Школа

  Теперь в Надеждинке  новая школа, хорошая, типовая, построенная при содействии  бывшего ученика Виктора Кожаева, школа, которой могут позавидовать и некоторые города.
    Но мне вспоминается наша  старая школа, с тремя классными комнатами, большим и маленьким коридорами, учительской, за которой находились ещё две комнаты для семьи директора школы. Из небольшого коридора квартиры директора на чердак вела лестница, где находился такой же небольшой мезонин, строение совершенно необычное для тогдашнего села. Большой коридор выполнял, кроме того, и функции кинотеатра, в те дни, когда приезжала кинопередвижка. В каждом классе в углу стояла печка, источник тепла и место разогревания наших замерзающих чернильниц зимой.
    Чернильницы-непроливайки были постоянной  головной болью учеников. Во-первых, они почему-то постоянно проливались, пачкая портфели, парты, тетради и книги, а то и одежду. Зимой замерзали, особенно у тех кто приходил или приезжал в школу из соседних сёл. А таких было не мало: приезжали и приходили из Яковлевки, Туркестана, Второй Надеждинки, Сарбая и даже из Первой и Второй Елизаветинок тогдашнего Троицкого района, ныне Тюльганского. Летом в чернильницы почему-то любили залазить мухи, которых мы вытаскивали остриём пера, при этом оставляя порой жирные  кляксы на партах и тетрадях.
     Парты в те годы были то же особенными, деревянными с откидывающимися наклонными столиками для удобства вставания при ответах на вопрос учителя, со специальными выемками для установки чернильниц и продольными желобками для укладывания ручек и карандашей. Последние или, как мы их именовали, задние парты были большего размера и в школьном обиходе назывались «камчаткой». Сидели на них традиционно второгодники, а то и третьегодники.  Учиться  в то время заставляли всех, но не у всех эта учёба шла, неуспевающих оставлять на второй, а то и третий год. Некоторые особо «одарённые» ученики, таким образом, учились в каждом классе по несколько лет, достигая постепенно жениховского возраста, но так и не заканчивали семилетку.
     Никаких школьных организованных  обедов не было, но с собой мы  всегда несли в портфеле начесночённую горбушку домашнего хлеба и хороший, тоже с чесночком, ломоть солёного  сала. Всё это съедалось на большой перемене, а иногда, и на уроках, особенно завсегдатаями последних парт, учениками, не отличавшимися рвением к знаниям, но имеющим, как правило, хороший аппетит. После таких наших школьных полдников запах сала и чеснока ещё долго витал во всех классах и коридорах.
    Поддерживать чистоту  и порядок вменялось в обязанность дежурному. Он подметал пол, готовил доску, мел, указку, следил за печкой зимой. Кроме того,  была ещё и выборная должность санитарки. Она, а эту роль всегда выполняла самая прилежная девочка, гордо ходила с красным крестиком на рукаве и проверяла чистоту шеи, ушей, рук, наличие «ципок» на руках, и всё это заносилось в особую тетрадь, которую, в свою очередь,  просматривал классный руководитель.
     Регулярно в школу приходила  сельская фельдшерица Елена Петровна. Она придирчиво осматривала наши руки, воротники, головы, выискивая грязь и наличие вшей. Бывало и находила. Результат такой находки - была стрижка наголо. Парикмахера в деревне, естественно, не было, подстригали обычными ножницами кто-то из родителей или соседей. Получалось неровно, ступеньками, но что оставалось делать? Приходилось мириться и ждать, когда волос отрастёт, и плеши закроются.
      Иногда Елена Петровна приходила с прививками,  а вот уколов   боялись все. Заходила она в класс, обычно, во время урока, в белом накрахмаленном халате, в сопровождении директора или завуча. В этот момент класс замирал, и все наши напряжённые взгляды устремлялись на неё.
    Как-то в один из её приходов в начале учебного года, когда весь класс застыл в ожидании сообщения о прививках,  я, не мешкая, вскочил на парту и через окно выпрыгнул на улицу. В тот день, как выяснилось позже, прививок не было, а состоялась обычная санитарная проверка,   и мне пришлось в перерыв с опущенными глазами возвращаться в класс.
     Был и ещё один побег из школы, только массовый. В послевоенные годы мы бредили героизмом на фоне недавних фронтовых событий. Играли в «войнушку» и обязательно в фашистов и наших. Естественно, побеждали всегда наши. Бредили самолётами и почти все мальчишки мечтали стать лётчиками. Самолёты иногда пролетали над нашим селом, натужно гудя, они медленно плыли по небу и скрывались за горизонтом. В таких случаях ребятня выбегала на улицу, задирала головы кверху и кричала, провожая взглядом самолёт,
            

               Ироплан, ироплан !
               Посади меня в карман,
               А в кармане пусто
               Вырастет капуста.

