евреи, и казаки с юга области, и немцы  из Поволжья, и т. п. Соседом у меня по лестничной клетке был дядя Толя Байда с западной Украины, киномехаником в клубе был азербайджанец Мишка Бодалов, а поляк дядя Володя был известный на весь город портной и первый в городе гомосексуалист.
Вот сюда,  в начале 30-х, на строительство, и перебрался из родной деревни со своей семьей курянин Иван Игнатьевич Иванов - мой дед.
И, как водится, вскоре завод «оброс» не только своими рабочими династиями, но и заводскими традициями, хохмами, легендами. Пример - рассказ о незадачливом грузчике. Вот он…
В первом цехе  оборудование было старое, изношенное - его поставили первым, как только завод построили. И газовые горелки, обжигающие кирпич в тоннельных печах, были такими изношенными и ветхими, производили при горении такой высокочастотный шум, так «свистели», что общаться можно было только при помощи жестов.
Однажды, в ночную смену, ватага грузчиков сидела у печи в ожидании «свежевыпеченных» кирпичей. Анекдоты травили, ели ночные обеды, дремали.
 Вот в это самое время кто-то заметил, что один из грузчиков места себе не находит, все ищет себе уголок поукромней, а потом и вовсе скрылся за ящиками со стружкой. Оно и понятно - диарея, она  - вещь неуправляемая! Тут уж ищи себе тихое местечко и отдавайся во власть «стихии» Так и сделал наш грузчик - нашел себе укромное место среди ящиков и справлял нужду в стружку. А его напарник, пользуясь тем, что за сипением газовых горелок, почти ничего не слышно, тихо подкрался сзади с совковой лопатой и эту самую лопату незаметно подсунул под зад первого так, что весь «груз» остался на лопате. Когда «процесс» подходил к концу, он эту лопату с «добром» так же незаметно убрал, лопату с «грузом» спрятал, а сам тихо вернулся на место.
Наш грузчик, довольный завершением  «процесса», с явным облегчением встал и уже совсем собрался идти к товарищам, как вдруг заметил, что «результата» его деятельности что-то не видно на том месте, где он только что сидел.
Как так? Куда же «оно» все делось?
Ведь и «процесс» проходил нормально, да и  «результатов», по его прикидкам, должно быть не менее 2-х килограммов - уж он постарался на славу
Батюшки, что же это? Ведь не само же «оно» ушло куда-то?
Парень «чокнулся». Он руками переворошил всю стружку вокруг, поднимал тяжеленные ящики, дошло до того, что он начал обнюхивать цементные плиты. Все тщетно!
.Словом, парень был выбит из трудового процесса надолго и был не в состоянии заниматься своими прямыми обязанностями - грузить кирпич. Вместо этого он почти всю смену ворошил стружку, двигал ящики и, время от время спускал штаны и тщательно обнюхивал их. Вот такая история.

