Малыш

*****
Написано под впечатлением от игры «S.T.A.L.K.E.R. Shadow of Chernobyl» компании GSC Gaming World, и прочтения книг одноименной серии.
*****


Философские размышления на тему любви…



      За мной бежала вприпрыжку тройка снорков. Эти твари, которые некогда были людьми, по одному редко нападают. Действовали они слажено – они загоняли меня.  Я почти уже выдохся и начинал снижать скорость: силы были на исходе. Автомат я потерял еще пять минут назад, на болотах. А одним пистолетом да ножом  трёх быстрых и ловких мутантов не завалишь, это я как раз очень отчетливо понимал!
      Тут последние силы покинули мой усталый организм, ноги заплелись, и я рухнул на землю. Подавляя тяжелый приступ кашля, я резко перевернулся на спину и открыл глаза. Моему взору предстало страшное и завораживающее зрелище: три тела распластались в воздухе в длинном прыжке в погоне за СВОЕЙ жертвой. Как в режиме замедления времени, я потянулся к набедренной кобуре на правой ноге. И в тот момент, когда пальцы уже ощущали холод металлической рукояти, надёжность вещи, способной обрывать жизни, вершить свой собственный суд и нести смерть, рука не нащупала оружия…
      «Что за…!» Я ещё раз резко сжал пальцы, но нащупал только пустоту. Пистолета не было и в помине! Рефлексы, которые мой организм выработал за долгое время в Зоне, никогда не подводили. Адреналин моментально ударил мне в голову, кровь глухо застучала в ушах, сердце с упорством бешенного насоса стала гонять кровь так, что заломило в висках, мышцы напряглись до предела, а мозг начал соображать со скоростью, которой позавидовал бы любой современный компьютер... «Первостепенная задача: найти оружие и как можно быстрее, во-вторых, надо на всех порах сваливать отсюда. Но куда? Это же ЗОНА! Здесь негде спрятаться…» Тут в голове, будто тумблером щелкнули…. «Стоп!»
       «Где я? И как я ЗДЕСЬ очутился? И самый интересный вопрос – почему я раздет? Так, стоп… Стоп... СТОП!» Сознание вырвалось из липких лап сонного безумия, и принялось изучать окружающую обстановку. Я сидел на кровати, весь в холодных бисеринках пота. Я был в доме. В СВОЁМ доме.
       Это оказался всего лишь сон.… Пусть страшный, но, всё же, сон. Я с облегчением шумно выдохнул. На ощупь взял со спинки стула, стоящего рядом с кроватью, майку, и вытер лицо. Отбросил насквозь промокшее одеяло, тяжёлое от большого количества пота, которое оно впитало за ночь, и взглянул на Олю. Она спала, безмятежно посапывая, обняв обеими руками подушку. А я сидел и смотрел сквозь полумрак комнаты на её лицо, такое нежное и по-детски милое.
Маленький, бедный мой котенок, мой малыш, сколько же ты всего с мной-то вытерпела, перенесла?!.. Хорошо, что сегодня я накрыл её одеялом, а сам лег справа, отодвинувшись к краю. А то на днях, чуть было ей руку не вывихнул, когда снова Зона снилась. Сдавил так, что потом здоровенный синяк остался. Что снилось–то, я уж и не помню. «Чтоб тебе, Зона, пусто было…. Всё никак меня отпускать не хочешь.… Дался я тебе.… Устал я от тебя…. Смертельно устал….»
       Стараясь не шуметь и не тратить лишнее время на поиски вновь куда-то задевавшихся тапок, стал осторожно продвигаться во тьме в сторону кухни. Больше всего на свете мне не хотелось нечаянным шорохом разбудить и без того чутко спавшую Олю. Но ведь, как говориться, талант не пропьешь.… И сталкерские навыки, кстати, тоже.…
       Полностью бесшумно я прошел коридор и свернул в кухню. Свет включать очень не хотелось, на душе было погано и тоскливо. А тут ещё и полная луна за окном. Вот хоть волком на неё вой. На сердце было сиротливо и одиноко, я чувствовал сильную тоску по прошлому. Настолько сильную, что защемило в груди, да так, что я невольно прикусил до крови нижнюю губу. Слезы сами побежали из глаз, и разболелись всё давно уже зажившие старые раны.
       Ноги сами поднесли меня к напольному шкафу кухонного гарнитура. Открыв дверь, я вытащил сперва большие банки с сахаром и манной крупой. Там, в самом дальнем углу стояла металлическая коробка неприметного серого цвета и имела толстые стенки и крышку с уплотнением, плотно закрывающуюся на замок. Слегка дрожащими руками я достал эту увесистую коробку, и не спеша вернулся к столу. С замирающим дыханием, я откупорил её и взглянул внутрь, на содержимое. На дне стояла фляга, с плотно притертой крышкой. На дне оной плескалась жидкость подозрительно странного зеленого цвета – часть аномалии «Ведьмин студень». Пусть она уже утратил все свои необычные чудесные свойства, ведь прошло, без малого,  больше двух лет с того момента, как её вынесли из Зоны, и стала обыкновенной с виду водой, подкрашенной гуашью. Но она всё же оставалась кусочком Зоны, её частицей.
