Адель

Она проснулась оттого, что её мучила мигрень.
И ведь поняла это сразу, как только повернулась на бок.
Старые пружины совсем уже обветшавшей кровати заскрипели под её почти невесомым телом.
Едва тонкие, музыкальные пальцы её дотронулись до бутона светильника, как тут же маленькая лампочка под блеклым абажуром осветила старенькую неприбранную комнатку в квартире, которую часто называют «студией».
 
Кряхтя и охая, сухопарое тело встало с кровати, обуло ноги в стоптанные тапки, когда - то мерцавшие люрексом; потом, громко высморкавшись в салфетку, нехотя добрело до балкончика и открыло двери.
Откуда - то снизу раздавались звуки проснувшегося города.
- Ницца проснулась - сказала старушка самой себе.Это была женщина лет восьмидесяти, когда - то, полвека назад, блиставшая в свете.
Сейчас же она медленными шагами едва добрела до прихожей. Стоя в пеньюаре, привычно провела почти беззубой расческой по редким волосам и также, нехотя побрела в ванную. Включив воду, умылась, почистила зубные протезы, затем ловко вдела их на свое место.Вернувшись в комнату, выпила таблетку аспирина и снова легла в постель.
Она совсем было собралась спать, как вдруг вспомнила, что сегодня суббота, а значит, предстоит свидание.

Все последние годы она жила только этим, только свиданием с Ним. Ни разу не изменив этому правилу, непременно шла на назначенное рандеву…
Когда - то, давным - давно, она была актрисой, и весьма известной.
 Окончив престижную школу искусств, Аделаида почти сразу стала примадонной одного из театров драмы. Мужчины забрасывали любовными письмами, а женщины строили козни, как умеют это делать только они, дьяволицы.

Она выходила замуж неоднократно, что было неудивительно с её внешностю и талантом,но всякий раз неудачно. Детьми её Бог не наградил, и поэтому, после развода, она оставалась одна.
 Аделаида не успела и глазом моргнуть, как стукнуло пятьдесят.
Ей все реже доставались роли в кино и в театре, её почти не звали петь в концертных программах, хотя Аделаида обладала изумительной красоты голосом.
Она умело берегла свой голос,как самое дорогое сокровище на свете. Не ела мороженого, не курила длинных сигар, хотя это и было в моде, не повышала голоса без надобности.Боясь перегрузить голос, она даже научилась отвечать на вопросы жестами, хотя в совершенстве владела тремя языками. Помимо родного русского и французского, знала итальянский, которым овладела, живя с третьим мужем - итальянцем. Настоящая фамилия её была - Курепова, но на афишах её имя писалось иначе - АДЕЛЬ КУРЭ.

Старость подкралась к ней незаметно, и Адель, привыкшая жить"на широкую ногу", вынуждена была продать почти все, что имела.
Даже драгоценности она относила в ломбард без сожаления, ибо не платила за них в своё время ни сантима.
В один, далеко не лучший день, она вдруг ощутила почти осязаемую пустоту в квартире, и поняла, что продано все.

 Актриса обратилась к агентам, и они слетелись быстро, как пчелы в улей, подсуетившись, продали четырехкомнатную квартиру в Париже, затем купили ей студию в Ницце.
 Женщина была довольна сделкой, ибо рассчитывала умереть примерно в то время, когда закончатся её сбережения.
Но деньги, имеющие свойство кончаться гораздо раньше, чем ожидаешь, внезапно истаяли, и Адель мысленно ушла из этой жизни...
Она никого не знала в этом городе, никуда не выходила, давно потеряв интерес ко всему - не смотрела телевизор и не читала газет. Лишь радио сообщало ей точное время и погоду.

Слегка послушав свое сердце и пощупав пульс , женщина встала с постели, нашла свой парик, надела его, сменила пеньюар на твидовый костюм молочного цвета, ощупью обнаружила в сумочке губную помаду, нанесла её на сухие истончавшие губы, затем, решив сделать румяна, ткнула помадой в обе щеки, оставив ярко - алые пятна на сморщенной коже. Последним штрихом в портрете были белые лайковые перчатки, которыми она стыдливо прикрыла свои давно неухоженные руки…

Адель, как белое облако, постукивая каблуками «лодочек», вышла на улицу.
Одетая, она почувствовала себя гораздо увереннее, и легкая, загадочная улыбка осветила её сморщенное от старости лицо.

-Ты ждешь меня, мой хороший,- пробормотала она, пересекая бульвар Гроссо.
-Ну вот, я и пришла - прошептала, подходя к любимому кафе «Матрёшка».
Как обычно, она села за столик справа от двери, и слева от православной церкви.

Здесь, на улице Николая Второго всегда было многолюдно из-за туристов.
Мигрень почти прошла, и Адель почувствовала себя хорошо.

Пришел гарсон, всегда один и тот же, улыбчивый Давид:- Bonjour, madame! ;a va ? - спросил он, одновременно ставя на стол её любимые пирожки с чаем.
- Да, да - отвечала она быстро, как бы умоляя не мешать её тайному свиданию.
 
Давид ушел, и Адель наконец заговорила с ним :
- Боже мой, наконец - то мы одни, и я могу рассказать тебе, как я жила эту неделю. Я много думала о нас. И, знаешь, я ещё жива потому, что должна приходить к тебе.
Непременно каждую неделю! Я была молодцом, много спала, гуляла по набережной, даже читала что-то, что именно - не помню… Адель замолчала.
- А сегодня я едва вспомнила о нашем свидании, видишь, какая я старая?
 Да и ты ведь не молодеешь, а ? - старушка захихикала, игриво грозя ему пальцем. - И изменяешь мне со всеми подряд - она щелкнула его по носу.

Шутка показалась ей удачной, и она засмеялась , потряхивая буклями. Рукой в перчатке она взяла пирожок и с наслаждением откусила кусочек, затем ещё и ещё , запивая их горячим чаем. Адель занялась едой, отключившись от всех и вся. Когда последний кусочек был съеден, она промокнула губы салфеткой, положила мелочь на блюдце со счетом и вдруг вновь обратилась к нему:

 - А знаешь, я прощаю тебе  твои измены - ведь у тебя такая работа… Не скучай по мне, я приду в следующую субботу, если ещё буду жива…
Сказав это, Адель быстро склонилась к фарфоровому чайнику с изображением двуглавого орла и ...нежно поцеловала его.