бумажная Муза

Ты помнишь, как Пигмалион создал свою Галатею? Царь острова Кипр влюбился в Афродиту, великую богиню любви, и высек ее статую из слоновой кости. Его чувства к этому изваянию были столь сильны, столь глубоко было его отчаяние от того, что холод и печать молчания лежат на устах возлюбленной, что Афродита, сжалившись над скульптором, подарила жизнь творению рук его.
По крайней мере, так рассказывают древние мифы.

Вчера ночью я сошел с ума. Я полюбил музу. Бесплотное создание, затмевающее реальность моего бытия, бросающее безжалостно и жарко мою душу в костер из слов, выгорающий на бумаге. Никогда не знал я, кто она, откуда появляется, и что именно заставляет ее приходить ко мне – неважно в какие часы, сплю ли я, бодрствую, занят ли делом, или бесцельно проживаю жизнь. Не помню, когда она явилась мне первый раз, наверное, я был слишком юн, или нетрезв, а может, просто и не заметил. Знаю лишь, что после того стал творить как исступленный, порой забывая обо всем – о людях вокруг, о сне, еде… Ничто не тревожило и не волновало мой покой, как лишь дикое желание творить. С каждым днем, неделей, месяцем, годом я все сильнее отдавался чарам этой незримой девы сладостного безумия, выливавшегося в новые рукописи. И в какой-то момент стал замечать, что начинаю создавать ее образ сам – по кусочкам, по маленьким точкам и линиям, вырисовывая с величайшей осторожностью в сознании черты ее лица, изгибы ее тела, укоряя себя за малейшую неточность – как смел я быть неосторожен с той, что даровала мне свет искусства?

Вчера ночью ее облик был, наконец, рожден. На бумаге под моими пальцами билось и пульсировало описание существа, рожденного небом моих иллюзий и воображения. Я касался пальцами слов. Целовал страницы, вдыхал запах чернил, но понимал, что все это – лишь сумасшествие, что я болен, всего лишь болен, и не в силах вызвать ее к жизни. Я заплакал, как беспомощный младенец, орошая бумагу соленой водой, выдыхая ее имя – о да, у нее было имя, хоть я его и не знал. Я молил о смерти, потому что понимал, как далеко зашел в безумии, что отныне я не смогу создать ничего более совершенного, и что теперь моя жизнь должна превратиться в бессмысленное ожидании несбыточного чуда. Знание это отравляло меня изнутри медленным ядом немощи и холодной дрожи, хотя при этом я был распален и пылал жаром. Кажется, у меня поднялась температура. Это была неизлечимая болезнь, и я страдал от нее так, как никогда в жизни ни от чего другого.

Когда бумага загорелась под моими пальцами, я закричал и отпрянул назад в страхе. Свет от огня был настолько ярок, что глаза мои слепли, зрение изменяло мне, сердце билось так часто, что на мгновение, я поверил, что умираю – и вздохнул с облегчением, наконец-то прервется этот изнурительный ад безумия. Я закрыл глаза и приготовился увидеть иной мир, когда моего лица что-то коснулось. Прикосновение было столь неожиданным, что я испуганно вскрикнул и распахнул широко глаза, в изумлении глядя на того, кто явился в эту минуту в мой сумасшедший мир.

Тебя зовут Натали. Ты создана из бумаги, слов, чернил, моих молитв и света, что рождает собой лишь истинное искусство. И пусть я безумен, пусть разум мой далеко за пределами этого мира, но я знаю, кто ты и откуда. Сегодня я наконец написал тебе твою историю. Не смейся. Она – чистая правда. Пусть и написанная руками сумасшедшего на простой бумаге.