Отец ушёл

               http://www.proza.ru/2009/12/28/1232 
               
       Когда мы в начале сентября 46-го переехали в город из Лисьего Носа, к нам часто стала приезжать Валентина, дочь Бабушкиной сестры тёти Сусы. Вдвоём с мамой они - а иногда третьей с ними бывала ещё и тётя Нина - часто проводили время в Таврическом саду. Мама повеселела и уверенно пообещала, что отец на днях придёт и будет жить по-прежнему с нами. И, действительно, в назначенный день отец, как всегда, весёлый и энергичный, принёс на Кирочную чемодан с вещами. Но… 

        Но к этому времени маме стало известно, что летом в Ленинград приезжала та женщина - та, которая была с ним на фронте. На день или два она останавливалась у тёти Наташи, и отец один раз встречался  с нею.
        На этот раз я присутствовал при разговоре - он становился всё громче и резче, из попытки отца вернуться к нам ничего опять не вышло, переезд не состоялся. И это был уже окончательный разрыв в его отношений с мамой! До этого времени у нас ещё оставались любимые его книги и кое-какие вещиа. На этот раз вместе с чемоданом он унёс с собой «На Западном фронте без перемен» Ремарка и «Испанский дневник» Кольцова - обе в издании довоенной «роман-газеты». Книжки частично были прочитаны мной ещё до войны, не вполне поняты (особенно «На Западном фронте…») и перечитаны сразу же после (тогда я ещё не знал, что Кольцов давно расстрелян, а книги его повсюду изъяты). Унёс отец также чудесный очерк Геннадия Фиша о вредной хлебной черепашке и благородном теленомусе (это кто-то вроде крылатого муравья) со смешными иллюстрациями. И сборники стихов Асеева иСемёна Кирсанова. Я многие из кирсановских стихов я запомнил и потом долго читал наизусть ребятам в классе кирсановскую абракадабру:
                Кубы хижин, куб – бугай,
                сто-гов кубы…
                Скот уходит на луга
                же-вать губы.
                Ребятишек ровен сон
                ку-ку-рузой:
                к ним приходит Робинзон-
                зон-зон Крузо!
                К ним приходит Робин Гуд
                (сон не тайна),
                к ним приходит стук и гуд,
                гуд ком-байна…

       Унёс он и ту запаянную, похожую на консервную, банку, простоявшую всю Блокаду вместе с каслинской шкатулкой и бюстиком Ленина в лоджии буфета, но я тогда на это не обратил внимания. В шкатулке хранилась миниатюрная английская Библия в металлическом футляре, оставшаяся от того английского капитана, который так повлиял на воспитание отца и чьим именем он назвал меня (недавно через много лет эта Библия снова оказалась в моих руках)…

       С той поры мамой, похоже, стало двигать не стремление воссоздать семью и сделать всем лучше - в том числе и мне, -  а какое-то другое, мстительное желание.
       Недавно я случайно нашёл её записку к отцу с упреками в отношении денег, с вычислениями того, сколько он задолжал "на моё воспитание" и намёком на то, что она официально потребует с него алименты (отец не хотел, чтобы алименты были официально оформлены).
       Мне очень хотелось встречаться с отцом как можно чаще, а мама стала препятствовать этим встречам, даже поездкам к тёте Наташе, походам к тёте Шуме... Иногда случалось  мне встретить отца по пути в школу – он ждал меня на улице, чтобы не заходить к нам. Всё это было тяжело и неприятно, но я терпел, не хотел обижать маму. Может быть, просто мне не хватало твёрдости характера?

      А меня по-прежнему тянуло бывать у обеих тёток. ТётиНаташин Витька ещё не был школьником, но несмотря на это он уже знал, что такое футбол. Мне запомнилось, как однажды мы с Геркой ходили на набережную Фонтанки за ним в детский садик. Я нёс Витьку к ним домой на руках, а он, захлёбываясь, рассказывал мне: «…а Ветлуга, Ветлуга как вдалит, как вдалит! и - в гол! и – в гол!» Речь шла о кинофильме «Запасной игрок», только что вышедшем на экраны; главного героя по фамилии Ветлугин в нём играл никому тогда ещё не известный Вицын...

