Кто кого!

Наша охотничья бригада охотилась на лосей на водоразделе Печоры и Камы. Там, в поймах Берёзовки, Вогулки и Еловки, самых северных, верхних её притоков, были зимние лосиные стоянки. Эти неширокие таёжные речки сливаются почти в одном месте. Называется оно Усть-Еловкой. Туда в начале зимы с севера приходят мигрирующие лоси на зимний отстой. Там полно ивняков, осинников, черёмушников, всё переплетено смородиной, рябиной и другими разными кустарниками. Для лосей лучшего места для зимовок не придумаешь. Правда, подойти к ним очень трудно - много шума, шороха.
 
Когда-то в этом районе работали поисковики-геологи. Оставили тут около Вогулки на заброшенном тракте на Чердынь жилой вагончик. Был он хоть и щелястый, покосился, но мы его приспособили для жилья - подлатали, затащили печку. Стали в нём базироваться. Место так и назвали - «Вагончик». «Ну, - говорили, - до вагончика ещё час хода». Или: «Шагай, шагай, чай в вагончике варить будешь». От него до речки Вогулки было совсем недалеко, поэтому, когда надоедала «пресная», натаянная из снега вода, мы ходили к проруби на речке. Дров вокруг, конечно, было завались - сушины торчали повсюду. На ночь набивали печку сырыми берёзовыми кругляшками, чтобы тлели дольше, чтобы часто не вставать и не подбрасывать дрова. Но вставать всё-таки приходилось - северные ночи длинные. Были в этих местах и ещё избушки, но основной нашей базой был Вагончик. И охотились мы от него, в общем-то, неподалёку. Дальше десяти километров вряд ли кто уходил. Разве что увлечётся охотник погоней за лосями, а они его «утянут» так, что приходится возвращаться к ночи уже, совсем потемну.

До Усть-Еловки от Вагончика примерно десять километров. Мы и туда забирались. Проложили вдоль тракта дорогу снегоходом «Буран» и даже использовали его как буксирное средство. Зацепимся несколько человек вереницей, порой до десятка, и за полчаса - на месте, а пешком - часа два с половиной, три. Смотря, кто как ходит.

Однако за лосем можно было далеко не таскаться. Лось был везде. Одного мне удалось даже свалить прямо рядом с Вагончиком, метрах в трёхстах, у самого тракта. Не надо даже было съезжать с него, когда мясо вытаскивали.

Требуху, или по-печорски, пучину, мы оставляли на месте. Кому надо было, правда, брали немного для собак. Очень часто эту требуху, уже промёрзшую как камень, находил какой-нибудь зверь. Мы ежегодно встречали в этих местах следы волков, росомах, около потрохов на какое-то время поселялись куницы и горностаи, гоняли друг друга. Росомаха была, пожалуй, самым обычным гостем.

И вот в ту зиму, о которой идёт речь, а была она на редкость многоснежной, произошло вот что.

Все лицензии на отстрел лосей были использованы к сроку, до закрытия охоты. Через какое-то время мы вывезли мясо и решили поохотиться там на птицу - глухарей, тетеревов, куропаток, которых в этих местах было предостаточно. Поехали вдвоём. Вернее, сначала поехал мой напарник, а я на следующий день.

Выехал я из посёлка на попутном лесовозе ещё затемно, но пока от дороги дошёл до вагончика, прошло часа три. К вагончику подошёл только к двенадцати. По пути взял одного глухаря, и настроение у меня было приподнятое. Как ни говори, а пустой домой уже не поеду. Да ещё впереди два дня.

В вагончике нашёл записку. Напарник сообщал, что ушёл на Усть-Еловку в одиннадцать - ждал, мол, не дождался. Я забросил глухаря на крышу в снег, быстренько раскочегарил печку, разогрел чай, перекусил и через полчаса двинулся догонять своего дружка.

