Раскол. Звезда и крест Никиты Минина

   Нынче уже никто не сомневается в особой роли русской православной церкви в истории нашего государства. Канули в Лету годы гонений на священников и поругания церквей и люди нового поколения как должное воспринимают малиновые голоса колоколов и почитают за норму носить нательные крестики. Церковь, кажется, вступила в полосу относительного благополучия и хочется верить, что это пойдет ей во благо.
Увы, совсем не благостным был ее тысячелетний спасительный путь, но на каждом изгибе своей истории она опиралась на божественную силу своих подвижников - старцев, к коим причисляем мы и ее шестого Патриарха Никона – в миру Никиты Минина. Чуть ниже мы остановимся на его церковной реформаторской деятельности,   но сначала попробуем развернуть историческую картину, на фоне которой протекала пастырская деятельность Никона.
   Это был XVII век – эпоха перехода Московской Руси в Российское государство. К тому времени географически Россия уже была крупнейшей мировой державой – она раскинулась от Речи Посполитой до Тихого океана, наш земляк, воевода Валуек Федор Исакович Байков уже открыл посольский путь в Китай – за Калганскую Ограду, (так тогда именовали русские великую китайскую стену). По северному морскому пути новгородские купцы и поморские мореходы достигли устья великих сибирских рек и основали торговую Мангазею. На Диком Поле, где все еще хозяйничали крымские и ногайские татары, появились первые русские города Хотмыжск, Белгород, Яблонов, Верхососенск, Усерд, Ольшан, Коротояк, Воронеж. А между Валуйками и Верхососенском, на Тихой Сосне, прижимался к самому берегу маленький городок Бирюч-Погост – почтовая станция на государевом тракте Курск – Валуйки – станица Гундоровская у города Азова. Первые письменные упоминания о нем появляются в 1611 году. Через полтора века он станет уездным центром Бирюч, а еще через двести рассыплется в руках нерадивых своих хранителей то на Буденное, то на Красногвардейское…
   А пока в России царствовал второй государь из дома Романовых – Алексей Михайлович. За особую набожность в народе прозвали его Тишайшим, хотя частенько бывал «батюшка» крутехонек с подданными, ведь в Москве радел за его, царское, благополучие, целый Разбойный приказ, а на местах дьяки ловили воров и вольнордумцев и пытали у них «слово и дело государево» в разбойных, или съезжих, избах. А руководством к действию для всех ветвей и уровней власти служила тиснутая в Московском Печатном дворе «Кормчая книга» – по церковному Номоканон, а в научном мире известная как Corpus juris civilis. Книга содержала приспособленные к русской жизни статьи Византийского права, введенные в жизнь еще в XV веке императором Юстинианом. К слову, во времена Никона и даже вплоть до ХХ века во всех школах из уроков истории ученики знали, что сам знаменитый император Юстиниан, давший свое имя целой отрасли знаний – юстиции – был до воцарения пленным солдатом из славян и носил имя – Управда. Это после 1917 года мы отказались от многих великих предков. Как, впрочем, и имя патриарха Никона произносилось непременно с приставкой – мракобес, церковник, виновник раскола.
   Да, Патриарх Никон обыкновенно считается главным деятелем реформы, что в виде исправления книг и церковного обряда видоизменила прежний характер церковного быта и произвела разрыв между большинством русских людей, принявшими эти преобразования, и меньшинством, оставшимся при «старой вере». В глазах этого меньшинства именно и только Никон был виновником нарушения древнего благочестия и потому вех его сторонников это меньшинство называло «никонианами». И Никон действительно выказал наибольшую ревность к делу исправления. Как Патриарх, он пользовался силой своей власти, а как личность незаурядная, он проявил свой крутой, непререкаемый, характер. Естественно,   именно он сосредоточил на себе преклонение и ненависть современников, обеспечил себе место в истории страны и церкви. Хотя, ради справедливости, надо заметить, что в сложном историческом ходе событий Никон не имел этого исключительного значения. Вопрос о церковном исправлении начался значительно раньше, ведь ощущения непорядка в церковном строении появились уже за сто лет до Никона, во времена знаменитого Стоглавого собора. И когда поднята была тема исправления церковных книг с критическим их осмыслением, с отысканием «добрых переводов», тогда уже наметился тот путь, которым дело пошло впоследствии: обратились к «хартейным» рукописям, справились у вселенских патриархов. Патриархи указали греческие рукописи – и как только греческие источники были привлечены к делу, так и произошла катастрофа, выразившаяся церковными волнениями и расколом. Но ведь к греческим оригиналам обратился еще предшественник Никона – патриарх Иосиф. При Иосифе же началось исправление церковного обряда, тогда же проявились и первые взрывы недовольства приверженцев старины.
