Хроники Хранителей памяти. продолжение

ГЭЛЬТЭ
Хроника  хранителя  памяти.

§

СМЕРТЬ  ЯСТРЕБОВ
3
...Купол неба навис над Иверонт, когда Кеннонт и Рыжик возвращались с дороги смерти. Возвращались ни с чем, но их ждали...
...Белые лепестки вишневых свежесрубленных деревьев кружились в пахнущем гарью тяжёлом воздухе.
--Что случилось?— спросил Кеннонт, будто в пустоту.               
Глаза Рыжика, темно-янтарные, как и его волосы, напряжённо щурились от дыма.
--Не знаю, Танэ. – сказал он.
Ворота города были распахнуты настежь. Они вошли, ни кем не замеченные, но вот, наконец, Кент понял и начал осязать, что тысячи глаз следят за каждым их шагом.
--Рыжик, беги!!! – успел только крикнуть он, прежде чем
 толпа высыпала на площадь, и шестеро, чьих лиц он по началу не разглядел, из-за  горького дыма и капюшонов плащей, взяли его в кольцо.
  -- Учитель!-- Рыжик рассыпал  в стороны искры огненных брызг и исчез.
--Беги... --Срываясь на хрип, выкрикнул Кеннонт, кольцо
 сузилось. Теперь он мог узнать каждого  из них. Это были младшие из его учеников. Лайнур, ему не было тридцати, когда Кеннонт повёл войска на Дорогу смерти. Листан, которого он не успел поставить на крыло; Илах, названный брат Ньёрт; Элнара не успевшая пройти обряд наложения имени; Нейлис, которая прятала глаза. Райгур, с которым он хотел обвенчать принцессу Локиа Коран.
Подошли в плотную, чьи-то сильные жёсткие объятья сдавили плечи, Райгур схватил его за запястья и стал стягивать их кожаными ремнями. Голос из-за спины сказал: « Не сопротивляйся!» скорее приказывая, чем прося.
« Хелгэ, помоги!» – прошипел Кеннонт, одними губами и попытался повернуть камнем в ладонь магический перстень с горным хрусталём, не тут-то было, цепкие руки Райгура крепко держали его.
« Что нам сделать с тем, кто повинен в смерти сестёр и братьев наших?!» прогремело над толпой.
Этот голос Кеннонт узнал бы из тысячи, голос воспитанника Кристаллин, что не пошёл с ним, голос Алгела.
«Разве не для него мы рубили вишнёвые деревья и сложили этот костёр?!»
«Да!» ответил кто-то из шестерых.
«На костёр его! На костёр палача и убийцу!» послышалось со всех сторон.
Перед глазами замелькали факела и его повели между рядами костров к не большому чёрному эшафоту, расположенному в центре площади перед дворцовыми окнами. Он не сопротивлялся, и почти смирившись с происходящим, думал: « ПУСТЬ. Сожгите, убейте меня, тогда я дотянусь до Индорэ, мы вернёмся вместе, и их кровь не будет напрасной".
Когда его привязали цепями и путами к столбу, кто-то, потом он понял что это Элнара, выкрикнул: « Если ты и вправду сын ИНДОРЭ, то почему не вернул его людям и повёл их на верную смерть, не говори, что не знал, не поверим?!»
Кеннонт промолчал, ему было уже всё равно.
«Зажигай! »   скомандовал  Алгел, Райгуру, он  уже стоял у эшафота в алом одеянии палача и с факелом в руке.
«Стойте!-- закричала Нейлис. – Пусть докажет что он  не виновен, пусть явит нам мощь свою и освободиться. Он же говорил, что никто из нас не способен причинить боль невинному".
«А-а» простонал Кеннонт, пытаясь высвободить из пут правую руку, ему это почти удалось. Вспышка гнева Хелгорио была настолько велика, что в следующий момент белое свечение охватило весь эшафот, и огромный дракон возник между ним и стеной разгорающегося пламени.
« Только посмейте приблизиться к моему хозяину! – прошипел Хелгорио – Уничтожу всех!»
Люди и крылатые бросились бежать, только Райгур бросил в Хелгорио свой факел и остался стоять на месте, замороженный его ледяным дыханием.
« Хорошо, хорошо. Мы отпустим его, ты можешь не беспокоиться» начал увещевать Хелгорио Алгел.
« Развяжите его!» Крикнул  Лайнур.
Кто – то обошёл  Хелгорио сзади и, подойдя к эшафоту, развязал ремни и распутал цепи. Бессильный Кеннонт рухнул на деревянный помост.
«Прочь все, или с вами будет тоже, что и с ним». Прошелестел Хелгорио, его хвост толкнул Райгура, он упал и раскололся на тысячи ледяных осколков, как будто был из стекла. Но вдруг из толпы вылетела огнедышащая драконица и бросилась к Хелгорио. Они схватились, и посреди площади закружились в жутком танце два вихря: свободный  огненный и холодный белый...
...Пока Хелгор был увлечён схваткой, к его хозяину бросились Алгел и Лайнур. Видимо они решили сделать что-то ужасное, потому что  Лайнур поволок его тело с эшафота куда-то вниз.
«Ловко сработано, Алгел.»Сказал он, когда тот стал помогать ему, нести Кеннонта. «Пока эти двое заняты, девчонка сможет сделать с ним всё что захочет.»
«Мне говорили; с ним был кто-то ещё, когда он пришёл в город?» Сказал Алгел.
« Да, Рыжик Найко.»
«Его, надеюсь, догнали?»
« К сожалению нет.»
«Он может привести солдат из Храма.»
«Слушай, а он хоть и тонкий, и стройный, а тяжеловат.»      Сказал Лайнур.
Они затащили Кеннонта в какую-то каморку; в подземном лабиринте дворца; и там положили на чёрный мраморный пьедестал.
«Только вот, я не как не понимаю: зачем ей весь этот спектакль?» Спросил Лайнур.
«Сказала же: публично отречься хочет.»Ответил Алгел.
«А что потом?» Спросил он. «Ведь если солдаты Храма придут, или эта сумасшедшая ястребиха вернётся, то они его оправдают. А если Академия вмешается?»
«Дурак, ты, какое им до нас дело. Кто мы, а кто войны Академии Магистрата?»
«Может ты и прав. Помоги мне.»
Алгел и Лайнур надели на руки Кеннонту два латунно медных браслета.
«Надо было сделать это сразу»Сказал Алгел.
«Надо. Послушай, Алгел, а что она хочет сделать?»
«Не знаю, кажется убить  его. Ведь у него должно быть всего одно сердце; как у его отца».
«Неужели у неё хватит на это смелости?»
«Какая нам разница. Если Нейлис его убьёт, мы сможем пойти за настоящим и найти его.»
«Ты веришь в предание?»
«Слушай к чему эти вопросы, или ты испугался этого дракона, который столь легко верен?»
«Нет, дракона я не боюсь, а вот люди и высшие из Храма.»
«Да, заткнись, ты. Они идут.»
В этот момент Кеннонт начал приходить в себя...