                20

 Сам я стал жертвой заводских «хохм» в самом начале своей рабочей карьеры.
По приходе в энергоцех, куда я был оформлен учеником слесаря КИП, я получил на заводском складе обмундирование КИПовца и инструменты. Больше всего мне нравились  пассатижи - новенькие, блестящие, и очень острые. Я все время подстегивал свое слесарное самолюбие тем, что постоянно «кусал» и щелкал ими, обрывая все и всяческие провода, до которых мог дотянуться. Наконец, когда я добросовестно  перекусил силовой кабель, чем остановил работу всего энергоцеха, мой мастер сказал: - « Ну, все! Хватит! Я долго терпел! Чтоб духу твоего здесь не было!!!»
Я был отправлен в бригаду по ремонту заводской лаборатории. Тамошний сварщик Женька Константинов после получаса работы вдруг скинул защитную маску и громко сказал: - «Все! Шабаш! Придется кончать работу!»
Он объяснил мне, что сваривать трубы дальше без специального инструмента - это напрасный перевод электродов.
Когда же я полюбопытствовал, какой инструмент ему нужен, он сказал, что необходимы пассатижи. Я обрадовано достал из кармана свои и спросил: - «Такие?»
Он с деловым видом со всех сторон оглядел их и сказал, что его сварочный аппарат старый и им можно попортить такой дорогой инструмент. И, чтобы не сжечь их сваркой, их надо предварительно и основательно намочить в воде.
Сказано - сделано.
Я стал к раковине, пустил струю воды и стал мочить свои злосчастные пассатижи. 10 минут мочу. 20 минут мочу. Уже час стою у раковины и мочу пассатижи, а Женька все не доволен результатом. Мимо ходят симпатичные лаборантки и прыскают в кулак, а я, оболтус, все никак не могу сообразить, что меня попросту разыграли и что это - очередная заводская «хохма»
Наконец, Женька сжалился надо мной и сказал: - «Ну, хватит! Спрячь свои пассатижи и никому не рассказывай, как ты их мочил. Мы тебя просто разыграли!»
Моей обиде и ярости на моих новых друзей не было конца. Единственным утешением послужил рассказ моего друга Саньки Попова про то, как в это самое время он ходил по территории завода в поисках «земли», которая неожиданно пропала у их бригадного сварщика, и на поиски которой он был послан. Это была старая шутка многих поколений заводских электриков. «Ага, - подумал я тогда - выходит, я не один такой баран» Но это было слабым утешением.
Вот так, каждый год в сентябре бродят по заводу невежественные олухи - кто, в поисках какой-то непонятной земли, у того - «искра» пропала и надо сходить в соседний цех за новой, а этот, обалдуй  - пассатижи мочит.
 Что поделаешь - традиция.
 Мы, молодые слесаря, расположились поудобней и самозабвенно слушали россказни нашего более старшего товарища - Коли  - «Джона»   Он был на 7 лет старше нас. Кто и как придумал для него эту кличку, он уже и сам не помнил,  но то, что он был для нас, как это сейчас говорят,   «в авторитете» - это, несомненно!

                21

Так вот, пока наш наставник  Вова  - «Кислый» ходил на склад за новой бухтой провода, мы кайфовали, слушая Колю.
«…ну вот, он дурак, под это дело и подписался! А задание было такое - надо было над его заводским мотоциклом надстроить будку, обшить её кумачом и лозунгами. И вот на этом сооружении он должен был протарахтеть в праздничный день мимо трибуны с партийным и районным руководством. И не просто проехаться, а по ходу движения выпустить в люк на верху своей колымаги, целую стаю заранее заготовленных «голубей мира»
Ну, этот недоумок сделал все, как ему велели - наловил в 4-ом цехе штук десять голубей (эта стая «дикарей» должна была изображать «голубей мира»), соорудил будку, расцветил её партийными лозунгами - и все. Все было готово к демонстрации.
В день 1-го мая  с утра он все еще раз проверил, смазал машинным маслом петли верхнего люка, чтоб не скрипели, клетку с голубями бросил в зад своей колымаги. И поехал!
Да одно-то и не учел - бросить-то он ее, бросил, да над самой выхлопной трубой. Словом, пока он ехал на своей таратайке к заводской колонне, все его пернатые, надышавшись выхлопами, попросту угорели. И, когда пришло время выпускать «голубок мира», они к тому времени уже не шевелились. Он и уговаривал их, и тряс клетку, и делал им искусственное дыхание - ничего не помогало! Голуби никак не реагировали. Тогда, в порыве отчаяния, он стал выбрасывать их по одному через люк, надеясь, что в полете, они надышаться кислородом, расправят крылья и полетят, назло всем врагам прогрессивного человечества.
Ты представляешь зрелище, как это все смотрелось с партийной трибуны?
Едет колымага, расписанная в духе плохой цирковой кибитки, а из ее верха на асфальт с завидным постоянством вылетают трупики голубей и шмякаются прямо под ноги демонстрантов.
За все эти цирковые проделки нашему районному руководству  областные губошлепы такой «ниппель вставили» - что мало не покажется! А, уж оно, в свою очередь, на нашем Ванюшке отыгралось - будь спок!!»
- А ну, кончай перекур! - раздался над нами властный голос. Володя «Кислый» припер новую бухту провода, перерыв кончился.  «Кислый» - это не фамилия, а кличка, которой его наградила заводская молва за то, что у него всегда было такое выражение лица, будто он только что проглотил литр уксуса.
- Ладно, потом дорасскажу - сказал Колька-«Джон», и мы приступили к работе.
Он был буквально «нашпигован» любопытными историями и умел классно, в лицах,  рассказывать их нам, молодым слесаришкам.
- А вот еще одна история, слушайте! - через несколько дней рассказывал нам Коля - Вы все знаете Антоныча, зав. цеховым складом. С утра к нему выстраивается длинная очередь - кто за проводом, кто за соляркой, кто за болтами. А, поскольку Антоныч от природы жаден и прижимист, то редко кто получал у него  что-то с первого захода. С утра он выходил из своего закутка и шел сквозь строй просителей, размахивая пальцем, как бы отгоняя надоедливых мух и, как бы, стегая их фразой «…на фиг!», «…на фиг!», «…на фиг!» 