       Я смотрел в темноте на неё. Смотрел и не мог оторвать глаз. Смотрел, и чувствовал, что душевная боль и тоска потихоньку отходят. Это было мое проклятье, это был мой тяжкий крест, который я нёс уже много лет. Но на душе было тяжело от того, что эту непосильную ношу приходилось нести на своих хрупких плечах Оле. Я не просто пытался много раз отговорить её, я её умолял, стоя на коленях. Я очень люблю её, и не хочу причинять ей ни малейшего страдания. Но она меня будто не слышала и стояла на своем твердо. Она оставалась со мной, не смотря ни на что…. «Видимо она любит меня еще сильнее…»
       Мы с ней всего полтора месяца вместе, но за этот срок это маленькое, нежное и хрупкое создание вынесло на своих плечиках то, что выдержит не всякий крепкий мужик! И каждый раз, когда я пытался её в очередной отговорить, она упирала руки в бока и, гордо вскинув подбородок, говорила с вызовом: «Не спорь, я ведь женщина!». На этом, обычно, разговоры заканчивались. Солнышко, жалко мне тебя, от всего сердца жалко.… Откинувшись на спинку стула, я закрыл глаза.… И тут на меня волной нахлынули воспоминания…
       …Старый советский автобус марки ЛиАЗ еле–еле полз по вечернему городу. Я сидел сзади, слева от двери, и любовался видом из окна. Что ни говори, а красив был этот маленький город, не стремящийся в погоню за большими мегаполисами, с легким налетом провинциальности. Мимо проплывали сталинские четырехэтажки, кое–где стояли припаркованные автомобили.  Все, как один, отечественные, не дорогие и, так сказать, уже порядком «лохматые». Иногда мимо окна проплывала яркая вывеска какого-нибудь доморощенного супермаркета. Но всё это мне было, честно говоря, до лампочки. Единственным приятным обстоятельством было то, что автобус был почти пуст. Радовало меня это потому, что я всего лишь как с месяц покинул Зону, и любое, даже не очень большое с точки зрения города скопления людей вызывало беспокойство, тревогу, а иногда даже легкую панику.
        Многие бывалые сталкеры рассказывали мне, что когда долго пробудешь в Зоне, то нутром начинаешь понимать, что друзья есть, но их много не бывает; а все, что не друзья, не должны приближаться ближе, чем на расстояние выстрела, без твоего ведома, иначе – это вызов. Даже название этому явлению придумали: «синдром Зоны» или «Болезнь одиночества». И вот поэтому в больших скоплениях народа тянет либо раствориться, спрятаться, скрыться.… Либо уменьшить количество присутствующих простым и известным всем способом. Вот именно по этой причине, многие из нашего «клуба по интересам» сразу после Зоны Отчуждения попадали в совсем другую Зону. И тут уже было не важно, имел ты проблемы с вояками, или был для них своим. Закон, он ведь для всех один….
        Я медленно поднял взгляд на пожилую бабушку в потертом плаще и с хозяйственной  сумкой в руках, которая сидела напротив меня. И уловил ее неодобрительный взгляд, я бы даже сказал, слегка осуждающий взгляд, при этом она покачала головой. Однако она довольно быстро потеряла ко мне всякий интерес, и перевела взор на вид, проплывающий за окном. Я был не удивлен такой реакции окружающих людей: видок у меня был тот ещё, хоть сейчас в бичи записывай. Я был одет в привычную для самого себя одежду: выцветшую, латаную и местами испачканную камуфляжную форму типа «Березка». На ногах были стоптанные и повидавшие на своем веку все от гор и болот до «Ведьминого студня» бертцы. На коленях стоял старый и полупустой РД, он же рюкзак десантника. Довершала же мой портрет недельная щетина и грязные, уже засаленные волосы, кое–где висящие сосульками.
       И всё это не смотря на тот факт, что рядом со мной на сиденье стояла спортивная сумка с довольно внушительной денежной суммой в рублевом эквиваленте. Это был, так сказать, мой дембельский аккорд – я продал свой автомат и пистолет, а также «толкнул» барыгам все найденные артефакты. Оставив при себе только старую добрую форму, удобною до невозможности, да и привык к ней я, если честно. Так что, покидал я Зону с чистой совестью.
       Я не задавался мыслью о том, куда я еду, мне это было просто не важно. Хотя вариантов было море: можно было снять гостиничный номер, можно было арендовать на ночь квартиру, а можно было просто  пошататься по ночным, а пока ещё вечерним, улицам. Внутренний голос подталкивал меня к выбору в сторону решения о поиске потенциального ночного убежища. Так как оружия я при себе не имел, инстинкт самосохранения, вымуштрованный в Зоне, задавливал авторитетом другие желания и пытался загнать меня на ночь под крышу. «Хотя, когда я последний раз ходил спокойно ночью? Да еще и по городу? Уже и не помню. С моими навыками, я мог спокойно погулять, а милицейских патрулей я не боялся: три тысячи наших денег, и вот уже «чистые» документы у меня в кармане….»
       Тут мой ход мыслей прервало что–то, что неожиданно, но медленно опустилось мне на правое плечо. Я погасил первые порывы рывком сбросить ЭТО, и по возможности, перекатом уйти в сторону.  Ну что тут поделаешь – навыки. Ну, или на худой конец передернуть плечом, опять–таки сбросив ЭТО, а уже потом начать разбирательства с хамом. Я медленно выдохнул, успокаиваясь, и, состроив кислую мину страшного недовольства и желания сказать всё, что я думаю, медленно повернул голову.
       Мой гнев мгновенно улетучился, как будто его и не было вовсе. А по лицу расплылась глупая, я бы даже сказал, идиотская улыбка от увиденного зрелища: мне на грязное плечо положила голову молоденькая девушка, которая уснула, и, видимо, на очередном ухабе, ее уронило на меня. Я даже дар речи на миг потерял: я просто–напросто растерялся и не знал, что мне делать, как себя МОЖНО повести.