...Полумрак, тяжёлая сладковатая гарь, треск факела в чьих-то руках.
«Нейлис Каалейт Фиалтен, отрекаешься ли ты от учителя твоего и клянёшься ли следовать вместе с нами за звездой первозданного творца?»
«Отрекаюсь и клянусь.»
«За что?»Выдыхает из себя тяжело и надрывно Кеннонт.
Глаза ученицы смотрят на него с ненавистью и страхом. В душе борются двое: «А вдруг он не виновен, и Алгел лжёт, ведь наставницы больше нет? Нет. Брат погиб, смерть за смерть, но чем же                мне вырвать из его проклятой груди сердце?»В этот момент она замечает выскользнувший из-за пояса Кеннонта стилет. «Как кстати".
Кеннонту тяжело дышать, он слышит, где-то в глубине комнаты чей-то тихий плачь. Потом всё тот же строгий голос, кажущийся совершенно не знакомым спрашивает:
«Намента, а ты отрекаешься от него?»
«Отрекаюсь, только не причиняйте ему вред!...» Плачет тихий детский голос.
«Уведите ребёнка, варвары». Собственный  голос звучит слишком громко и тяжело.
«Ты пришёл в себя, Учитель. Хотя, прости, Алгел, это привычка». Голос Нейлис дрожит, она медленно поднимает с пола кинжал.
«Мы должны спешить, Нейлис. Солдаты Храма уже на пути к городу».
«Подожди мне нужно многое ему сказать. Слушай,  ибо это будет последним, что ты услышишь в этой жизни. Как-то ты сказал: «Сердце моё в ладонях ваших». Она вонзила кинжал в его грудь, Кеннонт почувствовал холодный свинец стилета, горячую острую боль. «Почему именно тем оружием, что подарил мне Ивордт?»
Мелькнуло последней мыслью в затуманивающемся сознании.
« А - аэ» Тяжёлый высокий стон сорвался с губ и наполнил тишину помещения гулким раскатистым эхом.
«Теперь оно действительно будет со мной, ровно через два года в 30 день Ханер я приду, и верну тебе камень. Смотрите, у него каменное сердце! Разве он может страдать?»
Дальше всё как сквозь туман: Нейлис держала в руках окровавленный кусок плоти, который медленно превратился в кристалл горного хрусталя.
«Пора, бежим» Алгел не  успел распахнуть потайную дверь. Помещение залило ярким холодным светом, Хелгор метнулся к телу хозяина, яркими искрами закрутился на полу...

***
 
...Найко вбежал в Храм, запыхавшись, и бросился в ноги первому попавшемуся жрецу.
«Кеннонт Индорэн в беде, собирайте солдат. Позовите принца Нейарату!»
«Здесь нет Нейарату. Кого ты ищешь?»
« Брат Вент и Сельверэ, они должны нам помочь".
Услышав знакомые имена, жрец, наконец, сообразил, в чём дело.
«Я отведу тебя к леди Энеэль.»
«На это нет времени, пожалуйста, найдите брата Вента, пусть соберёт солдат...» Рыжик поперхнулся словами.
«Хорошо, хорошо».
...В Храме была жуткая суматоха, все куда-то бежали. Странно, но до него всегда всё доходило в последнюю очередь, даже это. Нейарату, он же в монашестве брат Вент, кинулся собирать не многочисленную армию рыцарей Храма...

***
...Когда они ворвались в эту комнату, в подвальном лабиринте дворца, казалось всё кончено. Кеннонт лежал, раскинув руки, на чёрной мраморной плите, грудь его была растерзана, кровь заливала одежду и пол, казалось, он мёртв.
Сельверэ рванулся к брату, слабое биение второго сердца поддерживало в Кеннонте остатки жизненных сил. «Он жив» Прошелестел Хелгорио, возникая рядом белой тенью.
Сознание еле теплилось в Кеннонте. Он прошептал не слушающимися губами: «Всё кончено».
«Нет, хозяин, это только начало». Сказал Хелгор.
«Его нельзя оставлять здесь». Сказал Вент. «Ему нужны целители».
Сельверэ поднял тело Кеннонта на руки и медленно понёс к выходу. Так он нёс его до самого Храма...












