Кто тасует гены...

"Я редко смотрюсь в зеркало, когда бреюсь, но в такие минуты мою голову мысли подобного рода покидают. А вот после жгучего одеколона задумываюсь: почему в чертах моего лица ничего не прорезалось от прабабушки-якутки, а нарисовано то, что и в свидетельстве о рождении: мама русская, папа был в плену у немцев, бабушка Уля была сибирячкой, а я числюсь украинцем".

Так размышлял Василий, только что побрившийся и теперь украшавший елку, пока его старуха, намучившаяся ни свет, ни заря с холодцом, варившимся всю ночь, посапывала с мужскими придыханиями, досыпая.

Запахнув потуже халат и отхлебнув уже остывший кофе, Василий, набивая трубку, пошел на балкон покурить.
Разметал веником снежный пух под ногами, чтобы не занести сырость в тапочки, замахнулся тем же веником на снег, пушистым бордюром украшавший перильца. Опустил руку. Зачем? Чтобы вместо этой красоты увидеть грязно-коричневые перила?
Посмотрел вдаль. Свет от низких красноватых фонарей парка лишь кое-где пробивался сквозь плотную хвою старых елей, но аллеи под ними казались сказочными и уводили в таинственную неизвестность. Даже зеленая будка бытовки, в которой хранились лопаты и метлы, и часть стены которой была видна в начале аллеи, казалась сказочной избушкой.
Снегопад продолжался. В этом году декабрь выдался особенно снежным, сугробы кое-где по грудь, но ни разу снег не шел крупными хлопьями; в этом году он падает сверкающей пылью, не нарушая видимость дали; прислушайся, и услышишь, как шуршат снежинки. Вот и сейчас Василий спохватился, когда снежинки занесло на руку с трубкой, а взгляд, брошенный на ворс бордового халата, размазался по седине.

Попыхтел трубкой. Мысли вернулись на свой круг, о генетике в чертах лица.

"Вот был бы похож на якута, с припухлостями век и монголоидными скулами. А что - была бы другой моя биография."

Вспомнил, как проходил мандатную комиссию, когда поступал в военное училище. В комиссии – полковник, подполковники и майор, все с орденами на груди, фронтовики! До этого вблизи Василий видел только одного подполковника, своего комбата. Перед его приходом дневальные суетливо домывали полы, а дежурный по роте до блеска надраивал свои сапоги.
Он ждал вопросов об отце. И не напрасно. Правда, задал его майор с погонами артиллериста. Василий знал, что крупные политработники любят помещать на петлицах эмблему артиллерии, за что в войсках о них бытовала притча "палец о палец".
- Скажите, при каких обстоятельствах Ваш отец попал в плен и освободился из него?
Первая часть этого вопроса особо не озадачивала. Был контужен, и после войны глухой на одно ухо и страдает малой эпилепсией, иногда "выключается", правда ненадолго, на одну-две минуты. А вот как отвечать на вторую часть вопроса? – "Был выпущен немцами". "Просто так? За какие-такие заслуги?". И что? Что говорить? Здесь надо говорить правду. Я скажу, что в августе 41-го немцы почти сто тысяч пленных, жителей правобережной Украины, выпустили из плена действительно "просто так". Это для нас – "просто так". Практичные немцы просто так ничего не делали. На полях Украины лежали нескошенные хлеба и нужны были рабочие руки. А я буду объяснять комиссии то, чего и сам толком не знаю? Но они, они-то, наверное, все это знают лучше моего. Хотя вот о том, что немцы выпускали людей из плена таким образом, нигде не пишут…

Возглавлявший комиссию полковник, взглянув в сторону майора, кинул:
- А то ты не знаешь, как в сорок первом попадали в плен?
Потом сказал Василию:
- Идите. О решении комиссии узнаете со всеми.

На вечернем построении Василий узнал, что принят.

А были бы черты лица монголоидными? С Китаем дружба кончилась. То-то!
Нет, что ни скажи, а тот, кто тасует гены, знает, что делает...

Василий сунул потухшую трубку в карман. Кажется, пора будить старуху, а то к приходу внуков не успеем…