        За осень и зиму мы с отцом несколько раз побывали в опере - он почему-то не любил ни драму, ни балет. Помню оперы «Галька» и «Золотой петушок», а в «Золотом петушке» - испанский танец. А потом, наконец-то, я побывал и на «Евгении Онегине».
        Я помнил, как Бабушка рассказывала о том, кто там кого любил и ревновал, но был слегка разочарован: я ожидал каких-то африканских страстей, их не обнаружил. Но, опера мне очень понравилась. Отец сказал, что никогда не любил её последнее действие, и мне послышалась какая-то аналогия возможным его отношениям с мамой. Или невозможным?

       Ещё с сентября, с самого начала 6-го класса моей мечтой было писать автоматическим пером, «вечной» ручкой, «вечкой». У некоторых ребят были родительские, ещё довоенные «вечки», кое-у-кого они назывались «паркер». В магазинных же, в витринах - особенно в «Пассаже» - повсюду лежали немецкие ручки, привезённые в счёт репараций - в стальном воронёном или в алюминиевом корпусе, -  но стоили они (по маминому выражению и доходам) "бешеные" деньги: целых десять рублей! После моих долгих стонов мама всё-таки купила мне «вечную» ручку, но пластмассовую, сделанную «у нас» и соответствующего качества - рубля за три. Но, всё равно, я был очень доволен: у большинства и такого предмета роскоши не было! Писали обычными деревянными «киров-кутшо» или теми же "вставочками", да и вообще «вечные» ручки учителями не поощрялись.

       А во время одной из редких встреч отец купил мне в «Пассаже», совсем как взрослому, две рубашки с пристёгивающимися сменными воротничками и манжетами, дюжину носовых платков и настоящие мужские подвязки! Я сразу почувствовал себя значительно увереннее в жизни: теперь не надо было надевать ненавистные чулки и пояс-лифчик, как у девчонок, и - как всякий мужчина! - я теперь не чулки пристёгивал к девчачьему лифчику, а носки к подвязкам на голенях!

       Кто являлся зачинщиком шахматных увлечений, не помню, видимо Олег Комин или Мишка Тёмкин. Во всяком случае, я оказался вместе с ними и Витькой Цветовым в шахматном клубе Дома пионеров на Мойке 24. Теоретические занятия вёл мастер Батуев, по слухам, довоенный чемпион Ленинграда; я быстро выполнил четвёртую, а потом и третью категорию. В этом клубе пользовались неограниченным авторитетом Борис Спасский и Виктор Корчной (этот учился в нашей же 203-ей школе, опережая нас на два года). Об их уникальных способностях ходили легенды, оба были кумирами для всех, но больше нас увлекло другое.

       Газеты и радио трубили о подготовке к матч-турниру на звание чемпиона мира по шахматам 1947 года, и мы решили провести "параллельный" матч по тому же регламенту. Тёмкин должен был исполнять роль Ботвинника, Олег Комин – Смыслова, Цветов – Макса Эйве, я – Пауля Кереса, а недавно пришедший в наш класс Сеня Пинковский – американца Решевского.
        Сеня обладал уникальным тонким чувством юмора; когда он о чём-либо рассказывал, вокруг все просто покатывались со смеху! И ещё он утверждал, что пишет стихи. Образец его стихотворчества:
                Ночь лунявая-лунявая,
                в небе звёзды понатырканы,
                море синее-синявое,
                в синем море рыбы фыркают.
                Я перо своё корявое
                в эту ночь в чернила тыркаю,
                в голове моей дырявоей
                мысли носятся (дальше не помню)...

        Играли - как и настоящие гроссмейстеры! - "на публике": после уроков по пять партий друг с другом в классе или иногда у кого-нибудь дома. По окончании настоящего матч-турнира участники "настоящего" расположились так: чемпион мира Ботвинник, далее – Смыслов, Керес, Решевский, Эйве. В нашем же, "параллельном" матче, итоги были несколько иными:  Смыслов, Ботвинник, Керес, Эйве и всё замыкал Решевский, Сеня. Тем не менее, все участники - а также и зрители - были довольны!

        А потом состоялась широко разрекламированная в печати и по радио встреча студентов Ленинграда с новым чемпионом мира по шахматам Семёном Ботвинником в Актовом зале Политехнического института. Было широко оповещено, что Ботвинник – выпускник Политеха. Зал был набит битком; мы с отцом сидели где-то в середине зала. На чемпиона надели большущий лавровый венок, но какие слова произносились при этом, категорически не помню. Кроме меня никто из участников нашего "параллельного" матч-турнира на встречу не попал...

                http://www.proza.ru/2017/05/31/2285