;

ХРАМ  СЕРЫХ  МОНАХОВ.
1
... Его уложили в лучшей комнате, которая из-за почти полного отсутствия в ней мебели, казалась огромной. Она располагалась в одной из башен храма, находившейся справа от центральной башни и зала церемоний. Окно комнаты выходило в сад, а двор храма тонул в свежей зелени ив и серебристых тополей, в парке росли клены, ели и сосны.
  Из-за плотных штор, занавешивавших окно, в комнату проникало мало света, но в ней был камин. Убранство комнаты было не богатым. Из мебели огромный стол слева от окна и кровать у противоположной стены справа от двери. У камина шкура медведя, зверь не был убит. Монахам и жрецам запрещалось убивать животных или людей, если те не нападали первыми, и этот закон не рушим. Он умер от старости, а шкура была выделана одним из старейших чёрных монахов и отнесена в эту комнату.
 Несколько дней он лежал  не подвижно и почти не подавал признаков жизни. Хелгор уменьшился до размера ящерки и лежал на подушке, рядом с его бледным лицом, что казалось сейчас белее простыни. Энеэль часто сидела у его постели, она же меняла повязки на его правой руке и на ране оставшейся после обряда. Потом раны перестали кровоточить, никто даже не пытался снять с него латунные браслеты, хотя казалось что это достаточно легко.
  Время шло, а он всё ещё не приходил в сознание, будто длилась агония, всё это время у его постели сменяли Энеэль либо верховная жрица, либо маленький воспитанник храма Кэрион. Мальчик смотрел на Кеннонта с благоговейным трепетом и любовью. Жрица с какой-то затаённой тоской и печалью. В его комнате бывали целители и монахи, иногда заглядывали Сельверэ и Вент. Пока в одиночестве его не оставляли даже на ночь. Хелгорио не принимали в расчёт, или просто не замечали, хотя разве можно не заметить свернувшегося в клубок и лежащего на подушке дракона? Он не покидал его никогда; и хотя многим казалось, что он спит. Его маслянисто- чёрные глаза неустанно следили за всем, что происходит в комнате; хотя разве могли причинить вред его хранителю здесь, где находили приют все, кто нуждался в помощи? Видимо, Хелгорио  настолько привык никому  не верить, и поэтому был на стороже со всеми, кроме тех, кого давно знал, он и с ними был не сильно учтив и доверчив, но всё же...
...Сколько он пролежал так в беспамятстве? Он не знал. Когда он очнулся, за окном лил дождь, и молния озаряла пустую комнату вспышками света. Он очнулся оттого, что услышал раскаты грома и оттого, что замёрз, хотя был тепло укрыт и в камине потрескивали поленья. С тяжким, но не громким стоном он сделал осторожный вдох, и ещё более осторожный выдох. Он почему-то сознательно боялся дышать полной грудью. Потом попытался сесть на постели, но голова слишком кружилась, поэтому он ограничился тем, что повернул её. Вспышка молнии осветила комнату голубоватым светом, он увидел на подушке, возле своего лица, маленькую «спящую» ящерку. Он был один, не считая Хелгорио, но не известно откуда он помнил или понимал, что до этой ночи его никогда не оставляли одного.
Он не испугался, наверное, потому что разучился бояться ещё задолго до того как появился на свет. Да и чего было ему бояться, ведь он уже бывал в этой комнате несколько лет назад. Знал он то, что принёс его суда его брат, странник из другого мира, и то что теперь должен чего-то ждать здесь. Чего-то или кого-то? Внезапно в памяти всплыла фраза, сказанная странным голосом девочки, но голосом жестоким.
« Ровно через 2 года 30 Ханер я вернусь и принесу твоё сердце...»
Он попытался пошевелить правой рукой, но она его не слушалась, тогда он стал осторожно ощупывать себя пальцами левой.
 Левая сторона тела была абсолютно целой, если не считать незначительных царапин, которые полностью зажили. С правой всё обстояло куда хуже. Рубец на груди, казался совсем свежим и был ещё мягок, по лицу, у самого глаза, проходил ожог: «Может это был след факела?» Правая рука от плеча до запястья была скрыта повязкой.
 Он ещё раз попытался сесть, на этот раз быстрым рывком. Тяжёлая боль впилась в виски и затылок, голова закружилась, но на этот раз он смог себя удержать от того чтоб так и остаться лежать на подушке.
 Очередная вспышка света озарила комнату и её не богатое убранство, тени заметались по стенам. Хелгорио проснулся и переменив облик встал у изголовья кровати в полный человеческий рост. Хотя Кеннонт понимал, что его хранитель и не спал вовсе, а просто ждал, когда он очнётся.
« Нельхел...» прошелестел он и виновато опустил глаза.
