Атомный Взрыв

Атомный Взрыв. До.

Над городом расцветал яркий грибок.
Красновато-рыжий, с каждым днём он становился всё больше и больше. Около десяти лет назад он был одной из главных достопримечательностей города – на больших экскурсионных автобусах туристы приезжали к парку, в центре которого змеился маленький столб дыма с всплесками огня в форме гриба. Никто не знал, откуда он появился. Все просто восхищались, фотографировали его, называли чудом. Дети изумлённо тыкали в него пальчиками, не замечая, что ногти их чернели, а фаланги обугливались. Просто уже давно никто в этом мире не чувствует боли.
Пальцы детишек регенерировали, родители вежливо поправляли на лысых головах шляпы и парики, прятали под одеждами язвы и гнойные нарывы. У новорождённых убирали хирургическим вмешательством лишние глазки, ручки и ножки, иногда приходилось пришивать недостающие части тела, но скоро перестанут делать и это, ведь уже многие находят красоту в мутациях.
У меня, например, при рождении было три руки. Одна правая и две левые. Одну левую отрезали, теперь на подмышке шрамик. Мне двадцать пять лет, я лыс, как колено, но волос собственных ни у кого нет в этом мире – сказывается излучение. Я бы уже не смог жить без излучения...
Если изолировать человека нашего времени в комнате с чистым воздухом, без примесей и газов, а ещё закрыть полностью окна и уплотнить стены, чтобы не проникали радиоактивные лучи, то этот несчастный подопытный умрёт, зачахнет.
А гриб растёт уже десять лет, как я говорил. Когда он появился, вокруг него оборудовали парк – скамейки поставили, посадили чахлые деревья без листвы, засыпали всё песочком. Гриб превратился в своеобразный аттракцион для получения денег. Между тем, он рос, и уже через какие-то пять лет разросся на весь трёхгектарный парк. Гриб можно было увидеть издалека, не переходя мосты.
Говорят, их когда-то разводили, и они были одной из главных изюминок нашего города. А теперь всем наплевать на эти мосты, старые и облупившиеся. Не верю, что они когда-то были нарядными и яркими, с подсветкой – как мне показывали на старых-престарых фотографиях. Этим фотографиям несколько сотен лет.
Я часто приходил смотреть на гриб. Он был маленьким, когда мне было пятнадцать лет. И я отчётливо помню, как мне хотелось, чтобы этот гриб удалили. Уничтожили. Спасли наш город.
Потому что ничего хорошего не произойдёт.
Грибу уже десять лет, и он диаметром с четыре Дворцовых площади. А в высоту несколько сотен метров. Когда заходит солнце, город освещается благодаря излучениям, которые идут от гриба, и правительство экономит на уличных фонарях и неоновых подсветках. Дома, которых накрыл своей массой гриб, разрушались, от них остался обожжённый каркас, почерневший и странный. А люди, что оказывались рядом с грибом, чувствовали невероятный жар, старались уйти поскорее, потому что начинали обугливаться. Это раньше восстанавливались легко конечности, а теперь и с этим проблема... Повреждённые части тела приходилось заменять на новые хирургическим путём, а это стоило денег, пусть не таких уж и больших, но всё же... и была ещё одна причина, по которой люди неохотно ложились под нож: трансплантаты были уж больно некачественные. Конечно, клонирование было в ходу, но найти достойный материал для него практически невозможно.
Новые органы гнили, источали неприятный аромат и сочились гноем, что было несколько неприятно. Люди морщились, но продолжали прятаться в одежде.
...Я любил сидеть на крыше и смотреть вдаль – на гриб, огромный и красивый, но меня не покидало чувство неудовлетворённости, опасности. Однажды гриб заполонит собой весь город, а потом и всю страну, а там, возможно, и весь мир.
Весь мир, который к тому времени умрёт.
Но, кажется, этого никто не понимал. Всё также продолжали приезжать туристы из разных уголков планеты, но теперь родители придерживали  за руки своих детей – последствия от соприкосновения с грибом могли быть самыми разными и весьма плачевными.
А потом гриб разросся и до моего дома. Я смотрел издалека на разрушающуюся крышу, на которой я проводил так много времени, на крошащиеся кирпичи и беззвучно плакал. Я любил свой дом. Соседи, повздыхав, ушли в новые квартиры – в те, которые им выдало государство как пострадавшим. А я никуда не шёл, я смотрел на гриб, который, казалось, ухмылялся над моим горем и говорил: сегодня я разрушил твой дом, завтра я разрушу твой город, а потом и всю планету.
Тогда я погрозил кулаком грибу, развернулся и пошёл прочь. Я лишь жалел, что Нева давно высохла – иначе можно было бы утопиться.
Забравшись вечером на крышу нового дома, я пел, глядя на гриб и ненавидя его больше, чем что-либо. Я весь превратился в комок ненависти, мечтая лишь об одном – отомстить. Вскочив на ноги, я закричал во всю мощь лёгких:
 - Люди! Что же вы делаете? Почему вы так равнодушны? Мы же погибнем! Надо искать способ, чтобы уничтожить гриб!
Мне никто не ответил, я кричал в пустоту, ночную тишину, озаряемую грибом, который явно насмехался надо мной.
За эту ночь гриб вырос во много раз и почти лизнул дом, в котором теперь я жил.
Тогда я вновь забрался на крышу и стал ждать. Хотелось одновременно бежать, спасаться, и умереть в объятиях взрыва.
Ко мне на крышу поднялся старик, живший в соседней квартире. Он был совсем плох, но упорно цеплялся за жизнь. Положив изъеденную язвами руку мне на плечо, он произнёс:
- Похоже, приходит время. Наша жизнь идёт под откос… меня радует, что дожил до конца света. Но не хочу умирать.
Я повернул голову, и старик с надеждой смотрел на меня. Умоляющим голосом он произнёс:
- О, если бы было возможно пережить взрыв…
Я опустил глаза, вспоминая. Я думал о людях, пытающихся сделать деньги на всём. В погоне за удовольствиями, они не считались ни с чьими жизнями. У них не было моральных принципов и они напоминали диких зверей, люди стали уродливыми и больными лишь из-за своих амбиций.
Я сбросил руку старика со своего плеча и помотал головой. Нет. Нельзя пережить взрыв. Все должны умереть при взрыве гриба, и мир очистится от скверны. Взрыв будет сегодня, я знаю. Он поглотит всю планету, невероятным жаром, сильнее, чем жар солнца, он спалит людей, всю скудную растительность, их жалкие постройки. И весь мир станет чистым. Третья планета солнечной системы исчезнет, и во Вселенной будет хорошо и чисто. Всё будет так, я знаю.

