Пельмени до Москвы

Окошко вокзальной кассы так низко устроено, что иному дяде Стёпе надо полуложиться, чтобы взглянуть на ясные очи кассирши. Оно зарешечено под солнечные лучи массивной арматурой, видать, на случай народного штурма. Из него всегда звучит одна и та же фраза: "Билеты будут по прибытии поезда!"

Зал вокзальца наполовину освещён казенной люстрой, похожей на общипанную курицу, с тремя голыми лампочками.

На светлой стороне, где касса, скамьи пустуют. Здесь сидеть невозможно: не отобьёшься от мух, их столько, что кажется, будто железная дорога для того и работает, чтобы свозить сюда этих бесноватых насекомых.

На тёмной стороне мухи тоже есть, но поменьше - можно хоть подремать, перекусить. Здесь сидят плотно, как десантники в самолёте. На чемоданах устроились дети, чьи-то ноги в дырявых носках, чьи-то руки, стерегущие пожитки.

Ожидающие говорят шёпотом, прислушиваясь к далёкому свисту товарняков. Ближайший пассажирский поезд придёт часа через два. Если будут билеты, то первыми уедут две женщины с ребёнком - они уже с обеда на жёстких сиденьях.

Вокзальная дверь, открывающаяся внутрь, хлопает, как мышеловка. Пружина настолько туга, что проходящий старается быстрее выбежать, иначе прищемит.

В помещение пытаются проникнуть три девушки студенческого вида. Одна успевает впрыгнуть, другой достается по лбу, но, должно быть, терпимо. Делают очередную попытку. Студентка в белых брюках спотыкается о порог и с вещами падает на грязный пол. Из опрокинутых пакетов высыпаются яблоки, какие-то булочки-завитушки, огурцы, помидоры, и среди всего этого оказывается кружевной бюстгальтер.

Девушки, видимо, были на пирушке. Они заливаются смехом, словно и не покидали место, где можно отвести душу. Причем та, что упала, смеётся лёжа, как на вибраторе.

Пассажиры оживляются, с улыбками следят из полумрака за забавным происшествием.

Студентки наконец успокаиваются, поняв, куда пришли. Собирают рассыпанное.

Поднявшаяся девушка ладонями пытается очистить брюки, но крепко въелись в ткань угольная пыль и мазут.

Другая студентка, не выпуская тяжеловесной сумки, наклоняется к окошку и, ухватившись свободной рукой за решётку, громко и серьезно спрашивает:
- У вас есть пельмени до Москвы?!..

Следует очередной взрыв хохота. Вновь очнувшиеся пассажиры уже не улыбаются, а смеются. Дочка, проснувшись, пытается узнать у матери, в чём дело. Мать не может вымолвить слова, расхохатывается ещё больше. Тогда и девочка вплетает свой звонкий голосок в общую весёлость.

Крупногабаритная кассирша тянет любопытное лицо к прутьям окошка, обводит ревизорским взглядом зал и вдруг заходится гомерическим хохотом, будто её кто-то сзади пощекотал. Она пытается вернуться на стул, но, видимо, промахивается. Гремит мебель. Судя по звуку, опрокидывается чайник.

И уже не найти никого, кто был бы безразличен к этому весёлому событию. Некоторые пассажиры встают в припадке заразительного смеха, который неожиданно затухает, так как в окошке вновь маячит суровая, насупленная физиономия кассирши.

Все рассаживаются. Уже через минуту раздаётся чей-то по-домашнему милый храп.

Вскоре дверь несколько раз приоткрывается и хлопает, но никто не входит, лишь слышны неразборчивые голоса и музыка. И вдруг дверь от сильного удара распахивается на всю, пружина срывается, со свистом прорезает заполненное мухами пространство и бьёт по лампочке, как точно посланная пуля. Часть осколков попадает в зарешеченное окошко. Кассирша моментально выпаливает фразу о каком-то "пятикратном размере". Одновременно непонятно какой мужчина метеором залетает под ближнюю скамью.

В слабо освещённый зал запрыгивают ещё двое, помятые и извалявшиеся, пьяные до умопомрачения. Один ставит на пол играющий магнитофон, другой - недопитую бутылку, и начинаются прихлопы, притопы, потрясания плечами, приседания, смешные кувыркания, падения, сдобренные смачной матерщиной. Они быстро утомляются, плясовые движения выполняют вяло и смешно.

Третий, вылезший из-под скамьи, выражением лица похожий на клоуна Никулина, раскидывает руки, крутится по всему залу и голосом Высоцкого поёт:
А свадьба пела... пела... и плясала...
И крылья... эту свадьбу... вдаль несли...
Широкой было это... мало сала...
И... что-то там такое... унесли!..

Кто-то из пляшущих сшибает ногой магнитофон, который начинает играть еще громче.

Публика вновь оживляется. Кое-кто смеётся. Из полумрака в зал выходит ранее мирно спящий местный забулдыга, добирается до бутылки и выглахтывает залпом. Потом пускается в пляс, выкрикивая частушку:
Мы не сеем и не пашем,
А валяем дурака!
С колокольни палкой машем,
Разгоняем облака!

Вдруг в зале появляется милицейская форма.

Предвидя дальнейшие события, пассажиры утихомириваются, рассаживаются, наблюдают. К их удивлению, милиционер тоже начинает плясать, западая в разные стороны и закатывая хмельные глаза.

Затем в зал вваливается человек тридцать. Играет гармонь. Поют сразу несколько песен, кричат, смеются. У выбежавшей на середину женщины отваливается каблук, она запуливает туфли в тёмный угол и пристукивает ступнями в следках:
Дура я, дура я,
Дура я проклятая!
У тебя четыре дуры,
А я дура пятая!

На скамейку ставят сумку с водкой. Обходят пассажиров, наливая в майонезную баночку щедро, через край, на закуску суют куски липкого пирога с повидлом.

Вскоре возникает шумное народное гулянье с плясками да прибаутками, как бывает в столовой в разгар свадебного торжества, правда, нельзя отыскать парочку, похожую на жениха и невесту.

 
Кассирша несколько раз, приподнявшись, кричит в окошко:
- Поезд на Москву отправляется через пять минут!

Но к кассе никто не подходит.