Кеннонт нашёл в себе силы встать и, опираясь на стену, подошёл к столу. Оказалось, что у стола стоит кресло из чёрного дерева.
 Хелгор медленно встал за его спиной. Кеннонт бессильно поднял руки и посмотрел на них. Левая была невредима и, кроме, медно-латунного браслета и кольца с гематитом на среднем пальце, на ней ничего не было. Правую руку до запястья покрывала повязка, местами пропитавшаяся темно-вишневой кровью, на запястье был почти такой же браслет (они различались только узором), на среднем пальце перстень с горным хрусталём, слишком мелкий, чтобы быть мужским, но слишком грубый, чтобы его носила женщина. На безымянном пальце академическая змейка, из-под которой поблёскивало серебряное обручальное кольцо.
 Кеннонт опустился в кресло и бросил руки на стол. Кольца с какой-то странной лёгкостью соскользнули с его пальцев и, покатившись по столу, застыли на небольшом расстоянии друг от друга, все кроме  обручального; при этом браслеты даже не дрогнули. Он опустил глаза и увидел, что кольца разодрали кисть его правой  руки, но он не чувствовал боли, он вообще почти  не чувствовал ни какой боли, кроме той, что терзала его подсознание. Он ощущал  тяжёлый холод там где раньше было его правое сердце, и теперь он знал, что возможно так будет всегда, но холод не мог причинить ему такого беспокойства, которое причиняла пустота, находящаяся в центре этого холода. Пустота была внутри него, он знал, что сейчас эту пустоту может заполнить только ожидание...
...С бессильным стоном он встал и снова медленно лёг в постель. Он закрыл глаза и прошептал: «Хел, мне нужно поспать ещё не много».
« Спи, сон вернёт тебе силы».
«Нет, силы вернуться ко мне ещё очень ни скоро».
« Только когда  падут латунные оковы, но я не знаю, кто сможет их с тебя снять. Кто способен освободить от оков того, кто сам родился для того, чтоб освободить от оков бога?» Прошелестел Хелгорио.
Окончания фразы Кеннонт уже не слышал. Он стал погружаться в тяжёлый омут сна, а гроза за окном всё не затихала, и молнии продолжали озарять комнату. Вот гром затих, и дождь стал монотонно стучать по кровле и в стёкла окон. В сером дождливом сумраке наступал рассвет. Он крепко спал, когда в комнату вошла целительница. Это была девушка, лет восемнадцати- двадцати, в длинном бело-сером платье,  как у всех жриц храма,  перехваченном на талии тканым поясом с бахромой на концах. Она посмотрела на спящего мага, на Хелгорио, который снова принял облик ящерки и, свернувшись клубочком, лежал на столе среди колец. Целительница медленно подошла к столу, осторожно сгребла кольца в кучу и пододвинула их ближе к его скрытой под крыльями голове. Дракон лапой затащил кольца под себя и, что-то прошипел, потом снова спрятал голову под крылья. Она укрыла его куском замши. Потом вновь подошла к постели Кеннонта. Он спал настолько крепко, что не почувствовал даже как маленькие заботливые руки девушки поправили одеяло и слегка коснулись его лица. Жара у него не было, но лёгкий озноб пробегал по всему телу, и дыхание было не ровным и не глубоким. Девушка тяжело вздохнула, положила левую руку ему на лоб, и прошептала:
«Иштеле ти фей  кайми».
  Потом провела рукой по его волосам, затем, сделав лёгкий поклон, будто в знак прощания, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
 Кеннонт продолжал спать. Хелгор переменил облик с дракона на   человеческую тень и, встав у стола, взял все кольца в ладонь правой руки. Он поднёс зажатые в кулаке украшения к губам, разжал ладонь, и стал толи дуть на них, толи что-то  беззвучно шептать. Его полупрозрачная ладонь переливалась голубовато-белыми искрами от этого шуршащего шёпота...
... Гроза за окном совсем стихла, и только капли дождя продолжали стучать по стеклу. Солнце было скрыто серой пеленой облаков, но небо было молочно-белёсым, а не свинцово серым как зимой. Была середина лета, но таких затяжных гроз в Гэльтэ не помнили уже давно, затяжных потому, что к вечеру ненастье разразилось с новой силой.
 На этот раз Кеннонта разбудила вспышка света. В комнате был полумрак и, красноватые всполохи, от камина, метались по стенам. За столом, спиной к нему, сидела Энэель и тонкой хрустальной палочкой играла с Хелгорио. Дракон то хватал конец палочки зубами и лапами, то снова отпускал её. Заслышав его стон, Энэель бросила палочку на стол и обернулась.
« Ты пришёл в себя». Сказала она в пол голоса. Потом встала и, подойдя к его кровати, опустилась на колени.
« Сколько прошло времени, Энэ ?» Прошептал Кеннонт.
«Чуть меньше двух месяцев. Ты был очень болен и сейчас ты ещё не совсем здоров».