                22

 А, поскольку, искомое у нашего Антоныча можно было легко изыскать, если поднести ему 200 граммов, то к концу рабочего дня он так набирался этих  «200 граммов», что уже не в состоянии был выговорить свое сакраментальное «…на фиг!» И, поэтому, что бы не утруждать себя, он размахивал пальцем и, вместо всегдашнего «…на фиг!», он просто свистел - «…фюйть!», «…фюйть!» Так и закрепилась за ним кликуха - «Свистун!»

Назавтра нам предстояло «тянуть стальку»
«Тянуть стальку» - на языке КИПовских монтажников означало: - пропихивание сталистой проволоки в трубы, чтоб в последствии протягивать через них провода.
Занятие это очень нужное, но скучное - весь день крутить-вертеть в трубе проволокой. Пока мы, отупело, проворачивали «стальку», мимо нас с гордым видом «проплывала» красавица Надя, лаборантка из 6-го цеха.
Надутые груди выпирали из кофточки, под юбкой сзади, в такт ее шагам, что-то соблазнительно двигалось. Длинные ноги в чулках при ходьбе терлись одна о другую, производя легкий шипящий звук, от которого, признаться, в наших рядах происходило легкое возбуждение и смятение.
- Вытри слюни! И пойди, умойся - перевозбудился очень! - сказал Коля-«Джон», исподлобья следивший за моей реакцией.
- Так ведь красиво! - только выдохнул я. Мне, почему-то, стало неловко, от того, что моя реакция была замечена окружающими.
- На то и рассчитано, чтоб у тебя от ее, якобы, невзначай расстегнутой на блузке верхней пуговички, в зобу дыхание сперло, а глаза на лоб вылезли - от восторга! Одним словом - «агитпункт ходячий!»
 - Как это - «агитпункт?» - ошарашено спросил я.
- А  так это! Она всем своим внешним видом кричит - «Вот она -  я! Я уже созрела!»
И находятся дураки, которые клюют на это, как караси!
 - Коля, я тебя не понимаю - ты что, в принципе, против баб?
- Ну, почему? Я даже сдуру женился на одной вот такой. Такой же был, как и ты - зелененький, как «троячок». Ну, думаю, счастье с неба упало! Она мне потом показала - какое это счастье. До сих пор икается!
- Как!!? Ты был женат?? - удивился я.
- Почему - был? Я и сейчас женат! А, ты - хватит болтать! Аккуратней со сталькой, глаза мне повыколешь!! Лучше послушай одну историю, потом тебе многое станет понятно, а то ты что-то много вопросов задаешь сегодня.
Жила семейная пара - начал свой рассказ Колька - Жили по-разному, всяко между ними было. И ссорились иногда, и расставались на время, но потом все входило в привычное русло, он ей - «…дю-дю-дю!» Она ему - «…дю-дю-дю!» Одним словом - голуби!!
И вот эти «голуби» дожили вместе до 50-ти лет. И вдруг он опасно заболел, смертельно. И лечили его в разных клиниках, и к бабкам возили, заговаривали - ничего не помогало! Словом, через полгода, бедный, отдал концы!
- «Лапти сплел», значит! - невпопад ляпнул вдруг сидевший рядом Игорь Пономарев, мой друг по жизни и коллега по энергоцеху. Оказывается, он все это время внимательно слушал Кольку.


