Открывая вновь

Иногда становится так тесно с тетрадями, которые несут в себе пустоту, готовую принять кого угодно, лишь бы за них заплатили. Кого угодно и с чем угодно. Выбор здесь делать не им, и именно тот, кто вооружившись своей излюбленной шариковой ручкой, или на худой конец огрызком карандаша, начинает то, за что уже отдал достаточно, как ему кажется.
И вот именно теперь, то белое, которое пряталось за обложкой, начинает совершенно неминуемо покрываться следами. Конечно, никто и никогда не смеет предсказать, что именно будет оставлено на этих податливых листах, и чему в конце концов послужит это белое, и чем оно станет. Кое-что будет просто напросто с непринужденностью вырвано, смято и отправлено в мусор. И ведь тот, кто рвет, делает это абсолютно без ненависти, без неприязни и отвращения, это всего лишь данность, которая неминуемо приходит к каждому пишущему. Что-то мешает, да и только, что-то лишнее. Даже, те редкостные гуманисты, стерев все с завидной тщательностью, оставляют за собой неисправимое. И всегда напомнят о себе этими шероховатостями и надрывами, покрывающими то единственное, которое есть у тетради.
Тетрадь открывается и закрывается, откидывается в угол стола, берется с собой в дорогу, но неизбежно наполняется тем, ради чего создавалась. Был бы только ТОТ, который решит, чем. Листы ветшают, вбирая в себя каждый жест, каждую прихоть, каждую совершенно пустую мелочь. И вот, исписана до конца. Иссякла. Наполнилась. Осталось лишь одно – на полку. И совершенно ни для кого не имеет значения, что некоторые так никогда и не прошелестят своими листочками и конечно же не будут открыты вновь, сияя своей белизной. Остается только пыль