Впрочем, еще до Никона была ясно прочувствована необходимость прояснения вопроса об авторитете самой греческой церкви, который стал колебаться в умах московских людей еще с XV века, с Флорентийского собора и падения Константинополя. А к описываемым нами временам авторитет греков поколебался так, что многие его полностью отвергли. Чтобы восстановить уважение к грекам, была даже издана нарочно «Книга о вере». Государь и Патриарх даже послали в Константинополь для проверки фактического положения дел особого своего посла Суханова. И посол подтвердил, что в самой Греции «учиться ныне нечему».
Как видим, раскол вызрел еще до принятия Никоном патриаршего сана. Но «Книга о вере» свое дело сделала. Вокруг нее объединились немалые силы, близкие к царю – сам Никон, протопоп Неронов, царский духовник Вонифатьев и даже,   на первых порах, знаменитый протопоп Аввакум. Так странно в этой призме преломились взгляды людей, которые уже совсем скоро стояли в двух непримиримых лагерях и стали навсегда личными врагами. Восставши на Никона, староверы забывали, что вышли с ним из одних церковных врат. Предъявляя ему, как образец, подготовленные Иосифом книги, они забывали, что именно Иосиф начал их исправление, а знаменитую «Кормчую» от 1653 года они подписали обоими своими именами. И этому смутному положению вещей содействовала поначалу нерешительность царя.
Алексей Михайлович беспомощно колебался между двумя течениями. Никон был его «собинный друг» (наряду с саном Патриарха он даже титуловался Государем), и в то же время сам царь, а особенно царица, чрезвычайно почитали яркого проповедника, протопопа Аввакума. От мятежного протопопа они не отвернулись даже в то время, когда он заявил себя врагом церковной власти А ведь протопоп Аввакум слыл самым примечательным лицом церковной жизни того времени. Решительный и неукротимый из всех последователей раскола, он стал знаменем приверженцев «древлей веры». По несокрушимой силе характера это был эпический богатырь, вынесший самые тяжкие испытания – тюрьмы, заточения, истязания – но всегда непреклонный и пламенный в своих проповедях. И пока на Москве кипели страсти по вере – Аввакум нес свой крест то в Сибири, то по разным городам и застенкам. После отречения Никона Алексей Михайлович вернул Аввакума в столицу. Здесь очень не хватало истинного проповедника Слова божья, но, даже после множества испытаний, мятежный протопоп отказался следовать церковным нововведения. Напротив – его присутствие в Москве вдохнуло новые силы в деятелей раскола: воспрянули духом сестры Соковнины (одна из них – знаменитая боярыня Морозова), по церквам опять начали тянуть «двугубое» аллилуйя вместо нового, трегубого… Аввакума в железах отправили в далекую Мезень и опустили в земляную яму. По всей России ужесточились гонения на раскольников. Перед царскими войсками и новыми протоиереями «стал» Соловецкий монастырь. В далеких лесных скитах заплясал«красный петух», оставляя на местах старообрядческих поселений головешки. Из под Валуек, от крепостей нововозведенной Белгородской Засечной черты в глухие пооскольские леса тоже бежали старообрядцы. Тут они основали Старокожевский повет и их потомки поныне живут в чаще обособленно.
 А протопоп Аввакум в своих ужасных злоключениях все еще будет надеяться на «Михайловича-света», как он величал царя. Увы – колебания царя окончились. 1 апреля 1681 года Аввакума и его товарищей по заключению казнили в северном Пустозерске. А государь стал оказывать великое уважение и богато одаривать приезжавших в Москву восточных иерархов. Это означало, что он выбрал строну Никона.
Но образ мятежного протопопа со временем лишь вырастал, с его именем раскольники практически отделились от официального государства, они отказывались служить царю и его чиновникам, скрывались от царской службы и повинностей. Кончилось это тем, что на Руси появился раскольничий царь – Степан Тимофеевич Разин.