    Но вблизи самолёт никто из нас никогда не видел. По счастливой случайности в соседнем селе Сарбае в то время работала экспедиция Угольразведки. Именно к ним в один из тёплых и солнечных сентябрьских дней прилетел маленький двухместный самолёт, прозванный в народе  кукурузником. Стрекоча мотором и постепенно снижаясь, он пролетел над школой и пошёл на посадку на поле прямо к Сарбаю, до которого было три километра. На какое-то время в школе всё стихло, затем кто-то крикнул,
     - Самолёт садится!
    Ещё через несколько мгновений мы все, кто в окна, а кто в двери,
 ринулись на улицу и помчались к месту посадки. Первые, самые быстрые, добежали до места посадки именно к тому времени, когда самолёт слегка подпрыгивая на ковыльных кочках, разогнался и взлетел, на прощание, сделав над нами круг и помахав крыльями. Но мы видели его, видели почти рядом, видели даже лётчика, который сидел в передней открытой кабине и помахал нам рукой.
    Занятий в тот день в школе больше не было, а село ещё целую неделю обсуждало это неординарное событие.
     Ещё одним важным событием жизни школы был сбор макулатуры, и тогда между классами начиналось соревнование, кто больше сдаст всевозможного ненужного тряпья, бумаг, старых газет. Иногда на лошади, а это бывало летом, в село приезжал старьёвщик, который тоже собирал макулатуру. Принесённое тряпьё он тщательно и придирчиво взвешивал безменом, записывал что-то в особую тетрадь химическим, смоченным во рту карандашом, отчего губы у него, зачастую, тоже оказывались синими, после чего открывал свой заветный чемодан и независимо от количества макулатуры вручал или разрисованный шарик со свистком, или небольшой тоже шарик на тонкой длинной резинке. Шарик нужно было надуть через  свисток, после чего воздух выходил наружу и именно тогда раздавался свист. Какое-то время этот свист слышался во всех концах села, пока не лопался последний заработанный нами трофей.
     Кроме всего прочего, школа гордилась своей художественной самодеятельностью. Чаще всего  готовили различные номера к праздникам. Были это несложные художественные постановки и очень популярные в те годы пирамиды. Ученики разных возрастов строили всевозможные геометрические фигуры, использую собственные тела, руки и ноги.
    Особое праздничное настроение царило перед Новым годом. Из раскрашенных листов бумаги делались традиционные в то время украшения на ёлку. Вырезались фигурки различных животных и рыбок, клеились разнообразные фонарики, из тонких полосок разноцветной бумаги, свёрнутых в колечки, собирались длинные цепочки, украшавшие ёлку. Хвойных деревьев поблизости не было, поэтому украшали обычное дерево, ветки которого обёртывали зелёной бумагой. Под Новый год приходил Дед Мороз, в шубе и валенках, с ватными усами и бородой, поздравлял всех с Новым годом и раздавал подарки, пакеты с такими редкими в то время конфетами, завезёнными на лошади заранее из района. А потом были каникулы, с походами в лес, катанием на санках и работой по хозяйству дома.
       Весенние же  каникулы  наступали сразу после разлива речки. Большинство соседних сёл оказывалось отрезанными от нашей Надеждинки паводком, и занятия прекращались до его окончания.
     Ещё одно традиционное мероприятие проходило весной.
     Во время гражданской войны, за дубовой рощей белые расстреляли пленных красноармейцев на краю братской могилы, выкопанной самими пленными. В майские дни по окончании учебного года, мы с флажками и звёздочками на палочках ходили к этой братской могиле с букетами полевых цветов, отдавая дань памяти этим неизвестным для нас солдатам.
   К сожалению, как и всё в нашей жизни, семь лет этой удивительной школьной поры промчались стремительно и незаметно, и надо было куда-то определяться. Кто-то остался в селе, но большинство одноклассников разъехались.
    Я уехал учиться в город, затем из села уехали родители, позже школу отдали под правление, а ещё позднее разрушили совсем, видимо, из-за ветхости и ненадобности. Но так бы хотелось зайти в свой класс, посидеть за той же партой или на том же месте, как в те далёкие детские годы и вспомнить их: годы давние, годы трудные и, в то же время, такие счастливые и незабываемые годы детства.