Только я дошёл до того места, где лежала требуха от моего лося, как ещё издали увидел на лыжне следы какого-то зверя. Ночью насеялся лёгкий снежок, и я понял, подойдя поближе, что это волк прошёл по следам моего приятеля.

Да, волк! И довольно крупный!

Интересно! Сейчас около часа дня. Волк стоял на тропе не более полутора часов тому назад. Напарник ушёл всего за час до моего прихода. Значит, волк может стоять или лежать где-то совсем недалеко.

По следам видно, что мой приятель зашёл по лыжне к требухе, наверное, осмотрел её, вышел по своим же следам  и пошёл на юг. Волк пошёл вслед за ним и какое-то время стоял на тракте, топтался, но ни вправо, ни влево по лыжне не пошёл, а убрался обратно в сторону Вогулки. Я тоже решил зайти к этой требухе и проверить, куда ушёл волк.
 
Отгибая ветки молодого березняка, чтобы не выхлестнуть глаза, я пробрался к самой требухе и увидел свежайшие следы волка, уходящие к речке.

Мгновенно сработала мысль - до неё здесь метров четыреста, снег глубокий и рыхлый, волк проваливается и буквально ныряет в нём. Загоню! Я не я - загоню! Замну волчишку в этом снегу! Сил у меня тогда, тридцать с лишним лет тому назад, ещё хатало.

И я рванул…

Перезарядив стволы своей ижевки картечными патронами, я взял хороший темп вдоль следа волка, тоже «стартовавшего» неплохо. Однако через полсотни метров волк перешёл на шаг и попытался выйти на старый лосиный след, но никак не попадал в его размер, промахивался и тонул в снегу. Рядом с лосиным и волчьим следами шла наша старая лыжня, и мне по ней бежать было превосходно. Однако волк на неё не выскочил ни разу. Я чувствовал, что зверь где-то рядом, не далее сотни метров от меня, и нажал ещё сильнее. Вспотел я тут же,  хотя телогрейку сбросил ещё около требухи. Волк сообразил, что я начинаю его настигать, скинулся в сторону, в снег и сразу же «поплыл», но чтобы не показаться мне, полез гущиной, прячась за кустами, заваленными снегом, за еловыми выворотнями. Местами он полз, скрываясь от меня, и терял скорость. Именно на этих первых двух сотнях метров я нагнал его на расстояние выстрела, хотя так и не увидел. Вдруг впереди, метрах в сорока, осыпался разом снег с невысокой ёлочки за пихтовым здоровенным выворотнем. Это мог быть только волк. Я тут же остановился, высматривая его, и только напрасно потерял драгоценные секунды. Потом бросился к этому выворотню напрямую, а не по следу, и увидел буквально «парнОй» след волка. Он уходил точно по прямой, прикрываясь от стволов моего ружья этим выворотнем.
 
Начался густой старый приречный ельник. Снега под деревьями стало значительно меньше, чем на полянах, и разрыв между нами поэтому сразу увеличился. Выскочи волк на Вогулку через чащобу ивняка, преградившего  нам обоим путь, и он был бы практически спасён. На речке под тонким слоем снега твёрдый лёд. Попробуй, догони!

Меня словно подхватило - не всё, не всё ещё потеряно! Задыхаясь, я вломился в трёхметровой высоты ивняк, плотный, как камышовые заросли, и стал пробиваться к Вогулке. Она была уже рядом. Я даже думал, что волк так же, как и я, продирается с большим трудом сквозь этот самый ивняк где-то рядом. Но я, конечно, ошибался. Пока я путался со своими лыжами, он проскальзывал между стволиками ив и был уже, наверняка, на речке. Это ведь зверь.

В такой чащe не разбежишься, и я остановился, чтобы перевести дыхание. И тут справа, метрах в пятнадцати, в снегу среди ивнякового переплетения что-то неожиданно завозилось, затрещало… Волк?! Я мгновенно развернулся всем корпусом вправо, не удержался на лыжах и повалился на спину, а когда падал, увидел, как на ивовые ветки садятся два рябчика, которые выпорхнули из-под снега рядом со мной. Как это они не взлетели от волка?