                23

- Ну да! «Ласты склеил» - как говорят у нас, - продолжал Коля - Так вот. Хоронили его всей организацией, где он работал. Там день похорон объявили нерабочим днем, райком оркестр организовал, военкомат салют устроил, цветы, знамена  - словом, нас с тобой так хоронить не будут! Вдова была неутешна! Все срывала черный платок с головы, рвала на себе волосы. « Ах, на кого ты меня покинул!» да « Как же я теперь одна!?» Словом, завтра под поезд бросится!
Но… прошел день после похорон. Потом неделя, вторая. Страсти улеглись. А на третью неделю приходит эта самая «неутешная вдова» в ЖКО и нанимает бригаду землероев - копачей. А в этой бригаде - мой бывший одноклассник, Витька Поляков, работает, он мне потом  все и рассказал! Привела она этих копачей на кладбище. Зачем?? А у покойного, надо заметить, во рту два «моста» золотых было, протезы, стало быть!
Так вот, привела она  их на кладбище, велела могилу мужа по -  новой откопать. Говорит, «…чем воры его побеспокоят, лучше я сама эти два «моста» заберу», чего добру пропадать?» Сама она побоялась в рот к покойнику лазить, так мужикам посулила по пол литре - мол, достаньте. Делать нечего - достали. Она их в тряпочку завернула, с мужиками рассчиталась - и была такова!!
А ты говоришь - любовь! Любовь - она тоже разная бывает.
- Ну и сука же она! - резюмировал Игорь Пономарев.
- Да не сука, просто баба! Так что, ты на них заглядываться - заглядывайся, а эту историю вспоминай, так-то оно ловчей будет.

Слушая Кольку, мы корчились от смеха. Мы пытались во всем подражать своему великовозрастному другу, использовать его речевые обороты и словечки. Вот только кончил он плохо - через полгода  пьяный захлебнулся рвотной массой, как констатировали медики. Он всегда был не дурак выпить и подраться, но то, что он всегда был для нас, пацанов,  «заводила и коновод» - это факт! Мир праху твоему, Колюха!

                «ОБЛАКА ПЛЫВУТ, ОБЛАКА…»

      В окно большой обеденной комнаты видны проплывающие кучевые облака. Тихий час. Наша ясельная группа, набегавшись и наоравшись на прогулке, теперь отдыхает. Мне в окно виден перевернутый кусок синего неба, с проплывающими по нему белыми облаками. Вон облако, очертаниями похожее на лошадиную голову. А следующее за ним похоже на нашу нянечку Наталью Ивановну, когда она сердится. Наползающее за ним облако очень похоже на сказочную голову из «Руслана и Людмилы», только без бороды.
Здорово, как в калейдоскопе! Только надо немного  «включить» свою фантазию!