И до сих пор еще для старообрядцев Аввакум – святой поборник Божьей веры. Став в своих понятиях представителем народной массы, протопоп стал еще и замечательным писателем. Его «Житие протопопа Аввакума», многочисленные писания к единомышленникам и самому царю, его церковные поучения чрезвычайно характерны и по содержанию, и по мастерстсву изложения. Он смущал умы даже на таком ровном, как казалось бы месте, как именование святых. «Ох,ох, бедная Русь! –сокрушался протопоп,   - Чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев! А Николе Чудотворцу дали имя немецкое: Николай. В немцах немчин был Николай, а при апостолах еретик был Николай: а во святых нет нигде Николая. Только суть стало с ними Никола чудотворец терпит: а мы немощни: хотя бы одному кобелю голову-то назад рожею заворотил, да пуская по Москве той так походил! Что петь делать?». Сочинения, как и вся деятельность Аввакума, и с ним его товарищей – суть содержательный исторический документ. Говоря о погибели своей веры, Аввакум написал, разумея себя и своих последователей: «Последняя Русь зде». Его чувство было темным, стихийным историческим предвидением. Действительно, старообрядчество застыло в развитии и ныне являет собой скол все того же XVII века. Хотя именно старообрядчество сохранило образчики настоящего русского быта и русского духа.
   А ведь вопрос церковных нововведений и впрямь был очень трудный. И совсем не по существу исправляемых книг, ведь можно было, в конце-концов, достигнуть орфографического согласия, но по обстоятельствам времени,   по настроению немалой части духовенства и народных масс. Само участие в исправлении книг «неверными греками» исключало всякое согласие между двумя лагерями. Целые века созревало у людей убеждение в превосходстве русского православия. От веку, мол, писали мы имя Божие Исус – и так еще святые Кирилл и Мефодий завещали. А тут появляется какой-то Никон с греками-подстрекателями, и велит писать Иисус! Верить-то кому – Равноапостольному Кириллу, или антихристу Никону?
Вот почему среда, в которой приходилось действовать Никону, была враждебна ко всяким переменам. Слепая вера в букву и внешний обряд, отожествление этой буквы с «догматом» и самою сущностью веры становились едва преодолимым препятствием для любого общепризнанного исправления. А отсутствие даже самых поверхностных знаний не допускало возможность объяснений. Хотя можно представить себе, к чему пришла бы, наконец, «старая вера», предоставленная сомой себе. Отвергнув авторитет вселенской церкви, она непременно отделилась бы от нее и навсегда осталась в той форме, какая признавалась ею тогда за истину. Впрочем, по прошествии веков мы видим, что со старообрядческой церковью так и произошло: она и в догматическом, и в бытовом отношениях осталась все в том же XVII веке. Впрочем - нынче в таком консерватизме многие усматривают особую притягательность старообрядчества. Но это – вопрос личностный.
   Тогда победил Никон. Именно при нем мощное дерево русского православия сначала дало трещину, а потом ствол с треском раскололся.
   Раскол…
   Но мы оставим старообрядческую церковь на ее пути к Исусу, а сами вернемся к Никону. И попробуем вспомнить, какими вопросами тогда задавался и сам Патриарх, и иные иерархи. В конце концов, при помощи заезжих ученых людей, при объяснениях вселенских патриархов, иерархи еще и могли кое-как выкарабкаться из дебрей своего незнания. Никон, человек сильного ума, лучше и раньше своих современников уразумел необходимость перемен и союза с церковью вселенской, от которой русское православие черпало свои жизненные силы. Никон не смутился известиями о внешнем упадке восточных церквей, об испорченности восточных нравов. И для него глубокие недостатки восточного церковного быта были очевидны. Но в этих церквах хранилось предание древних учений, в них действовали некогда величайшие учителя православия, в библиотеках Константинополя, Дамаска, Александрии, Иерусалима сберегались сами писания этих учителей и среди угнетения и испорченности нравов тогдашнего общества голоса их звучали особенно мощно, на мнении отцов церкви можно и нужно было основывать православие нового Российского государства. А многократный, вековой опыт подсказывал, что вселенские патриархи всегда могли дать правильные и мудрые указания о предметах веры и обряда. И по всему смыслу церковных постановлений следовало, что лучшим средством разрешения недоумений, исправления недостатков, должен быть совет с восточными иерархами и их