«Где Рыжик? Это он привёл солдат в Иверонт?»
«Да, он сказал солдатом храма, что с тобой произошло несчастье, не сказал, что конкретно. Но их вели Сэльвер, Калган и Вент ».
« Где он?»
« Сразу как тебя принесли в храм, он не отходил от тебя в течение недели, потом сказал, что должен найти тех кто ещё остался тебе верен и ушёл. Он вернулся неделю назад, с ним были и другие, все они теперь охраняют храм и ждут твоего выздоровления».
«А Агидель Ринион?»
« Они не нашли Элгурин, брат».
« У кого моё сердце, сестра?» простонал Кеннонт, приподнявшись на подушке.
«Когда ты бредил, ты говорил, что его унесла Нейлис. Ты звал её».
«Значит её возвращения я должен ждать».
« Возможно, хотя вряд ли она прилёт суда, те что бежали из Иверонт вместе с ней, потом перебили друг друга, не нашли только тела её и её младшей сестры, кажется её звали Намента.
«Да, Намента». Выдохнул он и закашлялся, спазм сдавил ему грудь. Сестра подошла к нему, в руках у неё была маленькая глиняная кружка.
«Пей, это придаст тебе немного сил». Она напоила его, вливая отвар ему в рот, он пил осторожными мелкими глотками.
«Тебе ещё вредно много разговаривать, и ты должен много спать. Завтра я принесу тебе еду, если ты будешь хотеть есть, а сейчас спи. Иногда за тобой буду ухаживать не я, но только иногда».
«Энэелэ?»
« Что, брат?» Она обернулась уже стоя у двери».
«Попроси Рыжика, пусть пошлёт кого-нибудь отыскать Ньёрт».
«Она уже в храме, Лиалин.»
Его лицо исказила болезненная гримаса, когда Энэель назвала его истинное имя.
« Не надо.-- Прошептал он.— Должно пройти некоторое время. Пусть лучше все в храме зовут меня как нибуть иначе, но только не Ульвинг».
« Хорошо, Кент».
«Если Ньёрт здесь, я хочу увидеть её, как только достаточно окрепну. Пусть тогда Рыжик пошлёт кого-то и приведёт суда Дианору».
«Мать-сову, но зачем?»
« Пока не знаю, но я должен её увидеть».
«Хорошо. Ты должен спать, если хочешь я ещё останусь в комнате».
«Нет. Пусть здесь  будет только Хелгор».
«В академии вряд ли знают все подробности происшедшего, да и искать тебя  они могут начать, только если леди Ингарнет им это прикажет. Так что теперь ты сможешь придаваться здесь безмятежной жизни».
« Там у меня остался сын». Простонал Кеннонт.
« Но в тоже время, там нет ничего моего. Иди, Энэель, оставь меня. Я должен если не поспать, то хоть что-то решить».
« Ты должен именно спать, Нельхел». Прошелестел Хелгорио.
«И я прослежу за этим. Аллин, вы утомили его».
«Прости, Хелгорио, но я должна была ввести его в курс событий». Сказала Энеэль, она поклонилась и вышла из комнаты.
«Спи, Нельхел». Белый туман сладковатым ароматом заволок комнату и, Кеннонт погрузился в сон. Ему ничего не снилось, но так, наверное, было сейчас лучше всего. Слишком много было боли в его  изувеченном теле и ещё больше её было в его душе. Он спал, а гроза за окном продолжалась и не было ей конца и края...
...Несколько дней, пока не были сняты повязки с правой руки, он провёл в постели. По-прежнему много спал, ел без особого аппетита, не потому что хотел есть, а потому, что было надо.
 В храме и его окрестностях редко бывали чужие, а со всеми монахами, жрецами, жрицами, Белыми девами и целителями Кеннонт был знаком раньше.
  Постепенно он начал погружаться в размерянный ритм жизни Серого храма, участвовать в обрядах он пока не мог, до конца не знал обычаев. Голос его ещё не окреп после лихорадки, что продолжала вечерами терзать его тело. Одежда, в которую он облачался в храме, была на редкость простой. Брюки из тонкой замши, ряса или рубаха подпоясанная ремнём или поясом, но не в коем случае не свободная, иногда на плечи был накинут плащ. Он  не носил почти никаких украшений, кроме кольца с гематитом на здоровой руке и змеи с обручальным на правой, на шее висела цепочка с амулетом Хелгорио, в левом ухе серьга: маленькое колечко с чёрным агатом. Латунные браслеты по-прежнему оставались на его запястьях, вечерами, когда его одолевала лихорадка, они наливались свинцовой тяжестью. Попробовать снять их никто не решался, а он знал, что сам сделать этого не сможет, по крайней мере пока...
...Время шло, у него появилась новая ученица, пришедшая в Гэльтэ  из другого мира. Странная то была девушка. Возникла не известно откуда, они чем-то были похожи с Сельвере  -- тоже оборотень с кошачьим обликом.
 Он многого не мог ей объяснить и многому пока не мог её научить, был слишком слаб, и всё же она пошла к нему в ученицы. Она не много заполнила пустоту его сердца-души, своей почти дочерней заботой о нём. Он дал ей иное имя, он называл её Шагана – точно не помня, что это имя значит. Она называла его Тогир – на языке её мира это значило Учитель...