...Над планетой расцветал атомный взрыв...


Атомный Взрыв.

Вокруг всё рушилось.
Пылающие останки людей искрили праздничными огоньками и тут, и там, дома изящно обрушались с невыносимым грохотом. Чтобы смягчить давление на барабанные перепонки, я открывал рот, чувствуя себя абсолютным дураком, пытающимся спастись.
Какой-то чудак в обрывках одежды, со спутанными волосами, выглядевший совершенно безумным, закричал:
 - Я говорил!!! Вы умираете!!! Это страшный суд! Только я спа... – осколок каменной глыбы отскочил от разрушающегося и ударил человека в спину, прервав его речь. Чудак упал, страшно закричав, и из последних сил добавил: - И я грешен!
Странно, но я стоял как будто в эпицентре взрыва, в сердце разрушения, но был невредим, более того, несмотря на шум, грохот, я слышал слова того человека. Кажется, я даже узнал его.
Этот чудак всегда ходил в лохмотьях, он был нищим, но не просил денег, лишь сердобольные старушки давали ему хлеба. Чудак всё время говорил, что близится страшный суд, и что никто из нас, богохульников, не выживет.
Он тоже не выжил.
Это не страшный суд. Это конец света... Нет ангелов с пылающими мечами, нет корчащихся в судорогах демонов, нет Бога с нимбом над головой, нет седовласых апостолов. Лишь дым, крики несчастных людей, окровавленных, умирающих каждую секунду, обугленные трупы и разрушенные здания.
Я стоял, окружённый странным спокойствием и как будто прозрачной стеной из титана.
Вокруг всё рушилось.