Я лежал в снегу и отдыхал. Потом, стараясь не набрать снега в стволы ружья, медленно поднялся и стал всё-таки пробиваться на Вогулку. Интересно было посмотреть, куда пошёл волк.

Выбрался я на речку по волчьему следу. Хорошо было видно, что он не спешил. Сообразительный! Понял, что мне его теперь не достать.

Вогулка местами петляет так сильно, что иной раз по излучине идёшь полкилометра, а то и больше, а через перешеек-прямицу метров пятьдесят. Этими прямицами мы всегда пользовались, чтобы сократить расстояние.

Тут меня зло взяло. Перегоню, думаю, перегоню его на этих прямицах. Опережу где-нибудь, на речку выскочу, затаюсь у куста. Тут он на  меня и выкатит, тут я его и…

И снова - вперёд по речке к югу. Брошу след, натяну капюшон штормовки до самого носа, ружьё прикладом вперёд, чтобы снегом стволы не забить, проломлюсь по прямице через заросли сухой шипицы-шиповника и деручей смородины, а след снова на реке - прямо издевательство какое-то. Волк всё так же идёт впереди меня и, видно, не волнуется, даже хода не прибавляет.

Я подумал, что надо это дело кончать и идти обратно к Вагончику. Однако мысль о том, что есть ещё какой-то ничтожный шанс добыть такого отличного зверя, да к тому же хищника вреднейшего, не давала мне покоя, не давала остановиться хотя бы на минуту.

Тут вогулкино русло расширилось, вроде бы плёс образовался. За плёсом пошла недавняя наледь. Снега на ней почти не было, и волк бежал как по дороге. Мне же наоборот стало хуже идти - лыжи немного сдавали назад, несмотря на камус. Хорошо, что пока ещё не попалось мне мокрой наледи. В такую залетишь, и ноги промочишь и лыжи обмёрзнут. Да и вообще на Вогулке надо быть осторожным - на ней запросто можно ввалиться в незамёрзшее место, в полынью. Потонуть, может, и не потонешь, но уж вымокнешь - это точно. А зимой это как-то не с руки. Но мне пока везло, и таких мест не попадалось.

Кончился плёс, и берега снова сблизились и поднялись. Между ними метров десять-пятнадцать. Обрывчики  высотой в два-три метра, мыски, повороты. Всё вокруг в ивняке и черёмушнике. За ними ели и пихты.

Дай, думаю, стрельну. Хоть узнаю, далеко ли волк. Выстрелил, и тут же снова вперёд по следу, уже никуда с него не сворачивая. Метров через сто пятьдесят волк пошёл махами. Ага! Испугался выстрела. Бегу, а дыхания нет совсем. Тут след резко свернул к левому, коренному берегу. По обрывчику, осыпав не закрытые снегом глину и песок, волк ушёл наверх. Я за ним. Еле-еле, сил уже совсем не было, выкарабкался тоже на берег, цепляясь за кустики смородины и шиповника, и увидел, что след пошёл по сосновому бору прямо от реки в сторону Зеповского болота. Оно было, я знал, огромным, километра четыре шириной. Вот это удача! Теперь-то я его замну! Замну, хоть и сил не осталось! Там впереди место просматривается отлично, а болото огромное, чистое! Там он от меня не уйдёт! Догоню!
 
И я нажал. Откуда только силы взялись! Бегу, проваливаюсь до середины голени, но всё-таки бегу прямо уже по следу, будто волк проложил для меня лыжню. Конечно, это у меня был не бег, а смех один. Самое лучшее - быстрый шаг! Но для меня и это хорошо, хотя мне казалось, что я мчался как ветер.