...Как-то они сидели в саду у родника, и она впервые спросила его; Почему он никогда не снимает латунных браслетов?
--Это долгая и отнюдь не весёлая история, Шагана.
--Тогир, я же рассказала тебе, почти всё о своём рухнувшем мире, ты поступаешь не честно.
--Если бы это не случилось со мной, возможно мне не пришлось бы скрываться здесь.
--Разве ты здесь от кого-то прячешься? Мне казалось, что ты живёшь в храме, потому что  здесь все любят тебя и заботятся о тебе, ещё твоя сестра говорила о какой-то войне, что идёт в мире, и что все свои раны ты получил в этой  войне, но я не слепая. Я вижу – в тебе чего-то не хватает. Ты какой-то надломленный изнутри, может потому что эти браслеты мешают тебе обрести силу? Они красивы, спору нет, но они же злые.
--Злые, а ты думаешь, что твой Учитель может быть только добрым и справедливым?!--  Кеннонт сам не заметил как сорвался на хрипловатый крик, он говорил громко и быстро, почти на одном дыхании, а когда закончил рассказ, опустил глаза и, сцепив пальцы рук, спросил:
--После того, что я тебе рассказал, ты не хочешь отречься от меня? Если, да, то делай это сейчас и уходи, только не оставайся из жалости. Ты знаешь я не выношу, когда меня жалеют.
--Я останусь. Я принесла тебе клятву ученичества и это было моим окончательным решением, что бы я о тебе не узнала.
Он тяжко вздохнул и, посмотрев ей в лицо каким-то странным взглядом, сказал:
--Прости, я кричал на тебя, я просто не заметил как повысил голос.
-- Ничего. – Она улыбнулась.
--Ты не могла бы не надолго оставить меня здесь одного? Мне нужно собраться с мыслями, я пытался забыть о том, что рассказал тебе, а теперь, кажется, начинаю понимать, что это не правильно.
-- Я пойду к тебе в комнату, поговорю с Хелгорио, можно?
-- Почему нет? – ответил он.
Когда она ушла, он опустился перед родником на колени и, подставив ладони под холодную струю, закрыл глаза. 
«Всё так странно, Отец. Всё так странно...»
Тишина была ему ответом, уже  который раз, только тишина...
…В тот же день он позвал к себе Ньёрт.
--Учитель?
-- Где Агидель Ринион?
--Она осталась в Керанте, и даже когда ты лежал больной, не приходила суда.
--Она отреклась?
--Не знаю. Может нам стоит побывать в Керанте. Вы же хотели туда вернуться.
-- Почему ты говоришь мне вы?
--Прости, Учитель.
--Ты обижена на то, что я много времени уделял Шагане, но мне нужно было некоторое время пообщаться с существом, которое не имеет отношение к этому миру.
-- Да, я понимаю.
--Вернуться в Керант сейчас я не могу, я ещё слаб, да и подвергать себя и вас опасности мне боязно, для академии я всё ещё опален, после смерти Императора Ивордта и исчезновения его младшего сына, леди Ингарнет ни скоро сможет убедить магистра, что я во всём этом не виновен.
--И сколько же ты будешь, ещё ждать у моря погоды? Прости, Учитель, но здесь слишком тихая жизнь, возможно, тебе сейчас такая и нужна, но я схожу с ума от скуки.
-- Я никого не держу.
--Но тебе же всё таки тоже здесь скучно, и хочется увидеть родные места?
--Родные места…-- тихо повторил Кеннонт, и прикрыл глаза.
-- Учитель, давай слетаем туда вдвоём. Захочешь, отыщем Агидель и спросим зачем она так с тобой?
-- Я не могу летать, Ньёрт.
--Ты просто ни разу не пробовал после  болезни.
-- Возможно ты и права, но пока на мне эти браслеты, я ничего не могу сделать для людей и магов Керанты.
-- Сними их Учитель.
-- Это должен сделать не я.
-- А кто же?
-- Наверное та у кого находится моё сердце.
-- Но Нейлис исчезла вместе с теми,  кто пытался казнить тебя, ходят слухи, что они перебили друг друга.
--Она жива, я чувствую это!
--Ты слишком близко принял то что произошло.
--Возможно, но с магией не поспоришь, каким бы великим магом ты ни был.
-- Хорошо что хоть Хагатрейн успокоился не надолго.
-- Он испугался меня, к счастью не знает каких дел натворили мои же ученики, а академия не позовёт меня назад пока не будет новой угрозы, или пока леди Ингарнет не надоест этот беспредел.
--Так как насчёт полёта в Керант?
--Не сейчас, хотя может быть завтра или после завтра мы  поедем в Иверонт, я хочу взглянуть на бывшую столицу Ястребиной империи.
--Поедем?
--На лошадях, возьмём Ветра и Кайру.
-- Нам придётся где-то ночевать, ведь до Иверонта от суда далеко.
-- В развалинах и переночуем, не думаю, что кто-то станет искать меня там, тем более что многие думают, что я всё ещё болен или уже мёртв.

