К мерцающим звёздам

     Холодно. Я стою в тёмной комнате с ещё более тёмными провалами задрапированных окон, лопатками, затылком и кончиками ушей ощущая леденящую темноту за спиной. Эта темнота кажется обитаемой. Ужас сначала парализует, заставляя задерживать дыхание, а потом толкает вперёд, к двери, в существовании которой я почему-то уверена. Я толкаю её тяжёлую, резную твердь, и она неожиданно легко поддаётся. В дверной проём устремляется поток тёплого света и какие-то невнятные звуки. Я торопливо делаю шаг вперёд и застываю на пороге, оглушённая красотой и теплом уютной комнаты, стены которой затянуты кремовым штофом, а высокий потолок украшен позолоченной лепниной. Изящная мебель, картины в массивных рамах и сияющие десятками горящих свечей бронзовые канделябры. В углу - огромная печь, облицованная причудливыми изразцами, один взгляд на которую заставляет меня приблизиться и прижаться к ней всем телом, жадно впитывая это животворящее тепло. Я нахожу в себе силы оторваться и опускаюсь в стоящее рядом с печью кресло. От тепла, света и тишины меня клонит в сон в этой незнакомой комнате. Нет тревоги, нет страха: мне хорошо и спокойно. Руки безвольно лежат на коленях. Я смотрю на них и начинаю улыбаться своим нежным рукам с жемчужно – розовой кожей и перламутровыми ногтями. Я опускаю лицо в ладони и ощущаю их шелковистую мягкость… Моё лицо!!! Резко поднявшись, я озираюсь в поисках зеркала и, не обнаружив его, бегу к очередной двери, распахиваю её и оказываюсь в  огромном зале. Вместо стен – высокие окна, чередующиеся с зеркалами, мерцающими в обрамлении сотен горящих свечей.  Я бросаюсь к ближайшему зеркальному проёму и замираю перед ним: из сумеречного зазеркалья мне улыбается невероятно красивая девушка с нежным овалом лица, ясными счастливыми глазами  и  чудесной улыбкой. Она стоит, чуть наклонив голову и удивлённо приподняв правую бровь. В тёмных, изысканно  уложенных волосах, мерцает диадема, а точёную шею украшает источающее радужный блеск бриллиантовое ожерелье. Платье цвета слоновой кости  обнажает точёные плечи, утопающие в кружевной пене. Вдруг девушка отрывает от меня свой взгляд, наклоняя голову вниз, и я вижу пышный подол своего платья, из-под которого выглядывает носок атласной туфли. «Это я» - прозвучало где-то в глубине сознания, и параллельно с этим неизвестно откуда сама собой возникла мысль о глубине кроличьей норы. Отрешённо, с некоторой опаской я прикасаюсь к своим волосам, скольжу пальцами по изгибам шеи и плеча, осторожно ощупываю упругие изломы бальной тафты. Я расправляю плечи, приподнимаю подбородок, и меня затопляет такое знакомое и такое забытое ощущение счастья, что на глазах появляются слёзы, а в горле – ком. Не слыша своих шагов, я начинаю кружиться под возникшие откуда-то звуки вальса, и каждое моё движение многократно повторяется, отражаясь в зеркалах и тёмных окнах. Большой зал Екатерининского дворца – вот где я нахожусь! Я поднимаю голову и на меня сверху, с расписного потолка, отчуждённо смотрят застывшие в своей гордыне  полубоги, пухлые крылатые амуры и простые смертные, чудом допущенные в эти заоблачные выси. Вальс! Музыка звучит всё громче, и я устремляюсь на её зов, распахиваю зеркальную дверь, и на меня обрушивается … новогодний бал! Этот зал очень похож на предыдущий, но в нём чуть меньше зеркал, а в центре стоит огромная новогодняя ель, украшенная сверкающими шарами, жемчужными гирляндами, кольцами серпантина и тысячами жёлтых огоньков горящих свечей. Гремит оркестр, воздух напоён запахом смолы и тончайшими ароматами женских духов. Я ощущаю присутствие множества людей, слышу радостный гул их голосов, чувствую касание их одежд, но никого не вижу. Я подхожу к ёлке: у её подножия в красивых ярких коробках, перехваченных разноцветными атласными лентами, притаились чьи – то подарки, а верхушку венчает сияющая рождественская звезда. Весь зал словно осыпан золотой пудрой. Такую красоту я видела лишь на старинных открытках, хранящихся в бабушкином комоде. В детстве я могла часами рассматривать эти яркие картинки, пропитанные экстрактом новогоднего чуда: счастливые лица, горящие камины, еловые ветки, заиндевевшие окна уютных домов, сверкающий снег, несущий радость румяной детворе... Снег...