Пот заливает глаза, а перед ними только волчий след да носки лыж мелькают. Снег - хруп-хруп, лыжи - ширк-ширк! Главное, не сбиться с темпа! Главное, не сбиться с темпа! Я чувствовал, что ещё немного усилий, ещё совсем немного, и волк будет мой. И в этот момент - стоп! След кончился! Он оборвался на чистой поляне среди высоченных редко стоящих сосен, будто бы это был след не волка, а глухаря, будто он поднялся в воздух. Проклятье! Как же я прозевал его скидку, раззява?! Теперь-то преследование потеряло всякий смысл. Волк снова на реке, а я вымотан этим последним броском до предела. До Вагончика бы добраться - и то хорошо. Я повернулся и поплёлся своей лыжнёй к речке.
 
Вероятно, волк почувствовал, что уход с реки - это его  конец, что я его настигну. Как только я начал карабкаться с реки на обрыв, он тут же пошёл своим входным следом обратно. Пока я там копошился, вылезал на берег и пробивался через неширокую полосу кустов, он успел промчаться по проложенному им самим же следу обратно и, сделав двухметровый прыжок в сторону, ушёл. Я же в азарте не заметил этой, почти заячьей, скидки и прошляпил его. Может быть, он даже был на виду и на расстоянии выстрела. Может быть, это был мой единственный шанс.

Я спустился на реку и потащился волчьим следом. Волк перешёл на правый берег Вогулки, на чью-то старую лыжню, ведущую к тракту. Интересно, почему он в самом начале боялся выскочить на лыжню, а теперь идёт по такой же и совершенно не боится?

Волк вышел на снегоходную дорогу и направился на юг к Усть-Еловке. Метров через десять он резко повернул к Вагончику, к тому месту, откуда началось наше с ним «состязание». Вмятины от подушечек пальцев и царапины когтей были ясно видны. Он снова пошёл на махах, и следы его были кое-где затёрты лыжами. Это после него прошёл мой напарник. Да! Волк опередил меня не на двести метров, как я думал, а на все полкилометра.

У своротка к требухе волк, не остановившись, ушёл по моей начальной лыжне в кусты. Мы замкнули круг. Победа осталась за зверем. Я посмотрел в сторону Вагончика - из трубы тянулся лёгкий дымок. До него было не больше четверти километра. Как хочется крепкого сладкого чаю. Никакой еды, только чаю!

Я свернул в кусты к требухе, забрал телогреечку, и, передохнув чуток, чтобы не выглядеть совсем уж измотанным, пошагал к Вагончику. Меня не покидало чувство, что волк наблюдает за мной из кустов.

Когда около Вагончика я стал снимать лыжи, вышел мой напарник. Мы поздоровались, и я стал рассказывать, как гонялся за волком.

- Оглянись-ка, - вдруг сказал мой приятель. - Вон он стоит.
Я обернулся и наконец-то увидел волка! До него было метров двести пятьдесят.
Он стоял на тракте, поперёк него, правым боком к нам и спокойно, будто с интересом смотрел на нас. Видны были его короткие, острые уши. Я даже почувствовал уважение к нему. Молодец, волчище!

Но будь у меня в руках мой карабин калибра 8,2 мм, отлично пристрелянный, из которого я на две сотни метров попадал по цели, гораздо меньшей, чем этот волк, я бы по нему выстрелил. Не из мести за своё поражение, не за его издевательскую, нахальную позу! Нет! Просто потому, что надо было поставить точку, потому, что это был волк - умный, сильный, коварный и жестокий хищник.

- Эх, карабин бы сюда, - словно прочитал мои мысли товарищ и гаркнул. - Вот я тебя, собака!
 
Волк переступил с ноги на ногу.
Я медленно стал поднимать ружьё к плечу. Просто так.
Волк мгновенно повернулся и исчез в кустах.
Через неделю мы поставили капканы, но волк к ним ни разу не подошёл и пропал из этого района вообще.