Письмо шестнадцатое

       Итак,  отработка социала. Мы занимались чем угодно. Уборка улиц, помощь при вывозе мусора и это первое, что приходит в голову. Идёшь с такой палочкой. На верхнем конце ручка с маленьким рычажком, а на нижнем два рычажка очень напоминающие большой и указательный  пальцы постоянно (под действием пружины) соединённые вместе. Нажимаешь на верхний рычаг «указательный палец» открывается. Это для сбора в мешок бумажек, кульков и прочего лёгкого мусора, а палочка чтобы ты не наклонялся. Очень она меня умиляла. Мы на этих палочках устраивали (как дети) сражения. За что получали от старшего (немца) выговора. Он что-то недовольно бурчал на своём баварско-оберпфальском диалекте. Пойди, пойми, но интонация была ясна.

Попадалась и тяжёлая работа. Но не часто. Мы старались делать всё качественно и быстро. По принципу раньше сядешь, раньше выйдешь, но немцы этим были жутко не довольны. У них было иначе заведено. Положено за какое-то время эту работу выполнить, так и выполняй. Нечего делать быстрей. Эту закончишь, мгновенно найдут другую, а сидеть не дадут. Прошло  изрядно времени пока мы на своей шкуре это прочувствовали. Меня в основном «доставало» то, что нельзя было сидеть. Ты мог, ничего не делая отдыхать, но стоя. Облокотиться о метёлку, лопату, но сидеть только в обед. Всё  остальное время на ногах. У меня с непривычки к концу дня «разваливалась на части» спина. Но приходилось терпеть. Не скажешь же: «Слышь, я  устал»!

      В начале мая я опять побежал в  Arbeitsamt  к улыбчивому чиновнику. Неизвестность иногда изводит больше, чем самая чёрная известность. Из очень длинной тирады, которую он произнёс, я понял только, что-то должно случиться в августе  (какой-то тест), а курсы когда непонятно. Что-то связанное с отсутствием денег у Arbeitsamt(а). И я побоялся, чтобы не получилось как в том анекдоте: «Слухи о моей отставке очень преувеличены. Меня не уволили, а наградили». Сел я на скамеечке перед зданием и подумал: «Так. Что же я узнал? Первое. Что-то должно произойти в августе. Второе. С курсами непонятка и третье, до августа я вишу в воздухе. Что ж. В задницу никто не толкает. В затылок не дышит. Будем отрабатывать социал, а там посмотрим».

       Но видимо сверху за нами кто-то наблюдает и взвешивает наши поступки и мысли на одному ему ведомых весах. Вечером того же дня  вдруг ожил телефон и голосом нашего знакомого с курсов русского немца Васи спросил: «Что ты делаешь с такого то мая? Социал уже отработал?» Я не буду  переводить, он сказал, я сказал. Короче, Василий, прозванный мной «Отцом Васисуалием» предлагал мне и Серёжке работу «по чёрному». Что такое работа «по чёрному»? Это когда ты работаешь не официально. Не платишь, налоги и соответственно социал об этом, не зная, продолжает тебе выплачивать помощь. Если поймают, грозят приличные штрафы. Назывались какие-то сумасшедшие суммы. Запомнил я только, что Helmut (так звали работодателя, не Отец же Васисуалий был им? Он работал так же, как и мы) в случае провала заплатит за каждого работающего 10000 DM штрафа.

 Но он был хитрый. Почему он нанимал именно нас? У нас было разрешение на работу, и мы официально находились в стране. Он собирал паспорта и каждый раз говорил: «Вы по-немецки ничего не понимаете. На все вопросы будет отвечать Василий». В принципе как он устраивался, меня не трогало, а трогало, что нам платили 10 DM  в час! Представляете? Не полный год назад я получал 20$ в месяц. Сейчас мне платили мою месячную зарплату за четыре часа на всём готовом. Конечно, это было только две недели, но всё-таки.