       Автобус все полз и полз по вечернему городу, один пейзаж за окном сменял другой, кто–то из пассажиров покидал автобус на остановках, а кто–то наоборот –  входил внутрь. Ко всему прочему начинал накрапывать мелкий противный дождь. На одном из ухабов автобус сильно тряхнула, и девушка, которая мирно и безмятежно спала на моем плече, проснулась. Увидев, что спит на чужом плече, густо покраснела, и, прошептав «Извините!», встала с места, и прошла вперед салона. Бабушка, что сидела напротив меня, и чей недовольный взгляд я уже сегодня ловил на себе, тут же начала ворчать:
– Вот молодежь пошла–то, а?! Всю ночь напролет по дискотекам да по клубам шатаются, а потом днем спят, прям на ходу, как вареные мухи!
– Да–да, и не говорите! Сталина на них нету! – вдруг подхватила недалеко сидящая женщина преклонных лет.
В итоге вся оставшаяся дорога до конечной остановки автобуса, а это добрых двадцать минут, прошла в обсуждении современной молодежи, и обвинении оной во многих, если нет всех, смертных грехах. При этом я украдкой поглядывал на девушку, недавно спавшую на моем плече, и наблюдал, как в процессе разговора она заливалась краской.
       «Хм, да. Дела. В Зоне–то мы молодежь редко обсуждали – бывали вопросы и поважнее, да понасущнее. Хотя, помниться мне, был у нас один сталкер. Рюмкой звали, потому что как напьется, начинает нам лекции читать про молодежь, да про молодняк сталкерский. Мол, все–то они знают, и никто им не указ, стариков перестали уважать, да слушать. Ученые, так их! А как кишки по земле растянет, да мясо по деревьям разбросает, так сразу же их ученость исчезает. Всё, нет их! Эх, хороший был мужик, хоть и болтун. Умел он, раны не тревожа, сделать легче на душе. Душа компании, выпивоха и балагур…. Пусть ему спокойно лежится. Пусть будет твое посмертие легким, сталкер».
       Я медленно достал маленькую плоскую фляжку из нагрудного кармана куртки. В ней я носил спирт. Еще раз прошептал «Лежи с миром», и сделал глоток. Женщины тут же перестали чихвостить молодежь, и перебросили все силы ни меня: вот, мол, алкоголик, ещё даже до дома не добрался, а уже пьет; да нет же, я с самого утра пьян. Но я на них не обращал ни малейшего внимания. Тем более что автобус уже подкатил к конечной остановке. Я поспешил на выход, не забыв при этом расплатиться  за проезд.
       Погодка была в самый раз мне по душе. Именно к такой погоде привык и я и мой организм – тяжелые кучевые облака нависли над городком, практически задевая своими плоскими, слившимися воедино свинцовыми брюхами за крыши домов. Мелкий дождик все еще продолжал моросить. Я поднял глаза к небу и сделал глубокий вдох: «блин, как же хочется идти вперед по Зоне, сжав в руке заветную гайку со шнурком из яркой ткани. Но. Но я не в Зоне. Я в цивилизации, а это значит, что надо где–нибудь приобрести еду. В Зоне этот вопрос отпадал сам собой – перед рейдом поешь в баре. А если не вернешься из рейда в течение двух–трех дней, то уже никогда не вернешься. Ну, а что такое два дня без еды для тренированного организма?».
       Недолго пошарив глазами, я нашел то, что искал: в тёехстах метрах от меня расположился суперминимаркет. Ну, по крайней мере, он так сам себя гордо именовал. Первое, что меня поразило, когда я вошел, это было обилие различных товаров. Господи, когда я покидал «внешний» мир, а это, без малого, пятнадцать лет назад, на полках магазина был один вид хлеба, одна колбаса, молоко, масло, сметана разливалась в банки… И, всё. А тут наименований не счесть, да и каждого по несколько видов…. «Блин, глаза разбегаются».
       Всё–таки прав был тот умный человек, что как–то сказал: «Человеческий организм – такая сволочь, что быстро ко всему привыкает». Мой же организм находился в, так сказать, льготных условиях: за пятнадцать лет хочешь, не хочешь, а привыкнешь. И не только к климату, а к тому, что меню баров Зоны, коих не наберется и десятка, состоит из консервов с интригующим названием «Завтрак туриста» чей срок годности истек, дай Бог, пару лет назад. В дополнение к консервам шел подпорченный хлеб; чаще чёрный, чем белый. Батон вообще считался за деликатес. Изредка попадалась лапша, обычная, ни чем не примечательная.      Концентратов было, к слову, много. Но на вкус они как резина, хоть и питательные, да и стоили не дешево. Дополнялся сей фуршет обычно водкой. Помогает, знаете ли, от нервов, да и радиацию никто не отменял пока. А уж если не было водки, а такое бывало, то пили непонятного состава чай. Тут главенствовал принцип: не прозрачный и горячий. Ну, а по большим праздникам себя можно было побаловать шашлыком из крысы, свежей тушенкой, да жареной картошкой…. «Так, не нервничать, соберись!»
       Сделав непринужденный вид и рожу «тяпкой», я направился к камере хранения. Оставив в ячейке с нарисованным номером «10» свою сумку, взяв корзинку, я двинулся в торговый зал.
       Первой на моем пути попалась хлебная витрина. Дурманящий разум запах свежевыпеченного белого хлеба ударил в нос. Я, не раздумывая, положил пару буханок к себе в корзинку. «Что там дальше по курсу? Ага, мясной отдел». И вновь глаза пришлось собирать в кучу: одной только колбасы было наименований до... Ну, в общем много. Я остановился на паре пачек сосисок – «демократично и, надо полагать, вкусно». Также прихватил упаковку бутылок минералки, состоящую из шести штук. «Так, провианта набрал я уже дня на 3, а если экономить – то вообще на неделю».
       Не  много подумав, я положил себе в корзинку один одноразовый станок синего цвета и неприглядной формы, что в народе называется «тяпка», и пачку жевательной резинки, и поспешил к кассе.
– Пакет нужен? – будничным тоном бросила продавщица заученную фразу.
– Да, будьте добры.