Птица  печаль.
                (из  дневника)

...Кружит птица - печаль над сгоревшим, покинутым городом. Кружит,  стонет. Холод сковал землю, и она потрескалась от боли. Ветер, прибитый к земле,   увязает в пыли, рвётся отчаянно к небу. Плачет, зовёт, стонет, будто дитя малое - только  нет ему покоя...
...Кружит птица-печаль над сгоревшим, покинутым городом. Кружит, стонет. Как безумный  заглядывает в окна покинутых домов - ветер. Дома пусты, окна их разбиты, двери сорваны с петель. Что же случилось? Что же? Ветер не  знает, и от того страшно ему. От того снова пытается он вырваться к просторам звёздного неба, но бесполезно. Город его клетка. Пепел   осыплет его усталые крылья. Стонов и плача не услышать и не понять никому, разве только звёзды? Но они молчат будто чужие...
…Кружит птица-печаль  над сгоревшим городом.
Кружит, стонет...
...Всё что осталось от столицы ястребиной империи это  разрушенные руины. Странно но в брошенном городе местами ещё остались костровища с того тяжёлого дня. С самого утра моросил  дождь, сенх начинался как никогда холодный. Кеннонт долго стоял на дворцовой площади не в силах поверить своим глазам.
-- О, Тьма! О, Боги!— прошептал он, опускаясь на колени.
--Учитель, для чего мы здесь?— спросила Ньёрд. Кеннонт ничего не ответил, он лишь взглядом попросил свою ученицу не следовать за ним. Он встал и пошёл к развалинам.
...Когда-то здесь был балкон, его окна выходили на дворцовую площадь, утопавшую в зелени вишнёвых деревьев. Теперь Кеннонт стоял на площадке, у полуразвалившихся перил и видел в низу обугленные пеньки, старые костровища и высокий чёрный от копоти и гари эшафот. Что он наделся найти здесь спустя почти шесть месяцев?
Что он пытался понять глядя с полуразвалившегося дворцового балкона, на место своей не состоявшейся казни? Он не знал, а может знал, но боялся поверить в то, что слова когда-то сказанные Ивордтом сейчас звучали в его мозгу:
«Люди – страшные существа, они способны причинить тебе такую боль, о которой ты даже подумать не в состоянии. Они могут поднять тебя на пьедестал, а потом, сбросив с него в грязь, смотреть на то как ты захлёбываешься в ней  и  безразлично улыбаться".
Кем бы ни были мои ученики, то что они сделали со мной на отречение сделало их низших тварей. Я вычёркиваю  из своего сердца  всех кто учувствовал  в этом глупом спектакле, всех кроме той, что унесла сердце. Её час ещё не пробил.
                Я буду ждать...
...Кеннонту показалось, что чья-то рука легла на его плечо, он резко обернулся, из-под его ноги выскочил маленький камушек и полетел вниз на площадь. За спиной никого не было. Балкон находился на высоте  примерно  3-4  метра над землёй и Кеннонт решил, что такой спуск не будет  для его крыльев тяжёлым испытанием. Он подошёл к краю площадки и расправил крылья, резкая боль в лопатках заставила его  пошатнуться. От неё потемнело в глазах. Ветер  не приятно хлестал его, но он всё же попытался взмахнуть  крыльями и оттолкнуться от края площадки. Тяжело дался ему этот долгий полет. Он рассчитал  всё так чтобы не упасть и приземлиться на ноги, хотя ему пришлось присесть. Оказавшись на земле, он выпрямился и сложил, всё ещё ноющие крылья за спиной.
«Наверное это всё с отвычки». – Успокоил он себя. Медленно он обошёл вокруг руин дворца и направился к воротам города, где оставил свою ученицу...
...Ночевать остались в полуразрушенной будке часового. Сквозь дыры в крыше проглядывало звёздное, очистившееся от облаков, небо. Здесь царила какая-то не правдоподобная, мёртвая тишина...
...После не удачного полёта говорить Кеннонту не хотелось, спать, впрочем, тоже. Когда Ньёрд уснула, он долго ещё ворочался и не мог отогнать  призрачные воспоминания. Проснулся, за долго до рассвета, не стал будить ученицу и вышел  в сырую ночную мглу. От земли шёл влажный туман и казалось, что она дышит. Он подошёл к воротам города и крикнул: «Нейлис, я буду ждать тебя в храме. Я жив, я не забыл. Возвращайся, сердце моё. Я буду ждать...
...Они вернулись в храм через два дня, но Ньёрд была не довольна, что они совершили эту поездку. Больше всего ей не нравилась перемена, которая произошла в Учителе. Он стал ещё более молчалив, как-то напряжённо спокоен. Только его новая ученица, Шагана, помогала ему обрести не надолго покой и тогда Ньёрд ничего не сказав уехала. Скорее всего она поехала в Керанту, искать Агидель, но Кеннонту не было до этого дела. Рыжик отыскал Дианору и привёз её в храм, долго упрашивать сову не пришлось, услышав, что её воспитанник выжил, она поспешила, на его зов. Они приехали, когда Кеннонт сидел у родника. Рыжик спрыгнул с лошади, и помог Дианоре спуститься на землю. Кеннонт протянул ей руку, она заключила его в объятья.
-- Я верила, что ты выживешь, но, Тьма, как ты повзрослел.
--Я постарел, Дианора.
--Мне жаль признавать, но это так.
--Я должен стать прежним.
-- Нет, ты должен, стать иным, по-другому нельзя, если ты будешь ждать Нейлис вечно, то когда она придёт, это убьёт тебя.
--Я уже на половину мёртв, но срок ещё не прошёл.
--Она не придёт и после срока, она отреклась. Дъерэ исцера, нос сойот, помнишь?
-- Мне кажется, у меня нет выбора, я должен подождать.
-- Как знаешь, сын мой.
-- Кто сможет сделать меня иным, кто вернёт мне жизнь?
-- Только твой отец сможет снять с тебя латунные оковы бессилия, но для того чтоб встретиться с ним, тебе нужно будет пройти одному, туда куда не смогли пройти тысячи. Ты должен будешь снова услышать его.
--Но он не отвечает на мои вопросы  и на мой зов.
-- Ты не должен звать или задавать вопросы. Браслеты мешают вам, но оковы должны объединить вас. Жди и связь восстановиться, тогда он поможет тебе.
--Спасибо тебе, Дианора.
--Жаль, что я не могу оставаться в храме, Академия, призвала меня.
-- Если ты встретишь там моего сына, Корана, помоги ему. Скажи, что я никогда не забывал о нём.
-- Я исполню твою просьбу. Возможно, мы  скоро встретимся, я буду ждать.
-- Я не вернусь в Академию, по крайней мере в  ближайшее время, так надо.
-- Да, так надо…

