Чем мы занимались? Ставили пивной павильон. В августе его же разбирали, а в сентябре ставили в другом городочке.  Helmut с утра привозил два ящика. Один с пивом, другой с водой. На опыте убедился, при тяжёлой физической работе пиво пить  нельзя. По крайней мере, мне. Тянучку во рту не мог залить никакой водой.

 Командовал нами  сначала чех Петер (с подачи Серёжки переименованный в Петрика  Пьяточкина), а потом уже и Васька насобачился. В обед тот же Helmut привозил каждому по половине здоровенной курицы гриль и гарнир на выбор. Картошка фри или спагетти. Ещё были какие-то салаты и конечно же в обязательном порядке каждому по литру холодного пива. Это кроме ящика. За обед рассчитывался Helmut и вычитался только час, что мы не работали. За день набегало от 10 до 12 часов чистой работы. Если мы в восемь утра приступали, то домой приходили, когда в десять,  когда в одиннадцать вечера. Ставили по углам майки, штаны и носки от пота оно всё было картонное и стояло само по себе без нашего  участия, и падали спать. Все тонкие душевные переживания, о которых я писал выше, испарились вместе с вёдрами пота, пролитых во время работы.

 Да. Helmut даром деньги не платил. А я их никогда и не получал, а зарабатывал. Исключение конечно социал. Как-то во время очередного обеда Петрик завёл разговор (он немного говорил  и, по-моему, всё понимал по-русски) о Пражской весне 68-го. Ему на вид было лет двадцать пять - двадцать восемь. Самостоятельно, что там происходило, он помнить никак не мог, но по его словам  выходило, мы и оккупанты и фашисты и ещё бог знает кто. Мы отшутились, переводя  разговор в какое-то другое русло, но осадок остался пренеприятнейший. Тогда я начал понимать, что такое ответственность за ту страну, в которой ты жил. И хотя уже самой страны нет на карте мира, но люди её когда-то населявшие не растворились же в воздухе. И самое противное, я толком и не знал, что там  происходило. Мы пахали  как проклятые, и пополнять багаж знаний после работы мне как то не пришло в голову. Потом я продолжал переводить билеты. В общем до пражской весны 68-го года времени так и не нашлось. Знаю только, туда ввели танки, чтобы подавить восстание. Петрик же нас тогда давил  какими-то подробностями, на которые мы были абсолютно не готовы отвечать. Вот так. Не такие мы белые и пушистые как нам говорили.

 Когда мы закончили сию стройку, и Helmut с нами рассчитался, у нас на руках оказалась  приличная сумма денег. На ребёнка деньги я не посягал. Это святое. Первые настоящие (не считать же настоящими те фантики, которыми с ним рассчитывались на Украине)  заработанные деньги. И мы задумались. Что делать? Люська была «на последнем издыхании». Что это значит? Глаза постоянно на «мокром месте». При слове Киев - Украина  рёв  в три ручья. Объяснить толком ничего не может. Сами текут. На улице «кидается» на незнакомых людей. Ей этот человек показался кем-то знакомым. Я не врач-психолог, но на лицо была тяжёлая форма ностальгии. Нужно срочно лечить.

 Это как при похмелье. От чего болеем тем и лечимся. Машина под домом. Виз не надо. В обед решили - ночью выехали. На Люську было приятно смотреть. Я её уже целую вечность такой шустрой и ожившей не видел, и если б рыба могла быть человеком, то она была бы похожа на горбушу в момент возвращения домой на нерест, правда об икре никто мне не сообщал. Созвонившись с Игорёшкой, ведь нам теперь было негде  остановиться и, подсчитав маршрут, выехали в два часа ночи. Ехать ночью по территории Украины мне не улыбалось.