– Большой? – вздохнула она так, будто я попросил ее здесь и сейчас доказать теорему Ферма.
– Да, пожалуйста, – произнес я, и слегка улыбнулся.
Продавщица стала пробивать товары. И даже напрягая все возможные мышцы лица, кассир не могла сохранить его бесстрастное выражение. Она была неподдельно удивлена. Что ж, подумал я, успех надо закрепить. И с все тем же бесстрастным выражением лица я полез за пазуху и выудил оттуда аккуратно свернутые в трубочку и перетянутые резинкой тысячерублевые купюры. Трубочка эта была в диаметре сантиметров пять–семь. Я посмотрел на табло кассы: там значилась цифра 472 рубля и сколько–то там копеек. Выудив купюру достоинством в 1000 рублей, я с гордым видом протянул ее кассиру.
– Ах, ой, – проронила кассир.
– Что–то не так? – поспешил осведомиться я
– Эм, а помельче у вас, случайно не надеться? – в глазах немолодой женщины промелькнула лёгкая нотка стыда.
– А–а–а, – протянул я.– Это можно. Сейчас посмотрю.
С этими словами я засунул руку в набедренный карман штанов, и выудил оттуда несколько слегка помятых купюр по сто рублей каждая – это я ещё в автобусе одну тысячу разменял. И протянул их кассиру.
      Улыбнувшись на прощание охраннику, я взял пакет и вышел из магазина. Мне было совершенно наплевать, что обо мне подумали эти люди. Вот, ну ни капли меня это не интересовало. Гораздо больше меня интересовал собственный организм: желудок настойчиво урчал, напоминая, что он давно уже ничего не ел.
      А посему своей задачей «номер раз» я считал ужин. Да, именно хороший плотный ужин в тихой обстановке. Оглядевшись, я увидел арку, ведущую во двор дома. Ага, это то, что мне нужно. Под сенью берез стоял небольшой добротный столик со скамьей, сделанные за едино. Я прямо сбавил шаг, любуясь этой мирной красотой. Но тут желудок заурчал особенно не довольно, и я поспешил к столу.    Вытащив из пакета пачку сосисок и батон, а из прозрачной упаковки выудив бутылку минералки, я с довольным видом уселся за импровизированную трапезу.
      Первым делом я принялся за сосиски. Но их вкус мне показался каким–то невнятным, бумажным что ли. А может быть, я просто уже привык к своему «Завтраку туриста». «Ладно, ничего, бывало и похуже». Отодвинув ошметки сосисок, я одним движением открутил пробку бутылки и сделал большой глоток. Что–то не так. Сделал еще глоток. И тут у меня по лицу расплылась улыбка. «Горе минералка, блин. Не минералка, а обычная вода из–под крана. М–да, времена настали, уже обычную минеральную воду за рубь двадцать подделывают. Хех. Ладно, проехали». Взял батон и оторвал себе внушительный кусок. Попробовал. «Фуф, ну хоть что–то на этой грешной земле остается неизменным».
      Ну, вот почти уже хорошо. Еще бы поспать. «А почему бы и нет?! Что мне мешает?» Поставив сумку вплотную к себе на сиденье, я положил голову на руки, скрещенные на столе. «Но вы не подумайте, что человек вот так просто засыпает в незнакомом городе под вечер. Засыпает не человек, а сталкер. Сталкер со стажем. Сталкер вообще спит вполглаза и вполуха, иначе он не сталкер, а корм для монстров или, уж извините, простачок для бандитов, если не выражаться грубо».
      Как только организм начал расслабляться после долгодневных напряжений, я проснулся от довольно громкого окрика. И что–то внутри мне подсказало, что надо проснуться.
– Эй, девушка. Э–э–й, красавица! Подскажите, где ближайшая библиотека, – голос говорившего мне не понравился моментально: ему на фиг не нужна была никакая библиотека. Вокруг было сумрачно, да и двор был глухой и тихий. Я приоткрыл глаза и увидел хозяина малоприятн
ого голоса. Обычный с виду гопник – спортивный костюм фирмы Адидас из соседнего подвала за углом, в сочетании с длинноносыми туфлями. И шапка, сдвинутая на макушку. Ну, прямо среднестатистический «братан» из Зоны, не хватает разве что автомата на пузе.
– Ну, куда же ты, я, что за тобой бегать должен?! – прокричал хрипловатым голосом гопник, хватая девушку за локоть. И вдруг в руке парня что–то блеснуло. Мой организм напрягся, сдерживая выплеск адреналина: терпеть, ненавижу, когда обижают женщин.
– А! Кто вы? Что вам от меня нужно?! Помогите, – попыталась было закричать девушка, но тут же умолкла. Лицо ее стало белым, как мел, когда она почувствовала касание холодного лезвия к шее.
– А ты не догадываешься? – усмехнулся бандит. – Телефон, деньги, часы, драгоценности, и что там у тебя еще ценного есть. Давай–давай, красотка, пошевеливайся. Может тогда, и отпущу с миром. Я еще не решил.
Не знаю, толи то, что я сидел неподвижно, а точнее спал, мужик посчитал меня маловажным свидетелем. Толи мой камуфляж позволил мне слиться с окружающим миром. Врать не буду – точно не знаю до сих пор. Но факт, как говориться, остается фактом – грабитель меня не заметил.
       Я медленно встал и сделал шаг из–за стола. Не то, чтобы я намеревался с ним драться, просто стоять было неудобно. Парочка стояла ко мне спиной. Усталым голосом я произнес:
– Мужик, отойди от нее, – сказано это было тихо и без нажима. Просто я пока не видел в этом нужды. «Да и зачем мне перед «этим» выделываться».