собором. Антиохийский священник Павел Алеппский,   свидетель русского раскола, писал впоследствии: «Никон, любя все греческое, с жаром принялся за церковные исправления и говорил на соборе (1655 года) присутствовавшим архиереям, настоятелям монастырей и пресвитерам; «…я сам русский, и сын русского, но вера моя и убеждения греческие» На это некоторые из высшего духовенства с покорностью соглашались: «…вера, данная Христом,   ее обряды и таинства – все это пришло к нам с Востока». Но были и другие – так во всяком народе бывают люди упрямые и непокорные – они молчали, скрывая неудовольствие и говорили в самих себе: «Не хотим делать изменений ни в наших книгах, ни в наших обрядах и церемониях, принятых нами исстари». Только эти смелые не имели возможности говорить открыто, зная, как трудно выдержать гнев Патриарха». Никон, конечно же, был достаточно умен, чтобы видеть ошибки, но он понимал, что в большом деле без них обойтись невозможно».
   Наш земляк, митрополит Макарий (Булгаков), подробно объясняет упомянутое историческое недоразумение, приписывающее Никону всю сущность дела исправления книг и вину в расколе. Макарий указывает, что реформы в греческом духе сами восточные патриархи всегда подтверждали и поддерживали, а в некоторых случаях именно они были главными распорядителями там, где молва все приписывала Никону. Поэтому мы смело нынче можем говорить – это не Никон расколол русскую православную церковь. Просто исторически он оказался «в нужное время в нужном месте».
   И было бы совершенно неверно упускать из виду другие грани его многотрудной деятельности. А она и впрямь впечатляет. Достаточно сказать, что до Никона и церковь, и государство жили по неупорядоченным, разрозненным Уложениям и Законам, и именно при нем напечатан в 1655 году «Служебник», в том же году все приходы получили к руководству «Скрижаль». Эту знаменитую книгу перевел с греческого оригинала, от патриарха Паисия особо умелый справщик Арсений Грек. В нее Никон самолично вписал статьи «О крестном знамении» (против двуеперстия), и о символе веры. Значение «Скрижали» было столь велико, что для ее одобрения Никон решился на особый собор. Почти два месяца русские архиереи и восточные патриархи Макарий Антиохийский,   Гавриил Сербский, митрополиты Никейский Григорий и митрополит Молдавский Гедеон внимательно изучали каждую статью книги и признали ее достойной. Между прочим, собор изрек проклятия на «неповинующихся церкви» последователей двуеперстия. Но еще раньше Никон устроил особого рода манифестацию: 12 февраля, в день памяти святителя Мелетия антиохийского и святителя Алексия Московского, на праздничной заутрене в Чудовом монастыре, в присутствии царя и множества народа Никон прочел старый текст в подтверждение двоеперстного крещения и спросил у патриарха Антиохийского Макария – верно ли написано? Макарий отверг двоеперстие, назвав его «армянским обычаем». Слова Макария были тем важнее, что их слышал Государь, который теперь окончательно принял сторону Никона. Макарий же, сложив три пальца во образ святой Троицы, воскликнул: «Семи треми  первыми великими персты всякому православному христианину подобает изображати на лице своем крестное изображение, а ежели кто двоеперстно по ложному преданию творит, той проклят есть!»
   Проклятие, или анафема, Макария старообрядчеству, будет снята лишь на Поместном соборе русской православной церкви лишь в 1961 году. А пока…
   А пока патриарху Никону предстояла долгая борьба за новшества, и в борьбе этой сами новшества одержат верх над стариной, но автор реформы будет низложен. Вот, кстати, как произойдет его падения. Вначале звезда успеха зажжет в его сердце гордыню, и он захочет настоящих, наравне с царской, власти и царских привилегий. Но на Руси, как известно, честные и сильные люди всегда заканчивают одинаково плохо. Бояре постепенно восстановили царя против властолюбивого Патриарха. Царь перестал принимать Никона у себя и избегал общения. Обиженный Патриарх сложил с себя сан и уехал в Воскресенский монастырь. Однако он напрасно ждал, что царь вызовет его к службе: Никона никто не звал. Тогда он сам решил вернуться к управлению церковью, но на это противники Никона собрали в Москве в 1666 году собор, куда для суда над опальным Патриархом съехались русские архиереи и главы нескольких восточных церквей. И напрасно Никон искал справедливости: и тогда уже церковные власти угодливо смотрели на Кремль. А Кремль не желал Никона. Собор официально лишил его патриаршего сана и выслал монахом в Белозерский Ферапонтов монастырь. И оттуда Никон пытался достучаться до царя, доказывал, что без него реформы рухнут. В ответ его перевели в более суровую обитель – Кириллов Белозерский монастырь, на хлеб и воду. Так и скончался бывший церковный владыка Никон в 1681 году в затворе, забытый и униженный. К слову – он был единственным из шестнадцати русских патриархов, не достигших в сане Царствия Небесного. Владыка, бунтарь, умница…
