Герменевтический этюд. В. Цой. Кончится лето
В. Ц о й
Если взять за правило в словесных оборотах и выражениях песен Виктора Цоя улавливать их ближайший смысл, настолько близкий, что первоначально, без специального погружения в с а м с м ы с л, с ф е р у сказанного в этих словах, он почти полностью закрыт уже т о л ь к о этой своей наивной близостью и простотой, с лёгкостью ускользая от внимания, – то истолковать текст песни «Кончится лето» (№ 1 альбома 1990 года), – наиболее, казалось бы, пошлый, «непоэтический» текст Цоя, иногда, пожалуй, невнятный, граничащий с бессмыслицей, – придётся однозначным образом: как прямое свидетельство начала катастрофы бытия его создателя. Или же – Бытия в его создателе.
Мы не станем брать весь этот текст, а присмотримся лишь к одному из его эпизодов: к первому разделу второго куплета (объясняемому также при помощи стихов припева и первого куплета).
__________________________
Начало второго куплета создаёт как бы трамплин для дальнейшего:
А с погодой повезло:
Дождь идёт четвёртый день
Хотя по радио сказали
Жаркой будет даже тень...
И тут сразу, без дополнительного объяснения, следует главное прерывание смысла: Цой (как это у него бывает нередко) п р е в р а щ а е т «внешний» порядок вещей в свой собственный; отталкиваясь от того, что «вне», переводит это «вне» целиком вовнутрь. Ведь отчётливой границы между формальными «вне» и «внутри» перед лицом и з н а ч а л ь н о с т и с и м в о л а для Цоя не существовало – ни теперь, ни раньше; вспомним:
Но странный стук зовёт в дорогу
Может сердце, может стук в дверь.
А в ещё более ранней песне прямо сказано:
И больше нет ничего – всё находится в нас.
Итак, Цой поёт далее:
Но впрочем в той тени где я...
С этим происходит необъявленная перемена декораций: «но впрочем» отделяет последующее от предыдущего, причём абсолютным образом. «В т о й» – теперь уже н е в т о й, о которой говорили «по радио», а – «где я». Это не относится больше ни к кому: «в той тени, где я». Причём имплицитно здесь фиксируется следующее: я – в т е н и. Это выступает здесь как бы a priori. Конечно, если бы у т в е р ж д а л о с ь нечто наподобие: «Я в тени», – это могло бы ещё отдельно о б с у ж д а т ь с я. Но сказано иначе, и данный стих вовсе не задерживается на самом себе. Он моментально отсылает к следующему:
Пока и сухо и тепло...
С е й ч а с я – в т е н и; но пока ещё в такого рода тени, где «сухо и тепло», н е в т о й, г д е и с ы р о и х о л о д н о. П о к а не в той. Здесь играет: в п р о ч е м – п о к а. Но п о ч е м у же пока не в – т о й? Лобовой ответ даётся следующим стихом:
Но я боюсь пока.
«П о к а ... п о к а»: первое «пока» непосредственно предварено основной вводной фразой «но впрочем». Интонация «впрочем» делает это «пока» как бы обличающим некое беззаконие. Второе же «пока» обосновывает, точнее объясняет уже само «впрочем». Ибо в явном виде стих выглядит, конечно, так:
Но я боюсь пока [смерти; или, в данном контексте, – м о г и л ы].
Конечно же, человеку свойственно бояться смерти. Решимость (или неотвратимость) смерти прежде всего другого имеет дело с этой боязнью. Но подобная решимость, ещё не осуществив себя, соответственно своей подлинности и мощи в самой себе уже несёт своё к о н е ч н о е определение, в данном случае – исход в смерть. Если бы Цой был устроен «иначе», и, следовательно, его гибель не состоялась, он и не смог бы не спеть иначе. Но он в решающем месте спел: «н о я боюсь п о к а». Здесь в самих оттенках, в игре интонации этого выражения (н о – п о к а) сказался такой компонент самоопределённости понимания (как решимости смерти) по отношению к располагаемой им мощи, который г о в о р и т именно о том будущем Цоя, которое состоялось. «Но я боюсь пока» – читай: е щ ё н е м н о г о, и я п е р е с т а н у б о я т ь с я. Этот компонент можно назвать более определённо «отрешённостью» или «отстранённостью» человека от самого себя, так же как и единством со своей судьбой.
Между тем припев песни содержит дальнейшее необходимое разъяснение последних обстоятельств (в образе констатации):
...Больше надежд нету: –
которое в свою очередь тоже конкретизируется:
Скоро кончится лето –
«вообще» лето? Нет, конкретное лето, вот какое:
э т о.
Иначе говоря, приходящееся на 1990 год, год альбома.
К чему же отнесены как все эти пояснения, так и, возможно, предыдущее указание на колебания в стихе:
Но я боюсь пока?
Всецело и исключительно к первой строке припева, остающейся загадочной:
Я жду ответа.
От кого? Об этом говорилось ещё в первом куплете:
Я выключаю телевизор
Я пишу тебе письмо
Про то что...
... –
Но не забыл тебя.
«Я жду ответа» – от «тебя». Но это «тебе» и «тебя» так нигде и не расшифровывается; оно остаётся загадкой. И даже если разгадка, как кажется, близка – это всё-таки о с т а ё т с я загадкой. (В роли же письма, конечно, выступает сама песня.)
Заметим, что только н а о с н о в е э т о й з а г а д к и делается, в свою очередь, понятным главное слово всей песни:
Я жду ответа
в качестве именно г л а в н о г о.
И лишь в свете о ж и д а н и я ответа – принципиальной важности этого ожидания – становится ясен смысл второго «п о к а»: п о ч е м у боязни позволено ещё бояться. Ответ ещё не поступил. С о т в е т о м боязнь у ж е не получит слова.
Но если мы согласимся со всем этим, то нам придётся отказаться от напрашивающейся было гипотезы о б е с с о з н а т е л ь н о совершённом самоубийстве (на основе, к примеру, какого-нибудь патологического комплекса). В общем, на т а к о м уровне приближения к самому бытию «сознательность» делается неизбежной. Т е м с а м ы м она, конечно же, вторична. Здесь правильнее было бы говорить уже не о «бессознательном самоубийстве», и вообще не о самоубийстве, но об о с о з н а н н о й г и б е л и, об о с о з н а ю щ е й с е б я г и б е л ь н о с т и б ы т и я, укоренённой глубоко в б ы т и и, в совершении Бытия, в с б ы в а ю щ е м с я...
И что нам мешает предположить, что Цой п о л у ч и л ответ где-то незадолго перед 15-м августа? – –
1 – 24 июня 1993 г.
Свидетельство о публикации №209123000751