– Че?! – протянул гопник не спеша, поворачиваясь и отпуская девушку. Та, тихонько отошла в сторону и медленно осела на землю. Шок, по–видимому. – Кто это там тявкает?!
– Парень, не стоит. Успокойся и иди домой.
– Ишь ты, советчик выискался. Слышь, а может и у тебя чего интересного найдется?! Давай, пока я добрый.
–  Лучше успокойся. Просто предупреждаю.
Он постоял с минуту, тупо уставившись на меня и играя своим ножичком: перебрасывая его из руки в руку, подбрасывая.
– Герой нашелся?! Повыделываться решил?! Сявка, фраер, да я тебе…
С этими словами бандит кинулся на меня в длинном выпаде, метя ножом мне в шею. «М–да, будь я не сталкером, а обычным пареньком, занимающимся каратэ два раза в неделю для удовольствия и красоты тела, лежать бы мне с распоротым горлом. Прямо от уха до уха. Но ведь сталкер, это тебе не это. Упражняемся мы драться ни где–нибудь и абы как, а в барах Зоны, да на Арене. И там похлеще бывает свистопляска. Но все же, несмотря ни на что, этот парень был довольно таки серьезным противником: нож с длинным лезвием, да и обращаться с ним он умел».
       Возможные варианты драки пронеслись в моей голове со скоростью звука. Тело само все подсказало: уходя от удара влево, его руку я подбил от себя и ударил не очень сильно основанием ладони в подбородок. Парень отшатнулся, встряхнул головой, и, почти не замахиваясь, кинул в меня нож. Сообразить я не успел. Не знаю, куда он метил, но удар пришелся в предплечье левой руки. Рука тут же отнялась, а гопник ринулся на меня. Решение пришло моментально: уходя от удара его правой руки влево, я со всей своей сталкерской дури саданул локтем правой руки в нос. Тот отшатнулся, загнулся, хватаясь руками за лицо. Я, воспользовавшись его замешательством, ударил коленом ему в подбородок. Нападавший отлетел на полметра и затих.
– Вы, вы его убили! – запричитала девушка, хватаясь руками за лицо.
– Нет, сударыня. Вы ошибаетесь: я его просто отключил, – «такого кабана парой ударов на смерть не завалишь», подсказал мне мой богатый на такие ситуации внутренний голос. Тут надо было сзади в череп бить, или еще чего–нибудь применять из запрещенных приемов. Тут я не чаяно пошевелил левой рукой, и боль холодной волной пробежала по телу. Я осмотрел рану.
      Довольно таки легко отделался: нож вошел на пять сантиметров, всего в десятке миллиметров от вены. Я взялся за рукоятку, выдохнул, закусил губу и выдернул из себя нож. Боль была адская, накатило обычное желание крепко выругаться, но я сдержался: «все же дама рядом». Из открытой раны слабым ручейком побежала кровь. Я кое–как достал правой рукой из нагрудного кармана куртки бинтово–ватный тампон и рулон изоленты. Приложив тампон к ране, я стал туго перематывать его изолентой. Потом достал из другого нагрудного карман гипотермический пакет и тоже приложил его к ране. Мои шевеления заметила незнакомка.
– Господи, да вы же ранены! Вам нужно к врачу, срочно! Немедленно! – «зашумела» девушка, вскакивая с земли, и подбегая ко мне.
– Ничего страшного, бывало и хуже, – сказал я, одергивая рукав куртки, закрывая им импровизированную повязку. Рукав моментально стал красным.
– Вот видите. Видите?! Вам нужна квалифицированная помощь, – сказал она тоном учительницы начальных классов. – Пойдемте ко мне домой, я тут живу неподалеку. – И чтоб уж я ничего не смог возразить, добавила. – Я вам повязку по–человечески наложу, а не то рана может загноиться.
       С этими словами она взяла меня за здоровую руку и повела к одной из видневшихся вдали пятиэтажек. Ладно, подумал я, хуже не будет. Тем более, что она была права: рану надо было по–хорошему обработать. И я, взяв сумку, двинулся за ней…
       …Тут я вынырнул из пучин воспоминаний. Не открывая глаз, правой рукой я провел по предплечью левой. Шрам был довольно рельефным. К слову говоря, это был единственный пока шрам, заработанный вне Зоны. И это был не просто шрам. Это была память о том, как мы с Олей познакомились. Я глубоко вздохнул, и снова утонул в своей памяти…
       …Когда мы вошли в её квартиру, расположенную на пятом этаже, я слегка обалдел: поверьте, это – обычная реакция для человека, двенадцать лет считавшего, что нет ничего более уютного родного бара «100 рентген». А потому, я всем своим нутром не хотел ничего здесь запачкать.
       Девушка очень ловко сняла ветровку, повесила ее в прихожей на вешалку и прошмыгнула налево, в зал. Квартира была не большой – всего две комнаты: налево зал,  она же гостевая комната, а прямо – спальня. Ну, это не считая естественно кухни и ванны. Через пару минут из глубины квартиры донеслось «Проходите, не разувайтесь». Я с минуту помялся на пороге, потом «плюнул» и, кряхтя, одной рукой расшнуровал свои грязные бертцы: но не позволила мне совесть пачкать такую красоту.
       В одних носках я прошел в кухню. Окинув это довольно таки маленькое помещение цепким взглядом, я сел в углу, за столом, на табуретку, расположившись лицом к входу – ничего ни могу с собой поделать – привычка. И только тут, я заметил, что из коридора, как раз от того места, где я разувался, тянется дорожка из довольно частых и крупных капель крови.
– Ну, чтоб тебя …., –  хотел уже, было, выругаться я, но тут же одернул себя. Оля вошла на кухню, неся в охапке медицинские препараты, которые, по её мнению, годятся для оказания мне первой помощи.
– Вроде бы здесь есть всё, что вам нужно, – слегка неуверенно произнесла девушка.