Снег и  холод... меня начало знобить, а ещё я почувствовала голод – сосущий, острый голод и заплакала. Мгновенно обессилев, я сжалась в комок, села на корточки и спрятала голову между колен, продолжая сотрясаться от рыданий. И вдруг на моё плечо легла чья-то тёплая ладонь. Я подняла голову и сквозь пелену слёз увидела юношу. Он улыбался и что-то говорил, но вместо слов я слышала музыку. Всё ещё всхлипывая,  я поднялась ему навстречу. У него были глаза цвета зимнего ленинградского неба. В его зрачках я видела себя и хотела раствориться в них, оставив за пушистыми ресницами всю эту нестерпимую боль потерь и ненавистные страдания. Он звал меня куда-то, и я безропотно повиновалась. Мы вышли из зала через боковую дверь, и попали в маленькую красную комнату, на стенах которой играли отсветы языков пламени. В кресле у горящего камина кто-то сидел, и хотя я почти ничего не видела, попав из ярко освещённого помещения в полумрак, но уверенно окликнула:
    -Мамочка!!! – не дожидаясь ответа, я бросилась к её ногам, обхватила их и стала целовать, плача от радости, жалуясь и умоляя не бросать меня больше одну. Когда нежные мамины руки прикоснулись к моим волосам, я внезапно успокоилась и подняла лицо. Моя мама смотрела на меня и улыбалась. Какой же красивой  и умиротворённой она была! Я уткнулась мокрым от слёз лицом в её колени и застыла, привыкая к этому безграничному счастью. Но что–то всё ещё беспокоило меня, и мама, наклонившись к самому моему уху, прошептала: «Иди, доченька!». Я выглянула из-за кресла и увидела улыбающегося незнакомца. Он терпеливо ждал меня. Я направилась к нему, оглядываясь на кресло у камина.
    -Лиза,- тихо сказал он, и в этот момент с ним произошла какая-то метаморфоза, позволившая мне его узнать. Это был Миша из дома напротив. Мы учились в одном классе, а потом я провожала его на вокзале и видела, как он осунувшийся, в серой солдатской шинели, что-то кричал мне, прорвавшись к окну переполненного вагона. Наверное, мы были влюблены друг в друга, но не осмелились или не успели понять это. И сейчас, в эту новогоднюю ночь, когда всё стало возможным, я взяла его за руку и беззаботно опустила внезапно отяжелевшие веки, отдавшись своим желаниям.
     Я открыла глаза в зимнем парке. Заснеженные аллеи, темнеющие силуэты деревьев, беззащитные в своей обнажённости мраморные статуи и снег. Я подняла лицо и подставила его лунному свету, смешанному со снежинками, которые кружили в воздухе, словно бесчисленная стая мерцающих мотыльков. Нас окружало совершенство зимней ночи: чёрный бархат небесного купола, оттенённый  алмазным  сиянием холодных звёзд, девственная белизна земных покровов и абсолютная тишина. Я задрожала – нет, не от холода, - от волнующего предчувствия чего-то очень важного.
    -Я люблю тебя! Я всегда тебя любил... с самого детства, – звучащие слова смешивались с неровным дыханием. Прямо перед собой  я видела распахнутые Мишины глаза с дрожащими ресницами, в которых застыли  слёзы. Он ждал мой ответ с таким волнением, словно от этого зависела его жизнь.
    - Больше всего на свете я боялась не дождаться этих слов! Я тоже люблю тебя! Как же может быть иначе?!
     И он поцеловал меня. Впервые в жизни мягкие мужские губы прижались к моим губам. Необыкновенное тепло разлилось по телу, всё закружилось в снежном вихре, я утратила свой вес и неведомая сила понесла меня, словно снежинку, куда-то вверх, к мерцающим звёздам... От острого ощущения переполняющего меня счастья сердце словно оборвалось, гулко ударило в грудь и остановилось...
    -Ну, вот и всё, - почему-то подумала я и улыбнулась.
     Наступило хмурое ленинградское  утро 1 января 1943 года. В холодную пустую комнату вошла, шаркая ногами, закутанная в шерстяной плед, старушка. Она подошла к кровати и наклонилась, щуря подслеповатые глаза. Из-под одеял свешивалась невероятно бледная и почти прозрачная девичья рука. Старушка откинула одеяло, подбородок её сморщился и затрясся, а из глаз полились слёзы:
    -Лизанька! Царство небесное...отмучилась, бедная... светлая душа была: так и ушла с улыбкой...Царство небесное... всего на два дня мать пережила... саночки нужны, чтобы обеих разом на погост свезти: дважды не осилю...Царство небесное...
     До прорыва блокадного кольца оставалось чуть больше двух недель...