Атомный Взрыв. После.

Я проснулся оттого, что в щёку врезались какие-то осколки. Открыв глаза, я понял, что лежу на земле вниз лицом. Что со мной?..
Поднявшись на ноги, я огляделся. Это... это сон?.. Худший кошмар?.. Вокруг меня были руины. Осколки стёкол, глыбы камней, пластик, покорёженные машины и... и трупы людей. Это обгоревшие тела, многие из них искалечены до такой степени, что можно лишь догадываться, что они были людьми.
Господи... что же это... я, кажется, вспоминаю... Сначала была вспышка, потом страшный грохот, и крики, крики, крики. Много огня, много разрушений. Почему я жив? Почему?!
Со стоном обхватив себя за плечи руками, я заплакал. Господи, за что? За что ты оставил меня в живых?! Где мой дом? Где руины, оставшиеся от моего жилища? Где мои родственники? Где лежит тело моей матери? А вдруг оно сгорело? Где моя любимая? Неужели её прекрасное лицо было сожжено испепеляющим пламенем?
Слёзы текли по моему лицу, но я их почти не замечал. Сделав над собой усилие, я побрёл вперёд, сам не зная, куда иду.
Вот эта лужа расплавившегося металла, что она собой представляла до взрыва? Может, была памятником герою? Я с тоскою посмотрел на моё отражение в этом своеобразном зеркале: лицо всё в царапинах, чуть обгоревшее. Надо же, бровь рассечена, и нос сломан... а я совсем не чувствую боли. Наверно, потому что боль душевная, а также ужас, настоящий ужас возобладали над рефлексами тела.
...Я шёл вперёд уже много времени, если оно ещё существует в этом искалеченном мире, а окружающая меня обстановка не менялась: всё те же руины и трупы. Только я начал чувствовать отвратительный запах горелого мяса, человеческого мяса. Меня мутило, уже пару раз вырвало, взор застелила белая пелена слёз, но я силой тёр руками глаза, запрещая себе плакать.
Всё равно теперь уже не будет никакого толку от моих слёз! Они не прервут этот кошмар, имя которому реальность. Я уже даже начинаю узнавать улицы, или мне кажется? Вот эта груда расколовшихся каменных блоков вполне могла быть моим домом. Впрочем, соседняя тоже... и даже те осколки кирпичей, что мне встречались в начале моего пути...
Я лишь не могу понять: что произошло? Был это атомный взрыв? Или на мой город сбросили какую-нибудь бомбу из секретных лабораторий? Но у нас не было войны, некому было уничтожать нас. Нас... Теперь надо забыть это слово. Я остался один, и мои соседи – лишь остатки тел людей. Быть может, я был даже знаком с этими несчастными, мимо трупов которых я сейчас прохожу.
Господи, за что, за что? Я не верил особо в тебя, хоть и был крещённым по настоянию моей несчастной матери, но ни разу не посещал церквей в сознательном возрасте, почему же в живых остался именно я? У меня нет выдающихся способностей, я не отличаюсь острым умом, невероятной красотой, впрочем, тоже, одним словом, я такой же, как и все!
Почему я остался в живых?
Я не решусь на самоубийство. Я слаб. Умру от голода... в страшных мучениях. Может быть, это небеса послали мне наказание? Но ведь я и не грешил почти. Я. Обычный. Человек.
Но имеет ли это теперь смысл?
Что мне делать?