– Да, наверное. Извините, я тут не нарочно насвинячил вам на полу, я все уберу.
– Не стоит беспокоиться, – поспешила заверить меня Оля. – Я сама всё сделаю. Вы, кстати, знаете, как правильно накладывать повязку? – спросила она уже менее уверенно, нежели на улице.
– С утра знал, – хохотнул я.
С видом профессионала я разложил перед собой на столе всё, что мне было нужно: стерильный бинт, ватный тампон, зелёнку, перекись водорода. Вдобавок ко всему, я извлек из кармана на груди свою походную аптечку: нужно было сделать противостолбнячный укол, а также выпить обезболивающего. Рывком, оторвав уже намокшие бинты от раны, я зашипел слегка от боли – кое–где кровь свернулась и бинт прилип. Осмотрев масштаб трагедии, я извлёк из своей аптечки шприц с сывороткой и сделал себе укол прямо через одежду в плечо. Потом аккуратно разорвал куртку, освобождая себе доступ к ране, и обработал оную перекисью. Потянулся за зелёнкой и невольно взглянул на Олю: она была цвета школьного мела. Я поспешил сказать:
– Вам лучше выйти, не стоит девушке на такое смотреть.
На что девушка только отрицательно замотала головой и лишь плотнее сжала губы. И тут мне пришла мысль:
– Принести лучше мне нашатыря, он поможет.
– Х–х–хорош–шо–о, с–с–секундочку, – пролепетала она.
Когда она ушла, мне стало спокойнее. Я быстро наложил тампон прямо на рану, после чего туго забинтовал. Я ещё заканчивал наложение повязки, когда Оля вернулась.  Тут же принялась рассматривать свеженаложенную повязку.
– Ну, вот, совсем другое дело. Меня Оля зовут, а вас? Давайте на «ты»? Так будет проще, я думаю.
– Меня Максимом зовут. Но в последнее время я редко слышал это слово в свой адрес. Чаще всего меня называли Главр.
– А почему Гл.… Гав.… Как там?
Главр, этому прозвищу много лет. Еще в армии так прозвали.
– А–а–а–а–а, – протянула она. – А если не секрет, ты где так ловко научился повязки делать?
– Ну…, – я не знал, как уйти от ответа. – Жизнь заставила. Жить захочешь – не так раскорячишься.
– Прости
– За что? Все нормально, Оль.
– А ты далеко живешь? – поспешила она увезти разговор в другое, более приятное русло.
– Я?! – вопрос просто поставил меня в тупик. – Я только сутки в городе, не успел ещё определиться. А что?
– А давай чаю выпьем? – снова сменила тему девушка.
– Давай, наверное, – как то не клеился у нас разговор. Видимо отвык я общаться с лицами противоположного пола.
– Тебе какой: ягодный, зелёный, чёрный, с лимоном? – спросила Оля, подходя к шкафу на стене.
– Давай чёрный, и покрепче, если можно.
– Да, конечно. Так сколько ты говоришь у нас в городе?
– Да, вот только приехал, и решил погулять.
– Ясно.
– И часто у вас так: на беззащитных красавиц нападают?
– Да нет обычно тихо. Но придурков, как говориться, везде хватает.
– Да, с этим не поспоришь.
Некоторое время мы сидели в полной тишине, сохраняя молчание. Сидя напротив друг друга мы молчали, и было слышно, как на стене тикают часы. Оля первой нарушила тишину:
– Давай я все–таки чаю сделаю. Будешь?
– Не откажусь.
Она подошла к окну: на подоконнике покоился чайник. Оля плеснула кипятка в заварёшник и поставила его на стол между нами, поставив рядом сахарницу. И вновь наступила тишина. Теперь уже я разорвал тишину своим голосом:
– Оль, скажи, а ты комнату не сдаёшь?
– Хочешь снять?
– Да, а то как–то жить негде, да и не знаю я в этом городе никого. Нет, если «нет», то я порыщу в объявлениях. Просто… Просто, у тебя так уютно, и не хочется зря время на газеты терять.
Этот вопрос заставил девушку призадуматься. Не вооруженным глазом было видно, как она колеблется, сомневается. Мне, по сути, было всё равно. И я не кривил душой: мне очень не хотелось шелестеть газетами и бегать по всему городу, ищу приемлемое жильё. Я снова заговорил первым:
– Если ты не хочешь, или там муж будет против, то не надо.
– Муж? – она сильно удивилась, даже брови поползли вверх. – Да нет, я не замужем. Нет, знаешь, я не против. Только при одном условии – спать ты будешь на диване в дальней комнате.
– Конечно, хоть в прихожей на коврике – не хочу ни в коем разе стеснять.
Моя последняя фраза заставила её улыбнуться.
– А можно вопрос? – вдруг произнесла она.
– Давай.
– А ты, этот, как его, дембель? Ну, со службы вернулся?
– Ну, можно сказать и так.
– А служил где? Если конечно это не секрет за семью печатями.
– Не секрет, от чего же. Сначала на Урале. А потом нас в срочном порядке переместили на Украину. Там как раз Чернобыль рванул. Надо было Зону охранять. Вот и решили чиновниками эту пробоину нами заткнуть.
– Зону?! – на лице девушки выражался не поддельный интерес именно к этой теме разговора, и мне это понравилось; не знаю почему, но понравилось. – Расскажи, пожалуйста, про Зону, как там было?
Я улыбнулся, кивнул и продолжил:
– Поначалу, где–то с год, как любому нормальному человеку, было страшно. Ну, знаешь там аномалии разнообразные, когда даже не понятно, что человека–то и убило. Потом монстры, да такие – любой генетик позавидует. Тут–то как раз понятно, что убивает, но от этого менее страшно не становится. Еще выбросы, бандиты.… Да много всякой дряни было.