   За это и поплатился. Объясняя и оправдывая деятельность Никона в общем ее обзоре, митрополит Макарий (Булгаков) высказывает уверенность, что если бы служение Никона продолжилось, то начавшийся при нем раскол мало-помалу прекратился бы и на его место водворилось бы обычное единоверие. « К сожалению, - пишет Макарий, - по удалению Никона с кафедры обстоятельства совершенно изменились Проповедники раскола, почувствовав слабину власти, нашли себе сильное покровительство: начали резко нападать на церковь и ее иерархию, возбуждать против нее народ и своею возмутительною деятельностью вынудили церковную власть употребить против них канонические меры. И тогда-то именно окончательно оформился и утвердился тот русский раскол, который существует доселе и который, следовательно, в строгом смысле, получил свое начало не при Никоне, а уже после него».
В истории бессмысленно загадывать. В данном случае раздор заходил уже так далеко,   что едва ли мог быть устранен простым признанием старых книг наравне с новыми. Надо помнить, что на противоположенном фланге борьбы стояли многие истовые церковные вожди и возглавлял их непримиримый протопоп Аввакум. Даже в самом стане официальной церкви не было такого яркого проповедника и писателя, и сам Никон едва ли дотягивал в интеллектуальном плане до уровня неистового протопопа.
   Эта «борьба в верхах» кровавыми кругами расходилась по всей стране. Напомню, что именно в годы раскола заселялась наша с вами местность – вырастали города на Белгородской засечной черте. Строились церкви, и малограмотные иереи постоянно терялись от указок Москвы. Из северных городов попы-переселенцы везли с собой книги, писанные по старому – (новых просто еще не было) – а читать проповеди от них требовалось в соответствии с патриаршими нововведениями. На оступившихся священников тут же выкрикивали государево «слово и дело» – и бедных попов волокли в конюшни на правеж …(Да, друзья мои, в те поры духовных пороли розгами наравне с прихожанами,   и лишь по указу Александра I от 1811 года их освободили от телесных наказаний). В 1672 году был отозван с Засечной черты основатель городов Царев Алексеев (ныне Новый Оскол) и Верхососенск князь Василий Петрович Львов и вместе с другими раскольниками сожжен в Москве в деревянном срубе. Не помогли воеводе ни знатность происхождения, ни боевые заслуги. Зато в Верхососенске осталась срубленная при нем шатровая деревянная церковь со старообрядческими рисунками и фресками. Церковь эта простояла сто лет, а потом на ее месте сделали точно такую же. Она стоит и поныне. Здесь и сегодня можно видеть настенные росписи и иконы древнего образца.
И это, пожалуй, все, что сохранило для нас время от патриарха Никона. Да еще старинные иконы и книги, которые нет-нет - да и увидишь в каком-нибудь крестьянском доме. «Откуда они, бабушка?» «Так с ними еще моя прабабка, а потом бабушка и мама замуж выходили. И я под венец с этим образом шла».
   Суров Божий лик на треснувшей доске. Кто тот безвестный изограф, писавший его в тайном затворе не по новогреческому образцу, но по старому, византийскому образу? Кто тот ратник, что привез икону с собою к Тихой Сосне из Данкова ли, из Каргополя или из Епифани? «Бабушка, бабушка, а как твоя фамилия?». « А мы от веку Теленьковы».
И пусть никогда Теленьковы не были старообрядцами – все равно чтили старинный образ, хотя о Патриархе Никоне они, по большому счету, даже и не слышали.
   Да и что о нем сказать русскому человеку? Не родственник, не разбойник, не святой…
Не святой. И тем больше ему чести, коли сумел стать человеком русской истории. А она очень избирательна, и на свои скрижали заносит только тех, кто может достойно представить общество людей перед Господом. И мы спокойны, доверяя Никону такое предстоятельство за нас, грешных. И что с того, что он для нас не родственник, не герой, не святой.
   Он – Патриарх Никон. И этого достаточно.


