Письмо

Падает снег. Морозная ночь. Затихают звуки предновогодней суеты. Уставшие соседи и просто прохожие укладываются спать, чтобы завтра продолжить возбужденно-радостное брожение по магазинам в поисках чего-то, что, на их взгляд, поможет им сотворить новогоднее чудо. В эти дни так и тянет подводить итоги и доделывать отложенные на потом дела. А еще в эти дни, даже у взрослых и серьезных, видавших виды и давно уставших людей, просыпается детская вера в чудеса.

Я знаю, ты ждешь этого письма, и я также точно знаю, что ты никому в этом не сознаешься. Не сознаешься даже самому себе. Ты уже почти не веришь в то, что это возможно. Но я хочу это сделать. Вправду хочу. Я хочу сказать тебе: «Я тебя люблю».

«Я люблю тебя» - прошепчу я тишине засыпающей комнаты, « я люблю тебя» - чистой слезой застынет в моих глазах, «я люблю тебя» - теплой волной захлестнет где-то там, где, возможно, живет душа, «я люблю тебя» - заполонит жаром все мое естество. Люблю, люблю, люблю…

Я люблю тебя любым. Теплым и добрым после горячих поцелуев и ласк, колючим  нервным в конце трудного дня, тихим и тайным, когда ты уходишь в мир своих мыслей, шумным и ярким, раздаривающим себя окружающим как праздник.
Пусть другие скажут, что ты бываешь раздражителен и груб, но я знаю, что это от того, что ты смел и решителен. И как же я мечтаю, чтобы однажды ты, вот также решительно и смело, просто вял меня за руку и сказал уверенно: «Ты со мной, и тебе нечего боятся».
И пусть никто кроме меня не знает, как порою слезы бегут по твоей душе. Ты никому их не показываешь, и прячешь так глубоко, что и сам забываешь, отчего тебе бывает так тоскливо. Но я-то знаю, что они есть – эти слезы – горькие и больные, сочащиеся из прошлых ран и заноз.  И как же я хочу, чтобы ты поверил мне! Поверил, что ты не станешь в моих глазах слабее и хуже, если доверишь мне часть своей боли. Что ты не обременишь меня своими переживаниями, что я готова и хочу понять  и принять тебя до конца. Я хочу, чтобы ты поверил, что мне это очень нужно – быть в состоянии облегчить твою боль, ласковыми прикосновениями и легким дыханием залечить всё, что еще можно залечить и принять то, что поселилось в тебе навсегда.
Как же хочу я, чтобы и тебе это стало нужным, и чтобы каждый из нас смог быть тем, кем хочет и может, чтобы мы были не только «рядом», но и «вместе», и чтобы каждый прожитый день не отдалял нас, а делал все ближе и ближе. И это не было бы тягостным вторжением и лишением личной свободы, но было бы добровольным прорастанием друг в друга, таким же, как когда привитая к дикому, крепкому стволу благородная, нежная ветка становятся вместе одним плодоносящим деревом.

Но нет. Закрываясь бронёю прошлых обид, защищаясь от возможной новой боли, ты не станешь рисковать. Ты больше не подпустишь к себе никого. И я не стану настаивать, отчасти уважая твое решение, отчасти из-за тех же банальных опасений. Мы слишком взрослые. Мы слишком опытные. Мы уже можем творить чудеса для других, но мы не верим в то, что кто-то может сотворить чудо и для нас…