Я взглянул в глаза Оле. В них не было страха, а только интерес.
– А потом привык, втянулся, – с легкой улыбкой в уголках рта произнесла девушка.
– Да… Просто, понимаешь, всю мою группу, всех ребят, за одну ночь так по веткам разбросало, что не понятно где, чья рука…. А я каким–то чудом выжил…
– Извини, – прошептала Оля, опуская поникший взгляд в пол. – Я не знала…. Я не хотела.
– Все нормально. – Я встряхнул головой. – А потом я, сам не помню как, добрел до каких–то развалин. Там меня встретили люди. Накормили, дали 150 грамм анестезии и спать уложили. А с утра пораньше, показали, где обитает местный торговец. Он–то и ввел меня в курс дела окончательно. Вот, а через двенадцать лет, решил я жизнь изменить. Так надоело в Зоне сидеть, что аж мочи не было. Засела она у меня в печенках….
– Четверть жизни…, – еле слышно прошептала девушка. – Подумать только.
– Да, я сам был в легком шоке, когда заметил, сколько времени минуло. И даже разозлился на неё. Но что толку? В Зоне время и всё остальное течет и играет по её правилам. Она – мастер игры.
– Мм–мм, ясно. И не скучно тебе было?
– Не понял, – искренне удивился я.
– Ну, я имела ввиду, не скучно тебе было двенадцать лет служить?
– Ах, ты про это. Нет, я лишь полтора года государственную лямку тянул. А потом…., – я замолчал на секунду. – Потом я попал в Зону. И стал сталкером.
– А сталкеры – это такие военные? – поинтересовалась девушка.
– Нет, это вольные собиратели сокровищ, искатели приключений, первооткрыватели неизведанного.
– Мне просто рассказывали, что сталкеры – это бандиты, и что военные, отправленные на службу в эту вашу Зону, ловят их и на месте расстреливают.
– Да?! – я неподдельно удивился такому повороту событий во внешнем мире. – Надо же. С каких это пор людей считают бандитами за здорово живешь? Да, и не расстреливают они никого.
Оля слегка оторопела от моего такого напора:
– А что, разве не так?
– Не совсем. По правде говоря, нахождение на режимном объекте, коим является Зона – есть дело уголовно наказуемое. Вот и придумали они способ, как ограничить распространение слухов из–за периметра Зоны. Когда что–либо движущееся приближается к Кордону со стороны Зоны, они открывают огонь на поражение, не спрашивая ни имен, ни фамилий.
– Так вот почему ты так долго…, – невольно прошептала она. На ее лице было сильно удивление, граничащее с жалостью и гневом.
Чай мы допивали в полной тишине, думая каждый о своем. А я зарекся впредь уводить разговоры в сторону от Зоны. Тут меня посетила шальная мысль:
– У тебя же…хм…душ есть? А то я несколько месяцев мечтаю не о затхлой оббитой сов деповской ванной с тухловатой водой, а о нормальном человеческом душе.
– Девушка вырвалась из лап дум своих и проморгавшись ответила скороговоркой:
– Да, там не далеко от кухни, налево. Я сейчас принес полотенце.
– Благодарствую, – искренне поблагодарил я девушку, так заботливо приютившую незнакомца.
       Я проследовал в ванную. Через мгновение заглянула Оля, держа в руках большое розовое полотенце. Молча взяв его, я хотел уже было снова ее поблагодарить, но она юркнула за гол, притворив за собой дверь. Мне осталось только весело хмыкнуть, после чего решил произвести ревизию помещения. Как я уже говорил ранее – привычка – вторая натура.
       Перво–наперво, глаза зацепились за обилие всяких маленьких баночек-скляночек с косметикой, кремами и прочей женской дребеденью, которые стояли по всем полкам. Затем мазнул взглядом по зеркалу. И тут же вернулся обратно. «Ну и рожа у тебя, Шарапов», подумалось мне.
       Постояв так с несколько секунд, я умылся горячей водой, намылил лицо и стал бриться. Ощущения, честно говоря, были не из приятных – станок тупой, да и щетина приличная. Ну, ничего, прорвемся.
       Закончив экзекуцию, я решительно стянул с себя одежду, бросил ее в угол ванной комнаты и полез в душ. Каким великим удовольствием было залезть под тугие струи горячей воды. «Блин, какой же кайф. Я уже и не помню, когда я в последний раз мылся нормально, по–человечески». Не знаю точно, сколько я нежился под водой, но когда вылез, то своего камуфляжа не обнаружил. Вместо него на табуреточке у входа лежали потертые джинсы и футболка. «Блин, я же не закрылся…. Стыдно-то как.… Это ж тебе не зона, здесь есть, кого стыдиться...»
       …Яркий свет от вроде обычной лампочки накаливания в 60 ватт ударил по глазам. Я невольно зажмурился, и даже прикрыл глаза рукой от внезапного вспыхнувшего света. С несколько секунд я сидел с закрытыми глазами. Потом медленно приоткрыл веки и обернулся, т.к. я сидел спиной к входу, а выключатель находится сразу у двери справа. В дверном проеме стояла Оля в махровом халате и тапочках. Стояла и молчала, опершись плечом на дверной косяк. Молчала и смотрела на меня. Так прошло пять минут. Тишину нарушила Оля:
– Что, опять?! – спросила она, тяжело вздыхая.
В этом вздохе было столько соучастия и желания помочь, что ответил невпопад:
– Рано ещё, Оль. Иди, досыпай.
– Все равно мне вставать скоро. Смысл, – она кивнула на часы, и зевнула.