                24

Я лежу среди мирно сопящих малышей, на своей тряпочной раскладушке. Мои мысли медленно, как облака, сменяют одна другую
 - Интересно,  - думаю я - расскажет ли наша Раиса Васильевна моим родителям, когда они придут за мной, как я сегодня «отличился»?
Сегодня, когда наша группа одевалась и брала на улицу игрушки, Серега Овчаров вдруг взял моего резинового верблюда. У нас с ним вышел спор, потом драка, в конце которой я не нашел ничего лучшего, как впиться зубами в его руку!! Боже, какое я ощутил наслаждение в тот миг, когда прокусывал его ненавистную руку!!! Аж, до трясучки!!!
Что тут началось!
Крик и плач Сереги, беготня нянечек и воспитателей, срочно примчалась медсестра и перебинтовала визжащему Сереге его окровавленную  руку. Похоже, если все же Раиса Васильевна скажет, то жди неприятностей. Значит, долгожданная покупка трехколесного велосипеда, который я так  долго клянчил, не состоится. И все из-за этого гада, Сереги!
Я приподнял голову от подушки и посмотрел, чем занимается Серега, лежащий от меня через две раскладушки.
Тот мирно лежал и спал, а по подушке его медленно стекала слюна из его полуоткрытого рта.  Перебинтованная рука была подсунута под голову, одежда - рубашка, хлопчатобумажные чулки, лифчик с подтяжками (да, да, не смейтесь - таковы были изыски тогдашней моды!) и панамка  с шортами - висели на спинке стула.
 - У, гад!… - мстительно подумал я, еще не ведая того, что нам с Серегой в будущем предстоит стать неразлучными друзьями и одноклассниками аж до 6-го класса.
Осознавать себя, как отдельную личность, как некое субъективное «я», я стал совсем недавно, когда я впервые увидел зеркало и понял, что тот худосочный карапуз с воробьиным носом, пушком вместо волос и удивленными глазами, что зрит на меня из этой, гладкой на ощупь, рамы - это и есть Я.
Вообще, прозрение, как таковое, наступило очень недавно, когда меня, запеленованного и завернутого в одеяла, несли куда-то мои родители. Помню этот момент, как какую-то вспышку, как застывшее фото - зимняя степь, невдалеке стоящее серое здание нашего Семилукского роддома и хлыстики молодых деревьев, торчащие из-под снега.
Потом провал, черная темнота в моем мозгу, вплоть до того момента там, у зеркала, который я до сих пор отчетливо помню.
Какие яркие картины детства запали в мою память?
Прежде всего - рождение сестры Марины и моя детская ревность - «…ага, все  теперь для Маринки, а про меня забыли!…»
Помню наши с отцом еженедельные походы в баню. После помывки мы заходили в буфет, и отец всегда  брал себе кружку пива, а мне - стакан мандаринового лимонада. Господи, куда делся вкус и шипящие пузырики этого лимонада? А запах в буфете, какая-то волнительная смесь запахов тогдашних буфетов - пробочных крышек от ситро, чего-то деревянного и запаха пива - так пахнет для меня слово «детство»
Еще вспоминаю, как нас, галдящую ораву мальцов везут куда-то, в какую то неведомую «Розу» В автобусе я все время переглядывался с какой-то девочкой.