В Чехии, выехав  на автобан, вдруг услышал звук очень похожий на вой скончавшихся подшипников главной передачи ведущего моста. Машина куплена два с половиной месяца назад у абсолютно незнакомых людей. Мы в Чехии. На дворе ночь. Красота! Если это то, что я думаю, больше пятидесяти - сорока километров мы не проедем. Автомобиль превратится в недвижимость. Что делать? Я еду  слушаю и молчу. Меня что-то спрашивают, ко мне обращаются. Меня нет. Я слушаю. Молчу и думаю. Что делать?! Тут начинается другой кусок автобана. С другим рисунком асфальта. Звук исчезает. Огромный кирпич падает с души. Ничего не надо делать. Всё в порядке. Это был такой звук колёс по асфальту. Откуда я знал? Я ведь по такому покрытию ещё не ездил, а со скончавшимся ведущим мостом знаком хорошо.

Ближе к обеду в Польше конкретно заблудились, что было очень странно. Я с картой умею работать, и Люська со мной не раз штурманом ездила и тоже кое-чему научилась, а тут мы вдвоём «потеряли» поворот. Куда бы мы не ехали, мы едем на Катовице, а нам нужна Варшава. Причём на очень маленьком кусочке в пять километров. С третьего раза, проезжая уже буквально «шагом» среди огромных рекламных плакатов затерялась малепусенькая стрелочка-указатель на Варшаву. Позже рассказывая это случай, и в Киеве  и в Германии получалось, мы не одни такие неудачливые. Все, кто ехал этой дорогой первый раз, точно так же блудили и искали эту стрелочку.

 К четырём часам дня, хотя планировалось к двенадцати, подъехали к границе с Украиной. Километров за двадцать перед ней нас тормознули польские полицаи, и давай шерстить документы на машину. Номер кузова, номер двигателя. Честно говоря, я струхнул. А вдруг машина ворованная? «Умный» Валера не догадался при покупке проверить номера, так хотел скорее оказаться владельцем. Где они находятся, не знал никто. Я, естественно, но  они? Минут  двадцать из под капота торчали лишь четыре задницы. Три полицейских и одна моя, а номер был у нас перед глазами и ещё маркирован яркой жёлтой краской, чтобы привлечь внимание.

Потом начались вопросы о страховке Greencard. Я понятие не имел  что это такое. У меня был записан  телефон и адрес моего страхового агента (для справки Greencard обязана быть при тебе за границей вне  ЕU) в общем нёс всякую ерунду, но с уверенным видом  (мне никто тогда ничего не объяснил с этой  «зелёной картой») и я был совершенно уверен в своей правоте. Они о чём-то поговорили между собой, и отпустили меня на все четыре стороны.

 Перед границей очередь была такая, что стояли мы 24 часа. Да, да. Ровно сутки. В голом поле стоит официальная очередь, а ближе к границе справа,  параллельно ещё одна. Зазевался «протянуть» машину или уснул, тут же в эту дырку перед тобой влезают эти справа. В основном  молодые здоровые бычки. Начнёшь выступать ещё и по голове огрести можешь. Так-то. А среди очереди: (к нам подходили сначала через час потом через каждые четыре - пять часов) «Эй немец (номера-то немецкие) по-русски говоришь? Давай пятьдесят баксов и мы тебя без очереди протиснем». Но за этот год, проведённый в Германии из меня прямо-таки била ненависть к этой шантрапе. На первых я просто посмотрел и они шарахнулись. С другими разговаривал Серёжка. Неприятности на границе нам были ни к чему. Что мы втроём могли против хорошо организованных ублюдков, у которых на границе «всё схвачено». И зачем? Искать правду на свою голову? Я уже говорил. Не герой я. Не герой. На небе, как назло ни облачка. Туалета и кустов нет. Устраивайтесь, как хотите. Хорошо нас двое за рулём. Один кемарит, второй дежурит. От границы до Киева ещё около 700 км. Какими мы въезжали в Киев можно только  представить. По дороге нас ещё «пощипало» ГАИ, но как персонаж в Бременских музыкантах, петух вышел общипанным, но не побеждённым.


Продолжение http://www.proza.ru/2010/01/03/820