 МАЛЕНЬКИЙ СЛОВАРИК

Анафема – церковное наказание, отлучение от церкви.

Вселенские, или восточные, патриархи – главы первых православных церквей Иерусалимской, Антиохийской (в Сирии), Александрийской (в Египте), Константинопольской (в Византии).
«Государево слово и дело!» - обвинение в измене, действовавшее на Руси в XVII-XVIII веках.

Греческая церковь – находившиеся под властью турок православные приходы Константинопольского патриархата.

Дикое поле – степи южной России, подверженные нападениям ногайских и крымских татар.

Corpus juris civilis (лат.) - сборник гражданского и церковного права византийского императора Юстиниана.

Макарий ( в миру Михаил Петрович Булгаков, 1816 – 1882 гг.), митрополит Московский и Коломенский, академик Петербургской Академии наук, автор «Истории русской церкви». Уроженец Новооскольского уезда, Курской губернии.

Милостыня – материальная поддержка русским царем восточных иерархов.

Приказ – одно из государственных ведомств, прообраз будущих коллегий и министерств.

Справщик – переводчик текстов и их редактор.

Стоглавный собор – поместный собор русской православной церкви 1551 года, принявший решения, собранные и изданные в виде 100 глав, т. н. «Стоглав».

Хартейные списки – греческие оригиналы церковных книг.



ЛИТЕРАТУРА:

А. Катанский. Очерки истории литургии православной церкви. Вып. 1, СПБ, 1868 г.

В. Румянцев. Сборник памятников, относящихся до книгопечатания в России. М. 1878 г.

В. Колосов. Старец Арсений Грек. Журнал министерства просвещения, сентябрь, 1881 г.

В. Загоровский. Белгородская засечная черта. Воронеж, 1976 г.

Е. Голубинский. К нашей полемике со старообрядцами. Чтения Московского Общества истории и древностей. Книга I, 1896 г, М.

В. Щербаченко. Бирюченская поста и телеграф. Белгород, 1999 г.

Белгородская энциклопедия, 2000 г.

Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. Русская старина, м, 1883 г.