                25

 Наверное, она мне очень понравилась, хотя я еще  и не понимал, как это бывает. Во всяком случае, именно тогда в моем сознании впервые появилось такое понятие, как влюбленность.
Вероятно, в те же годы я вдруг ощутил, что я «конечен», что я когда-то умру. Осознав это, я был ужасно напуган. Толчком к этому страху послужила страшная весть, потрясшая наш маленький городок - утонул мой приятель по детскому саду, трехлетний Сашка Галкин. Кроме грусти и уныния по этому поводу, я еще испытал неясное чувство страха, долго преследовавшее меня. А вдруг и меня в будущем ждет нечто подобное? Совсем не добавляли спокойствия в мою тогдашнюю жизнь еженедельно проходившие по нашей ул. Ленина похоронные процессии, которые повергали меня в неописуемый ужас и уныние.
Впрочем, вскоре я убедил себя, что подобное со мною почему-то невозможно. И вскоре я успокоился совсем.
Сейчас, в 50 лет, когда я приезжаю по случаю в родные Семилуки, первые дни уходят на то, что я бегаю по друзьям и одноклассникам. Но, через несколько дней наступает вдруг момент, и я говорю себе: - « Стоп! Сегодня ты пойдешь совсем в другую сторону!»
И тогда я иду по местам своего детства, иду к дому по ул. Ленина, захожу в подъезд дома № 2, где мы с родителями и маленькой Маринкой тогда жили. Мы жили достаточно бедно - всегда, сколько помню, были кому-то должны N - ные суммы денег.
Но, как оказалось, именно тогда мы просто по-людски были счастливы и, увы, даже не задумывались над своим счастьем! Мы просто были молоды. Я - в самом начале жизненного пути, а мои родители - только-только подходили к 30-летнему рубежу.
Зато, как старались тогдашние СМИ убедить нас в том, что страна, где мы живем - самая процветающая и миролюбивая, что еще вот-вот, и мы вырвемся из послевоенной бедности, что правительство повсечасно думает и заботится о нас. Увы, этот пропагандистский туман для меня стал рассеиваться только к середине 60-тых годов.  А до этого я глупо верил, что, например, негры - действительно, наши братья и что они только и мечтают о том, чтоб мы их «освободили»; что наши классовые братья - всякие там чехи, поляки, болгары и пр. - очень нам, русским,  благодарны за освобождение от фашистского ига; что мои сограждане-армяне, казахи, прибалты и пр. - строят вместе с нами счастливое будущее всего человечества и, как могут, помогают нам. Известие о том, что мы «подарили» секрет ядерного оружия китайцам, а арабским братьям (братья!!! - ха-ха!) построили безвозмездно Ассуанскую ГЭС - очень меня тогда воодушевляло! Что же касается кубинцев - так мы, русские, готовы были отдать им последние штаны, лишь бы их, так   называемая, «революция», выстояла.
Боже, какими  мы были дураками!!!
Но сколько радости и гордости я испытал  за свой русский народ, когда нам объявили, что «…Советским Союзом произведен первый в мире запуск космического корабля с человеком на борту» Удивительно, но я как сейчас помню этот день - так он врезался в  память шестилетнего мальчишки!
Мы шли с дедом Иваном через базарную площадь. Дед держал меня за руку, чтоб я невзначай, не сиганул под машину. Я же - в майке, в трусах и босиком - шел рядом, вернее - пытался идти с дедушкой в ногу, но у меня это плохо получалось, т. к. дед был огромного роста мужик, его шаг равнялся 3-м моим, так что, мне постоянно приходилось чувствовать его  постоянные нетерпеливые рывки.

                26

Вдруг толпа оживилась и кинулась к столбу, на котором одиноко висел металлический репродуктор, из которого, обычно, тарахтела бравурная музыка в стиле «мы - созидатели коммунизма», на которую всем было, откровенно, наплевать.
Сейчас же сообщалось, что в ближайшие минуты ожидается правительственное сообщение. Народу вокруг динамика становилось все больше и больше. Люди гадали, что еще радостного «приготовило» им правительство, в толпе слышались предположения, что «…или наконец-то Никитку сменили», или «…война с Америкой, с германцем вот так тоже начиналось»
Вдруг по всей площади люди радостно заорали, стали подбрасывать вверх головные уборы и я понял, что случилось что-то хорошее. Дед наклонился, обнял меня за плечи и сказал: - « Мы - первые! Человека в космос запустили!»
Я, в унисон со всеми, стал орать «ура», а по дороге домой прикидывал - вдруг родители расщедрятся и на волне всеобщего воодушевления возьмут, да и купят мне давнообещаный велосипед. Вот было бы здорово!
Только через много лет я узнал, что это была очередная махровая  коммунистическая авантюра. Что, по идее, Юрий Гагарин вообще не должен был вернуться, что это был просто очередной русский «авось», только со счастливым концом.
И вообще, я только потом понял, что вся история нашей страны, начиная с 1917 года - это сплошная кровавая «красная» авантюра, начиная с гражданской войны и кончая «кровавой афганской баней»

Говоря о первых впечатлениях детства, вижу себя трехлетним карапузом, катающимся на трехколесном велосипеде вокруг памятника «вождю и учителю, другу всех детей», товарищу Сталину.
На следующий день снова катаюсь там же, но что-то зрительно изменилось, а что - не пойму. Наконец понял - за ночь исчез памятник «дедушке Сталину», его быстро и неаккуратно демонтировали, да так, что на пьедестале остались одни гипсовые сапоги. Но и они на следующий день исчезли.
Хорошо помню голодовку 62-63 г.г.,  когда мама будила меня в 5 ч. утра, давала карточки, специально сшитые мешочки под пшенную и ячневую крупы, и выпроваживала на мороз. Я должен был все это отоварить до 7-и утра, а в 8 - уже сидеть в классе. Чего я там только не наслушался, в этих очередях! Все больше - анекдоты про нынешнюю власть, про Хрущева и кукурузу.  В те годы народ  на Дону был озлоблен невероятно!
Нашу соседку по «коммуналке», тетю Машу Мацаеву, торговавшую молоком в киоске, один раз еле отбили от безумствующей толпы. Она решила «скомбинировать» и стала разбавлять молоко кипяченой водой, а кто-то увидел и бросил клич - «Бей ее!»

