215

Рисунок 97г: Домик

***


Устав, преспокойно залазил в яму соответствующей глубины - чтобы достичь расслабления и думать, спать, писать... Обычно же стараются «держаться» - чем только мучают себя. Когда отдых - благо, надо им  пользоваться. Благом же он является только для потрудившихся - причем, тоже ко благу...

***


Есть люди которые очень удачно по схеме живут. Образцовые рабы - таким можно памятники ставить наравне с памятниками господину П. Не знай, зачем живут, и какой интерес находят в иллюстрировании схемы, но получается очень удачно, не спорю. «Съехал в яму образцово: быстро, аккуратно, точно».

__

Этот Ан. и рисует как Р.П. и говорит тихим голосом как тот, и ко мне липнет аналогичным образом. А Р.П. на непонимание и одиночество мог бы так же пожаловаться…

Тоска. Не вырвешь никого из тесных пьяных рядов, что шатаясь, бредут в никуда.  …Жалеет пустыню умирающий от жажды. Только это пустыня, в которой под ногами не песок, а линолеум. «Есть кто живой?» – «Есть» – миллионы блестящих глаз, но все производят почему-то один только линолеум, катит он широким рулоном, потоком, рекой…

Т.е. я тоскую не по реальной А2, а по той, которая мне нужна. Как-то она всё же не тянет; сил мало, а заурядности много. Просто не тянет.

Эти тексты уже сами тают во рту, съешь, хочешь не хочешь, оглянуться не успеешь, а те ещё надо было разжевывать, косточки, кожурки и палочки выплевывать, и с усилием заглатывать.

Всё, мечтаю теперь, что мои тексты её поразят (а в ответ услышу лягушачье: «мне это не близко». Или на манер Б.: «мы с тобой под прямым углом друг к другу живем, только в двух местах задело». Что верно, то верно: я человек скептический, но живу вертикально, а он человек романтический, но живет горизонтально, как язычник, т.е. животное)

«Волчонок – герой, волчонок с улыбкой странно незлой…»

 Хорошо, всё-таки, что погода испортилась – пусть тоскует, а не радуется. И пусть читает, а не гуляет.

В новых писаниях жизнь, а в прошлогодних её ещё не было. То писал и рисовал человек абстрактный, ещё мертвый, ещё только взрывающийся для того, чтобы жить.

Мой путь таков: в писаниях литературность стараюсь свести до нуля, а в жизни творческое, художественное, «дерзкое» начало повысить до максимума – так встречаются, соединяются писание и жизнь, между ними нет разрыва…

И даже в этот последний раз самый первый взгляд её на меня был приветливым. Невзлюбила же она мои «приставания». И, помню, в последнее наше свидание у нее были попытки облегчить  душу: «все меня учат жить», «тяжело», «кавардак». …Правильно, что я был деликатен, но неправильно, что я был невнимателен.

Пою «давай пожмем друг другу руки и в дальний путь на долгие года». Есть в ней что-то совсем родное…

«Это не философия, А2 – просто я хочу жить своим умом: всякий у кого нет своей философии живет чужим умом и пользуется чужой философией...»

Уверил себя, что А2 поразят мои «Выдержки…» и третий день хожу окрыленный; выучил их  чуть ли не наизусть, читая  мысленно рядом с нею – не без восхищения самим собой.

Да, надежд рухнуло до смешного много – конечно, и за этой мое второе «я» наблюдает с насмешливым лицом.

П. запил, да ещё, кажется, и в карты проигрался – а должен был нам достать стекло. Долг его нам вырос уже до 170 тысяч. Я же говорил, что языческие бодрячества иллюзорны.

Меня пугает «я тебе доверилась» - всякие обязательства для меня невыносимы.

Если бы А2 меня любила, то ей бы нравилось; если не любит, то не понравится; если не понимает меня, то скажет «непонятно»…