Я мельком глянул на часы. Стрелки показывали половину шестого утра. Так, это значит, что просидел я около двух, двух с половиной часов. Растерев лицо резкими движениями ладоней, я уронил голову на руки, крест–накрест сложенных на столе. Сон все ещё где–то в глубине гулял по организму. Я поддался ему на мгновение, и закрыл глаза. От плиты раздался шкворчащий звук, и дурманящий запах поплыл в воздухе кухни. Оля готовила мое любимое блюдо: яичница с луком, сыром и сосисками. «Заботливая ты моя». Я просто больше не мог молчать:
– Оля, Оленька, скажи, сколько ты сможешь меня терпеть ещё? Зачем тебе все это? Зачем я тебе?
Ответом мне была тишина. Я только почувствовал, как она наклонилась надо мной. Я почувствовал её запах. А затем она тихонько положила свою голову ко мне на плечо, и обняла. Я прижался к ней, прижался своей щекой к её щеке, и нежно поцеловал. В тот самый синяк, что остался у неё от меня. Прошло несколько дней, а он так и не исчез…
       Стоило мне поселиться у Оли, как по дому заходило множество разный не приятных слухов: что я бомж какой–то, алкоголик, бандит, что я бью и обижаю Олю, а она просто боится кому–либо рассказать…
       По правде говоря, я пил. Правда, только вначале. Первые две недели. Пил сильно и помногу. Организм–то, закаленный в сталкерских скитаниях, ему–то что. Я сам был себе противен в том состоянии, но остановиться не мог. Ума не приложу, как у нее хватило мужества и сил меня не выгнать туда, откуда я пришёл?!
Как–то раз сидел я на кухне. Вошла Оля. Схватила со стола полупустую бутылку горькой, и с размаху разбила об пол. Я тупо посмотрел на неё. После такого количества алкоголя, что потребил мой организм, мозг уже был просто не в силах что–либо соображать. Пробежала лишь одна шальная мысль: «Ну, вот и все, сейчас выгонит». Подумав так, я достал из–под стула очередную бутылку, откупорил и налил в стакан. Она лишь опять, молча, врывала бутылку из рук, и снова разбила. Я одуревшими глазами посмотрел сначала на пол, где среди осколков стекла и обрывков этикетки блестела лужа из спиртного. А потом на Олю.
       Встал и замахнулся на неё…. Как я мог.… Тут у меня перед глазами пробежала киношка: вот она закрывается от моего удара, потом плачет, кричит, ругается, и, наконец, выгоняет меня. Занавес…. А Оля лишь посмотрела на меня. Мне в глаза. У нее был такой взгляд, что я замер там, где стоял. Не мог ни слова сказать, ни двинуться с места. В этом взгляде не было ни страха, ни злости, ни гнева, ни ненависти, нет! Только грусть, жалость… и решительность. Да–да, именно решительность. В этот момент я не то, что глупцом себя почувствовал, я ощутил себя такой… сволочью, что так тоскливо на душе стало – хоть волком вой…. В тишине дня раздал противный хруст раздавливаемого граненого стакана, и тонкие ручейки алкоголя вперемешку с кровью побежали на линолеум. Тут я будто бы пришел в себя, будто душа вернулась в тело, это как будто из ведра холодной водой окатили при температуре окружающей среды в – 40оС…. И тут я упал перед ней на колени, там, где стоял, прямо в лужу водки, крови и крошева стекла…. И заплакал.… Даже нет, зарыдал.… Горько мне тогда стало….
        «Ну, вот кто вам сказал, что будто бы мужчины никогда не плачут?! Кто сказал, что солдаты не плачут?! Кто, наконец, сказал, что не может плакать израненная аномалиями и истерзанная когтями монстров душа сталкера?! Кто вам сказал, что сталкеры не плачут?! Кто?! Это мог сказать, нет, даже ляпнуть человек, который не только не относится к вышеуказанным понятиям, но и даже не может называть себя в полной мере человеком, человеком с большой буквы. Ведь слезы есть у каждого. Просто одни плачут на виду, слезы же других идут внутрь себя».
        А она меня простила. Вновь. Всё простила: и алкоголь, и обиду. Всё. Всё простила.… С тех пор с зелёным змеем я завязал наглухо – капли в рот не брал.
Однажды после легкого завтрака, я сидел на кухне за столом, тупо уставившись в одну точку. Я думал. Оля мыла посуду, стоя ко мне спиной. Вдруг я заметил, что она иногда бросает короткий взгляд через плечо на меня и улыбается уголками рта. Тут наши глаза встретились, и я тоже улыбнулся. Слегка. В ответ.
        И тут я всё понял. Понял, что я должен сделать здесь и сейчас. И хоть я отчетливо понимал, что я никогда не смогу сделать Олю счастливой, да и детей у нас никогда не будет. У сталкеров не бывает нормальных детей. Но я понимал. Чутьем, шестым чувством, заднице, да хоть чем, что она и так уже счастлива. Счастлива, просто потому, что любит меня. А я люблю её.
        Я не спеша поднялся и подошел к ней. Оля повернулась и посмотрела мне в глаза. Прошла минута. Затем вторая. Мы так и стояли друг напротив друга, не произнося ни слова. И тут слова сами по себе сорвались с моих губ…. Их подсказывало сердце:
– Оля… Оля, я тебя очень люблю. Я люблю тебя, Оля! Я хочу быть с тобой. Будь моей женой…
Ответа я не дождался. Вместо этого она подошла и крепко обняла меня за шею, и поцеловала в щёку. По её лицу покатилась слеза…. Из её нежных и мокрых рук выскользнул стакан, упал на пол и разбился на мелкие кусочки….  Ничего страшного….
Посуда ведь бьётся на счастье…




Новосибирск – Казань – Новосибирск,  2008 –  2009 года
Посвящается самой нежной
и замечательной девушке на свете.
Моему маленькому солнышку –
Коваленко Славяне Александровне.