                27

Помню, как привели ее домой - в разорванном пальто, с синяками на оба глаза, с окровавленными губами, с взлохмаченными седыми волосами на голове, которые толпа рвала клочьями. Слава Богу, братья подоспели - отбили, чуть живую донесли до дому.
Как она потом рассказывала, разгневанная толпа сначала повалила набок ее киоск, вытряхнула ее оттуда, как горошину, а потом принялась бить ее саму.
А неделю спустя  взбунтовалось все ЛОП, т.е. весь поселок Латное. Оказывается, туда уже неделю не подвозили хлеб. Сейчас, по прошествию многих лет, я думаю, что это делалось нарочно, чтоб подвигнуть народ к актам неповиновения. Как бы то ни было, а усмирять народ отправили молодого инструктора горкома партии Алексея Ивановича Иванова - моего отца. Он мне и рассказал подробности этого бунта.
Он взошел на трибуну, долго и упорно говорил о временных трудностях, которые, якобы, скоро кончатся, надо только еще чуть-чуть подождать, напрячься, набраться терпения и ……и т.п. бредятину.
В это время из толпы рабочих выскочила молодая женщина, судя по всему - казачка, с грудным ребенком на руках и, подойдя к моему отцу, швырнула ему на руки своего ребенка. Затем, непечатными выражениями, которые я опускаю здесь, зло крикнула на весь зал: -  «На! Объясни ему! Расскажи ему про временные трудности, что завтра вы всех черной икрой и балыками закидаете, что завтра все будут сыты и довольны! Завтра!?? А он сегодня жрать просит! А у меня от бескормицы молоко в грудях пропало! Вот и корми его…!»
Отец молча постоял, потом так же молча вернул ей ребенка, сел в машину, приехал в райком и тут же написал заявление об уходе. Так, во всяком случае, он мне рассказал эту историю, о своей несостоявшейся партийной карьере.
Именно в те годы, в 9-10 лет, я вдруг начал понимать, что такое «родная кровь», что есть люди, которые любят меня просто так, любят - и все тут, и что я ответственен за эту их любовь.
    Мы с маленькой сестренкой сидели дома. Вдруг из окна я увидел, что в двери книжного магазина  на площади входит мой брат Женя. А мне срочно надо было о чем-то предупредить его. Не задумываясь, я, в чем был - в брюках и рубашке, выбежал из квартиры и понесся по заснеженной улице в сторону магазина. Уже идя обратно, я увидел, что навстречу мне, босиком по снегу, в одних трусиках и в распашоночке, бежит маленький комочек, моя сестренка, которая всегда боялась оставаться одна в доме и искала защиты от своих страхов у меня, оболтуса, который ее так безрассудно бросил одну. Она прижалась ко мне, рыдая, всем своим озябшим тельцем, я взял ее на руки, обнял и понес домой.
Кажется,  впервые в жизни я плакал не от боли и обиды, а просто так…
А вот еще одна история про меня, еще  ясельного возраста.
Я этого сам помнить не могу, но, по словам моих родителей, я был однажды потерян ими.
Дело было зимой.
Меня, полугодовалого, везли на санках из дома бабушки на нашу квартиру. Увлеченные спором или очередным выяснением отношений, мои родители и не заметили, как я перевалился через край и выпал из санок. Так я и остался лежать на дороге, на проезжей части. А в это время по дороге ехал автобус, вез рабочих на вечернюю смену.  Хорошо - водитель смотрел на дорогу, бдительный попался, вовремя остановился и подобрал сверток, в котором находился я. А то бы - не писать мне этих строк. Повезло!!!