Непобедимый

Юк был выше меня раза в полтора и на год старше. Но был он худой, сутулый – вообще доходной.   Так что боялся я его не очень. Просто не хотелось бить первым.  Да и куда бить-то?  До морды не особенно дотянешься. Значит надо было врезать ему в брюхо, чтоб он согнулся. Но у него и руки длинные – можно в ухо схлопотать.  Лучше дождаться, пока он замахнётся и поднырнуть по руку.
 Можно было не драться совсем – свидетелей не было, но ужасно не хотелось отдавать афишу.  Киномеханик Федя писал афиши сам, на кальке, и расклеивал у клуба, у сельсовета и у хлебного.  У хлебного афишу легче всего было стырить – вечером, когда магазин не работает.  Афиши были идеальным материалом для воздушных змеев.  И размер подходящий, примерно метр на шестьдесят.  Главное – стандартный. Можно было просто сменить бумагу на старой рамке, если она цела.  И сразу имя у змея есть.   Хо, имя значило много! Вот у Саньки был «Король джунглей» - мечта, а не змей. И у меня был «Удар в спину», тоже зыкинский.  Но порвался.  А нынешний мой «Семь невест ефрейтора Збруева» - позорище, его только в одиночку и запускать.  Так что, увидевши у сельсовета «Непобедимый», я аж тихонько завыл от вожделения. Пришёл к хлебному за полчаса до закрытия и стал ждать, когда никого не будет на улице.  Магазин закрылся, продавщица ушла, но тут по улице пошёл какой-то пьяный дяхон. Шёл он медленно, с трудом держа равновесие.  Пьяный – он мог и не обратить внимания на то, как я снимаю афишу. А мог, наоборот, разораться. Лучше не рисковать.  Но тут мне по-маленькому захотелось.  А до ближайших кустиков было довольно далеко. Когда вернулся, то дяхона уже не было, а у афиши стоял Юк и ножиком отдирал приклеенный уголок.
У Юка  и так был неплохой змей, «Не ставьте лешему капканы».  Да и я первый пришёл.  И расставаться с «Непобедимым» не собирался.
 Пообзывавши друг друга, как полагается , мы затормозили: тут либо драться либо сказать «Подавись, падла!» и уйти.  У Юка был ножик в руках, но это меня как раз не пугало – придурок-то он придурок, но ножами мы не дрались, даже не грозились.  Юк явно ссал первым начинать.  Сопел и утирал со лба пот кулаком, в котором был зажат ножик.  Тянуть дальше было неприлично. Я выдохнул и сделал обманный финт левой. Как будто собираюсь бить в живот.  Но слишком медленно – Юк захватил моё запястье своей левой.  Я равнул руку, готовясь правой влепить ему в нос. Но тут этот урод ощерился по-крысиному и резанул меня по руке ножиком. Между большим и указательным пальцами. 
 - С-с-сука-а-а!!! -  я поймал его руку с ножом и врезал ему ногой в пах. Он согнулся, выпустив меня, а я стал остервенело метелить его руками и ногами, пока не запыхался – он даже не сопротивлялся. Порез не болел – только жгло и текло по пальцам горячее. От ярости я даже зарычал.
- Сука! Гад! Урррою!  - увидел здоровенный камень у обочины и рванулся за ним.  Но стоило мне отпустить  Юка, как он вскочил и побежал. Догонять его сил не было – дыхалка у меня была слабая.  Я наслюнил подорожник, отёр о майку, ещё послюнил и прилепил на ранку.   Но кровь всё равно капала - на змее потом были видны коричневые кляксы.  Летал «Непобедимый» не особенно хорошо – я его и запускал потом с каким-то остервенением : дёргал нитку и матерился.   А Юка мы в компанию не принимали до сентября.   
В сентябре он попал к  нам в седьмой – его, оказывается, оставили на второй год. Жил Юк с матерью и тремя младшими сёстрами, батя его допился до белки и повесился. Так что Юк считался «неблагополучным», таким  форму и портфель покупала школа. 
Чего мы тогда к Юку прицепились, я уже не помню. Помню только, как мы стали его «казённый» портфель друг другу футболить.   Юк орал, конечно, а кто бы не орал?  Да у нас каждому так иногда доставалось – весёлые мы были ребята.  Вдруг портфель расстегнулся. Оттуда вывалилась фантастически грязная общая тетрадь – она у Юка по всем предметам была – а потом выкатился маленький жёлтый огурец.  И ещё кусок хлеба –надкусанный ломоть столовского кирпича.  Завтрак…  И как-то замерли мы. Сейчас я понимаю, что нас никогда не голодавших, и всякие рассказы о голоде воспринимавших весьма отстранённо, поразила картинка настоящего голода и настоящей нищеты. Если бы оттуда яблоко выкатилось или пирожок, мы бы даже внимания не обратили.  Для нас тогда еда была обязаловкой: -  «Домой не пойду, мать кушать загонит…
Но тогда я так объяснить этого не мог.  Просто застыл  вместе с остальными. И стало мне херово. Пацанам, думаю, тоже.  А хуже всех – Юку. Именно от того, что мы застыли.  Он задрожал весь, зашмыгал, Сгрёб портфель под мышку и выбежал из класса. Домой пошёл. А мы молчали. Помню, это был не последний урок. Но учительница ничего про Юка не спросила, кто-то из девчонок рассказал, наверное.
Всё это дело быстро забылось в классе.  Но я помню.  У меня на левой руке  есть шрамик маленький.   Иногда посмотрю - и вспомню «Непобедимого», ножик, портфель…