...У него были красивые руки: тонкие изящные как у музыканта. Руки творца. Кожа была нежная тёплая, иногда он мог согреть чужое сердце одним только прикосновением, что же она видела перед собой теперь? Почему он прячет их в перчатках или в длинных и широких рукавах чёрной воинской рясы? Волосы его были тёмно-русыми и седая прядь была всего одна, а теперь сколько? Откуда?
Глаза, ей и раньше было не понять их задумчивой грусти, а теперь в них появилась какая-то странная тяжёлая глубина, а говорил когда-то, что такие как он меняются не заметно для людей. Так как же это она сейчас почти ничего прежнего в нём не находит?
Он смотрел на неё не отрываясь, боясь оторвать взгляд, слова так  и застряли в горле. Думал что когда встретит, найдёт что сказать, а на деле как  вышло?
Она смотрела ему прямо в лицо, и перед ним снова встала память...
 «Скажи мне, а я смогу летать как ты когда вырасту?
--Нет. Люди не летают.
--Тогда хотя бы дай мне почувствовать как это.
Он кивнул и она обняла его за шею, а он обхватил её талию руками и поднял в небо. Она зажмуривала глаза от щемящего восторга, когда ветер бился ей в лицо и трепал её золотые волосы».
Теперь всё изменилось, она выросла, и не научилась летать, а он больше не мог, и боялся сказать ей об этом.
…В его комнате стояла удушливая тишина. Он сидел на шкуре медведя, возле камина и пытался согреть больные руки. Тихонько скрипнула дверь. Он дёрнулся и обернулся.
-- Я войду?— спросила Рин.
Он кивнул.
--Прости, я просто…-- прошептал он, голос его сорвался.
--Просто подумал, что это кто-то другой, да, Учитель?
-- Да.
-- Ты всё ещё боишься, что они узнают твою слабость?
-- Только ты можешь видеть это…
-- Почему, разве я особенная? –
Она медленно села рядом с ним и взяла его руки в свои ладони.
--Только ты можешь помочь…-- он тяжело вздохнул и лёг  на шкуру, потом попросил: -- Закрой дверь на засов.
-- Зачем, разве им есть до нас дело?
--Лишняя предосторожность не повредит.
Она встала и заперла дверь, потом снова села рядом, он медленно положил голову ей на колени.
-- Учитель, почему ты никогда не носишь венца?
-- Здесь – храм, и я такой же как все, пусть я  и верховный жрец.
-- Но тебе так шёл венец ветров, а ты не разу не надел его за то время пока мы были в храме, даже на праздник.
-- Он мне тяжёл, Элгурин. Когда зацветут вишни, все будут плести венки…-- он осёкся.
-- Я снова подарю его тебе, Лиалин. – она произнесла его имя так тихо, что только мог услышать и распознать знакомые звуки.
-- Праздника не будет, Рина.
-- Почему, потому что ты его не хочешь?
-- Потому что этот праздник не должен проходить в стенах академии, а что-то подсказывает мне, что скоро нас позовут назад.
-- И ты вернёшься?
-- Только если, кто-то пойдёт со мной.
-- Теперь ты боишься академии?
-- Нет, я ничего не боюсь, но…
--Самоуверенность в тебе всё же осталась. Значит ты жив.
-- Да, я жив, будь я проклят!
И тёмные солёные струйки потекли по его лицу.
-- Не надо, Учитель.
Она замолчала и стала нежно гладить его спутанные пепельно-седые волосы и стирать с лица тёмные слёзы.
-- Опять кровь.— прошептал он.
-- Нет, это только слёзы.
Она прижала к своим губам ладонь его правой руки.
--Учитель?
--Что, Рин?
-- Почему я всё ещё зову тебя учителем, ведь ты уже нечто большее?
--Наверное, чтобы они ничего не узнали, Рин.
-- Какое им до нас дело?
-- Не знаю, Рин.
Он сел и повернувшись к ней лицом, взглянул в её глаза. Она грустно улыбнулась.
-- Знаешь, Учитель?
--Нет, не знаю.
-- Я хочу подарить тебе ребенка, Лиалин.
Он побледнел, его глаза стали холодно серыми как два отражения Бездны.
-- Что с тобой?
-- Нет!— простонал он.
-- Почему?
-- Ты знаешь, ты не сможешь родить мне сына, а если это будет дочь…--он побледнел ещё сильнее.— Если это будет дочь…
-- То я умру, а она останется жить…-- закончила за него Рин.
--Глупая легенда.
--Зачем  же ты тогда веришь в неё?
-- Люди в неё верят.
--А ты?
-- Не знаю.
-- Что же тогда?
-- Будь, что будет, если будет. Я слаб.
-- Но  не настолько, чтобы не испытывать желания, Лиалин.
--Да, не на столько. Придёшь сегодня ночью?
-- Да, как всегда, после вечерней службы. Ты будешь на ней?
-- Не хочется.
-- Улыбнись, Учитель…
Он скривил губы.
-- Это не улыбка.
-- Наверное, я уже не могу.
--Время покажет…
 











Срок истёк.

...Полночь близко, медленно, как мутные струи Эльфаны, текут минуты. Он ждёт. Ждёт, что дрогнет занавесь на входе в главный зал храма, и войдёт она – девочка с глазами волчицы.
Клинок, что прошёл сквозь грудь и вынул из неё сердце, лежит на столе. Тихо, тихо, тикают настенные часы. Она должна вернуться сегодня или никогда. Холодный кусок льда на ладони Ульвинга мерцает, будто пульсируя — сегодня или никогда. Он берёт лютню и та стонет в его руках, будто это он зовёт свою отрекшуюся ученицу...
...Полночь, часы бьют, -- поздно. Он поднимается с кресла и без сил падает на ступени, всё куда-то исчезает. Остаётся только боль. Сейчас или никогда, он должен стать другим, не узнаваемым для неё. Мёртвые никого не ждут, поздно...

Дъере исцера, нос сойот.
Единожды отрекшись не возвращаются.
Меле им халлер.
Оставь это.